Роузуотер. Восстание - Страница 19

– Это ошибка, – говорит Аминат. – Артефакт.

– Никаких ошибок. Несколько минут назад я заставил ребят провести повторный анализ.

– А почему ты такой спокойный?

– Я не спокойный. Я взволнован.

– Если бы ты дергался или говорил побыстрее, было бы более очевидно.

Аминат набирает Феми Алаагомеджи.

Прежде чем она успевает хоть что-то сказать, Феми спрашивает:

– Кто, блядь, такая эта Алисса Сатклифф?

Переодеться Аминат не успевает. Автопилот доставляет ее по адресу, который Олалекан выудил из больничной базы данных. Естественно, Феми узнала об объекте раньше Аминат.

– «Кто, блядь, такая эта Алисса Сатклифф?» – Аминат щелкает языком. – Кто. Такая. Алисса. Сатклифф? Мне-то откуда знать, сука? – Она просматривает листы с поспешно собранной Олалеканом информацией.

Алисса Брайони Сатклифф, в девичестве Мэтлок. Родилась в Англии, в Лондоне. Возраст – тридцать семь лет. Супруг: Марк Энтони, тридцать два года, художник, ранее проживал в Претории. Один ребенок: Пейшенс Адеола.

Алисса Сатклифф – натурализованная нигерийка. Переехала в Роузуотер из-за проблем со здоровьем. Рассеянный склероз. Работает в управлении «Честной страховки».

Уровень ксеноформ в организме Марка Сатклиффа – двенадцать. О Пейшенс данных нет, так как кровь на анализ у нее не брали. На первый взгляд кажется, что такой всплеск у Алиссы никак не обусловлен окружающей средой.

Аминат рассматривает ее фотографию. Миленькая белая шатенка. Машина резко поворачивает, и Аминат роняет фото. Она пользуется возможностью выглянуть в окно. Пригороды. Одинаковые улицы, ряды одинаковых домов. Через каждый метр дороги – одинаковые декоративные пальмы. Как хоть эти люди себя друг от друга отличают?

В этом районе в основном живут экспатрианты; в таком мультикультурном месте, как Роузуотер, это кое о чем говорит. Какие-то белые детишки, играющие у себя во дворах, замирают, провожая взглядом проезжающую мимо черную женщину.

– До точки назначения три секунды… две… одна… вы на месте, – сообщает автопилот.

– Ручное управление, – приказывает Аминат, минует дом Сатклиффов, разворачивается и паркуется. В доме никаких признаков жизни. – Просканируй защитные системы в округе.

– Ждите… ждите… исполнено.

– Доложи о результатах.

– Во всех домах стандартные системы.

– Жильцы?

– Жильцы отсутствуют. Сигнатура автомобиля отсутствует.

Значит, ничего необычного. Их просто нет дома. Сегодня воскресенье. Возможно, они просто отправились в церковь, как положено хорошим маленьким англиканцам.

Кто, блядь, такая эта Алисса Сатклифф и какого хуя она мешает моему полету в космос?

Феми не отправит ее на «Наутилус», пока с этой проблемой не разберутся.

Нет смысла лететь неведомо куда, пока у нас по округе шастает таинственная женщина, которая больше инопланетянин, чем человек. Как нам узнать, что она такое? Человек, превращающийся в инопланетянина, или инопланетянин, становящийся человеком?

Не знаю, мэм.

Вот и я тоже, а хотела бы узнать. Я не люблю чего-то не знать и не люблю тайны. Ты любишь тайны, Аминат?

Нет, мэм.

Тогда выясни, кто она такая, и притащи ее в лабораторию на анализы. Не беспокойся, aburo, «Наутилус» никуда не денется, пока мы ловим Алиссу Сатклифф.

То есть пока Аминат ловит Алиссу Сатклифф. В салоне уже попахивает высохшим потом. В этом пригородном аду не водится магазинов шаговой доступности, а в машине нет ни сменной одежды, ни дезодоранта.

Аминат начинает чесаться.

Хуже костюма для слежки и придумать нельзя.

Проходит время.

По радио говорят о следе ботинка, обнаруженном в банковском районе Алабы. Оставившая его нога продавила асфальт. След появился ночью и вызвал панику. Людей пугает его размер. Журналисты опрашивают нескольких человек. Что за великан оставил этот отпечаток? Не новое ли это вторжение инопланетян, о котором говорят предсказатели?

Аминат переключается на другую станцию. Это фальшивка. Такая же, как круги на полях. Поэтому и выбрали банковский район в субботу ночью. Чтобы свидетелей не было.

У Аминат рождается мысль, и она звонит Олалекану.

– Да, босс?

– Лекан, я на улице Нкрума. Найди для меня кое-что. Любые анализы крови, сделанные поблизости. Проверь уровень ксеноформ, посмотри, нет ли высоких показателей.

– Мы бы это заметили, – говорит Лекан. Кажется, он ест.

– Я имею в виду, относительно высоких. Около сорока процентов. Сами по себе они бы тревогу не вызвали. Я хочу знать, нет ли в этом районе скопления людей с высоким уровнем ксеноформ.

Лекан перезванивает через полчаса.

– Результат отрицательный.

– Никаких высоких показателей?

– Никаких высоких показателей. Либо низкие, либо не поддающиеся выявлению.

Странно. Но, по крайней мере, это значит, что Аминат не придется изолировать этот район.

На станции со старой классикой группа Drifters играет «Under the Boardwalk».

Аминат старается не заснуть.

Бевон не верит своим глазам. Он даже на всякий случай протирает их, хоть и знает, насколько это нелепый жест.

Он стоит у входа в кухню после спокойного ночного сна. И смотрит на растение, огромное растение, поднимающееся из его раковины на высоту в шесть или семь футов, с толстым стволом – он слишком велик, чтобы его можно было назвать стеблем, – и шипами, похожими на арбалетные стрелы. На нем даже цветок есть, бледно-розовый, на уходящем влево отростке.

– Господи Иису…

Как оно сумело так быстро вырасти? Где у него корни? Бевон – не ученый, но какая-то часть его мозга знает, что растениям нужен солнечный свет. Почему оно так развилось в темноте?

Он делает шаг в кухню и слышит плеск. Пол залит водой. Из-под раковины доносится негромкое шипение и Бевон понимает, что прорвало трубу.

– Olodumare, ki ni mo se? – «Господи, в чем я согрешил»?

Бевон выходит из квартиры босиком и идет в конец коридора. Смотрит в окно, на мусорные баки, почти ожидая увидеть, что выдернутые прошлой ночью побеги тоже разрослись, но ничего подобного на улице нет.

Он возвращается в квартиру и достает из кладовки дедушкин мачете. Решительно бросается в кухню и с размаху обрушивает его на ствол. Реакция следует немедленно, как у мимозы, но куда более бурная. Как только из разреза в стволе начинает струиться сок, листья содрогаются и воздух наполняется пыльцой. Бевон чихает, вдыхает, снова чихает и роняет мачете.

У него кружится голова. Все предметы в поле зрения окутывает мерцающий свет, окрашивая их в основные цвета, как в мультфильме. Бевон упирается рукой в стену, чтобы не упасть, а потом соскальзывает в воду, не обращая внимания на сырость. Его руки источают небесное сияние.

– А-а-а.

Он ложится на пол, лицом кверху. На потолке видно пятно, похожее на карту страны. Оно зачаровывает Бевона, хотя он и знает, что причина появления пятна – протекшие у соседей трубы. Оно светится так же, как и все вокруг.

Кажется, Бевона сейчас стошнит. Горькая желчь поднимается из пустого желудка.

Какое-то время он проводит в прострации, а потом вдруг вскрикивает от острой боли. Тени теперь лежат под другим углом, и Бевон понимает, что прошло несколько часов. Что-то воткнулось ему в ногу.

Он садится – и кричит. Листва заполонила всю кухню. Поранил его придаточный корень, впившийся в мизинец на левой ноге. Из раны течет кровь, но как-то лениво, точно нехотя. Корень отдергивается и скрывается из вида. Что до правой ноги… Бевон не может понять, что он видит. Его правая ступня исчезла, сменившись запутанной корневой системой. Боли нет, но Бевон ощущает, как по его телу струится что-то жидкое и холодное. Он не чувствует правую ногу, и онемение поднимается все выше.

Он пытается отползти, отталкиваясь руками и уцелевшей ногой. Бедренный сустав отвечает на это мучительной болью, растение – активной реакцией. Воздух снова заполняется этой… пыльцой, и, вдохнув ее, Бевон вновь познает покой. Сияние возвращается.