Ровесники. Герой асфальта (СИ) - Страница 114

- Вот дурак. – Опять по-старчески сварливо шепчет Виталик. – А потом с ангиной на полмесяца свалится как всегда.

- Помолчи. – Я всё-таки теряю терпение. И без того сердце стучит слишком неровно. Вадька тоже сегодня пил. Где и с кем – мы, правда, так и не выяснили. Однако это ничуть не мешает ему ловко, совсем по-кошачьи взобраться по стволу вверх. Два-три движения – и он уже на полпути к успеху. Вот только ветки у него под ногами сухие и слабые…Не дай бог… У меня кровь стынет в жилах…

- Упадёт. – Шепчу теперь уже я. – Упадёт же…

Этого боятся все. Все, кто стоит вокруг, и даже зарёванная Иришка уже, кажется, забыла про Нюську, в страхе наблюдая за другим своим любимцем, решившимся на такую опасную авантюру ради её кошки.

- Вадька! А ну слезай, сейчас же! – Строго кричит Воронина. – Не валяй дурака, ты до туда не достанешь! Она на самой макушке сидит! Слезай, говорю! Разобьёшься!

- Не разобьюсь!

Вадим и правда очень осторожен. Аккуратно переставляя ноги с ветки на ветку, он медленно поднимается всё выше и выше. Ствол всё сужается и сужается, а там, где застряла несчастная Нюська, ветки совсем тонкие, как прутики. Я словно под гипнозом. Мои глаза намертво прикованы к каждому движению Канарейки. Подошвы ботинок скользят… Я вижу, как он то и дело хватается руками за ствол, удерживаясь практически на весу. Номер, достойный цирковой арены. Вот только страховки нет. И неизвестно, чем всё это кончится.

Расстояние сокращается…Осталось совсем немножко…Вадим протягивает руку, молниеносно хватает кошку за шиворот и крепко прижимает её к груди. Теперь главное – спуститься. Как он это сделает, если одна рука занята?!

- Кидай её, дуру! – Кричит Воронин. – Кидай, ничего ей не сделается! А сам слезай! Осторожно только!

- Сейчас!

Только «сейчас» не получается. Спятившая вконец Нюська никак не желает быть грубо сброшенной с высоты. Всеми четырьмя лапами она цепляется за Вадима как утопающий – за спасательный круг, и он, как ни пытается, не может оторвать от себя перепуганное животное. Начинается откровенная борьба… Явно – не в пользу человека… Очередной взрыв петарды – и Нюська яростно виснет у Вадим на шее, царапая её всеми передними когтями… Короткий крик… Треск сучков… Я всё ещё не верю своим глазам…

- ВА-АДЬКА-А-А!!!

Изумлённо оборачиваюсь… Эхо этого вопля ещё, кажется, звенит в воздухе, а Виталика возле меня уже нет. Его как будто сдуло ветром…

Глава 39

Как прекрасна новогодняя ночь!...За несколько часов, кажется, проходит целая жизнь – как в той знаменитой киноистории про баню и Ленинград. Один шаг от любви до ненависти, и рукой подать от холодной войны до теплой дружбы. «Йес, йес, йес!» - хочется мне закричать, на западный манер дёргая сжатым кулаком. Свершилось! Лёд тронулся! У-ау!!! Но это в мыслях. На самом деле, радоваться-то особенно нечему. Вот уже полчаса в гостеприимной квартире Ворониных царит хаос.

Во-первых, здесь нету телефона, а «скорую» вызвать необходимо – грохнувшись с самой верхушки берёзы, Вадим потерял сознание. Ненадолго, правда – минуты на две, и сам он позже объяснял, что это – от боли в руке. Однако никто не желает его слушать – мало ли чего он мог себе повредить, падая с такой высоты? Поэтому, невзирая на горячие протесты, Вадима поспешно отвели к Ворониным и чуть ли не силой уложили на кровать в комнате девочек.

- Лежи и не шевелись. – Приказала ему Татьяна Евгеньевна. – Вдруг у тебя сотрясение мозга? Сейчас врача вызовем.

- Нет у меня никакого сотрясения. Только вот рука…

Рука, похоже, на самом деле сломана. Вадим жмурится и, скрипя зубами, едва сдерживает стон. Он всё ещё пытается встать, но Виталик укладывает его обратно.

- Даже не думай. Знаешь, мне, конечно, всегда было ясно, что ты без тормозов. Но чтобы до такой степени! Совсем спятил – из-за какой-то кошки чуть шею себе не свернул.

Виталик ругается по привычке, но в голосе его слышится столько тревоги и заботы, что Вадим слабо улыбается, радуясь, наверное, хотя бы таким образом вернуть расположение старого товарища.

- Если б знал – ещё недели полторы назад с крыши сиганул бы специально…

- Чего? – Виталик с досадой крутит пальцем у виска. – Дурак ты, Вадь! Смешно тебе?

- Ага…Ещё как. – Вадим уже откровенно дурачится, хотя я чувствую, что таким образом он просто пытается отвлечься от боли.

В комнату заходит Владимир Михайлович в сопровождении дочерей. При виде Канарейки, раскинувшегося на кровати, Иришка начинает хлюпать носом:

- Вадь… Это я виновата, прости меня… Чем тебе помочь?

Он улыбается, с нежностью глядя на девочку:

- Замуж за меня пойдёшь, Ириш? Мне сразу же легче станет…

- Замуж?! Прямо сейчас? – Иришка замирает на месте, не веря своим ушам.

- А что? Не согласна? Смотри, пока расти будешь, меня в армию заберут.

- Ладно вам женихаться. – Вмешивается Воронин, приближаясь к дивану. Виталик вежливо уступает ему место, и Владимир Михайлович садится около Вадима.

- Руку давай, альпинист.

- Зачем?..

- Давай-давай, без разговоров.

Канарейка неловко протягивает Воронину больную руку, и тот осторожно начинает ощупывать её по всей длине.

- Сильно болит?

- Ага…

- Где сильнее?

- Я не знаю… Везде.

- Так кажется. Где-то должно быть сильнее.

После лёгких касаний пальцами, Владимир Михайлович начинает надавливать в разных местах. Лоб Вадима прямо у меня на глазах покрывается испариной, он весь дрожит, как натянутая струна, уже теряя самообладание.

- Тут больно?

- Да.

- А тут?

- Тоже.

- И здесь тоже?

- А-а-а!!! Не надо, Владимир Михалыч!!!

Кажется, Воронин нашёл то, что искал. Это чуть повыше запястья. На Вадима тяжело смотреть – он того и гляди повторно лишится чувств.

- Ну что там? – Заглядывает в комнату Татьяна Евгеньевна.

- Перелом, естественно. – Спокойно констатирует её супруг. – Вот только не пойму, почему вся рука-то болит? Шевелить ею, говоришь, тоже не можешь?

- Да…Там…Владимир Михалыч, там, кажется, ещё плечо вывихнуто. Поэтому руку поднять невозможно.

- Вывихнуто, говоришь?

Начинается ещё одна утомительная процедура, в процессе которой Воронин вертит несчастного Вадима в разные стороны, нажимая ему на плечо сильными и почему-то очень умелыми пальцами прирождённого хирурга. За этой сценой наблюдаем мы четверо: я, Виталик и сёстры Воронины. Остальные ребята, насколько мне известно, помогают Татьяне Евгеньевне приводить квартиру в порядок после праздничной гулянки. Ирина Павловна где-то носится в поисках телефона. И только виновница происшествия – дымчатая Нюська, слоняется по дому без дела, гордая и важная как королевна. Мягко ступая лапами, подходит к Иришке, привычно трётся о её ноги, требуя законного внимания к своей персоне, но девочка грубо отпихивает её ногой в сторону:

- Иди отсюда, дура… Всё из-за тебя!

Она, кажется, уже ненавидит свою недавнюю любимицу, видя, как по вине кошки мучается сейчас её обожаемый кумир. Я смотрю на эту десятилетнюю девочку и с небывалой теплотой в душе убеждаюсь в том, что вижу сейчас перед собой замечательный образец типичной первой любви. Слишком ранней, конечно, совсем ещё детской. И, тем не менее, любви. Возможно, с годами она и пройдёт, а возможно, станет только прочнее и взрослее, как и сама Иришка. Пока же она слишком близко к сердцу принимает всё, что происходит с Вадимом, и одна из всех нас пытается остановить Владимира Михайловича.

- Па-ап, ну хватит… Что ты всё делаешь? Пусть его лучше врач посмотрит.

- А ты думаешь, врач с ним лучше будет обращаться? – Не отвлекаясь, усмехается Воронин. – Они вообще церемониться не станут. Тем более, когда узнают, что он пьяный на дерево лазил.

- Я не пьяны-ый. – Стонет Вадим. – Вы что, сами не знаете? Это всё кошка…

- Кошка-кошка. Какой чёрт тебя за ней понёс? Не померла бы она там.