Роузуотер. Восстание - Страница 10

Опоры накачивают ксеноформами и запускают их в космос в качестве малоценных разведчиков, отыскивающих подходящую планету.

Оставшиеся домяне копируют себя – свои разумы и воспоминания – на биомеханические устройства хранения. Колоссальную серверную ферму размещают на второй луне Дома. Философы и ученые заверяют домян, что они будут жить вечно, а когда настанет пора, смогут переселиться в новые тела. Теоретически. Домяне позволяют своим биологическим телам умереть и впадают в вечный сон в лунном комплексе.

За серверами присматривают членистоногие механизмы на солнечных батареях. Похожие на бабочек роботы поддерживают целостность данных на каждом из миллиардов серверов, перелетают с одного на другой, как будто опыляя их. Кто знает, что снится спящим домянам?

На лунной базе есть и более крупные механизмы, небольшие адаптивные многорукие машины, контролирующие информацию, пересылаемую странствующими ксеноформами. Земля – единственная теоретически пригодная для жизни планета, на которой смогли выжить опоры. Ксеноформы присылают информацию, порождающую неслышный сигнал тревоги в похожем на мула роботе, который немедленно отращивает четыре ноги и на скорости тридцать шесть миль в час мчится к конкретному серверу, огибая астероидные кратеры, лунные скалы и обломки упавших спутников. Он переносит этот сервер на базу, где куда более маленькое и изящное многолапое насекомое начинает тонкий процесс подключения сервера к главному процессору.

Другие машины активируют воздушный шлюз и наполняют комнату содержимым подземных газохранилищ. Этот газ – не воздух и неспособен поддерживать жизнь, но его молекулы могут вибрировать, создавая звук.

У пробужденной ученой уходит шесть дней на то, чтобы установить контакт с процессором и понять, где она находится. Она активирует динамики, из которых доносятся слова. Они электронные и лишены интонаций, но смысл их ясен.

– Приветствую тебя. Я не знаю твоего имени и не знаю, понятен ли тебе язык, на котором я говорю. На Доме существует более тысячи языков и диалектов. Я опробую каждый из них. Я назначена куратором процесса воскрешения. Меня зовут Луа, я говорю с тобой по односторонней связи, а потому не смогу ощутить твой ответ. Факт моего пробуждения означает, что произошел сбой.

Слышать ее речь – странный опыт, как подпевать старой песне о любви. Энтони знает все слова, и предвкушение каждого рождает звуковой вариант послеобраза. А еще он знает, что, на каком бы языке ни говорила ученая, человеческий мозг переводит его на земной язык и подбирает земные эквиваленты выражений.

– Вот что должно было произойти, – продолжает Луа. – Ксеноформы должны были прислать нам данные о том, насколько преобразован каждый из землян. Они это сделали, и в начале последнего солнечного цикла обслуживающие машины были оповещены о первом полном преобразовании. Это запустило особый протокол, целью которого является проверка возможности трансмиграции нашей расы. Был пробужден специально отобранный домянин, и его сознание переписано в преобразованного человека.

Луа больше часа тратит на обсуждение технических подробностей процесса, но Энтони отвлекается и проматывает воспоминание дальше.

– Мы потеряли контакт через несколько наносекунд после передачи. Скорее всего, человеческий организм, ввиду своей примитивности, неспособен выдержать разум домянина. Возможно, нам все же следовало приказать ксеноформам построить тела, имитирующие нашу анатомию.

Энтони знает, почему они этого не сделали. Аборигены адаптированы к жизни на этой планете. Логично использовать тела, приспособленные к среде, которую ты пытаешься покорить. Он также знает, что среди домянских философов полыхали жаркие споры на эту тему. Переписанные индивидуумы будут домянами res cogitans, но не res extensa, а ведь даже в этом случае возникли бы проблемы. Ксеноформы считаются биологическими машинами, а значит, и построенное из них тело будет машиной. Разум домянина внутри машины не поддавался никакой… классификации. Что еще хуже, эта машина будет создана на основе человека – инопланетянина, не-домянина. Некоторые говорили, что такова цена космического выживания, что так выглядит принудительная эволюция.

Луа говорит:

– Прежде чем мы перешлем на Землю миллиарды домян, мы должны быть абсолютно уверены в том, что этот процесс работает. Мы не можем продолжать, пока не узнаем, что случилось с первым из нас. Опора, ты должна найти тело, изучить его и переслать мне все полученные данные.

Энтони выходит из транса. Луа также переслала технические подробности: что, как и почему он должен сделать, когда найдет тело, – но все это хранится в его памяти и доступно в любой момент.

Его назвали опорой впервые. Он чувствует, как под землей ворочается необъятное тело Полыни, недовольной тем, что Луа не использовала конкретное имя. Энтони, Полынь, Полынь, Энтони. Одно и то же? Человек? Домянин?

Энтони открывает глаза и видит, что над ним склонилась его любовница. Она улыбается; он – нет.

– Я должен уйти, – говорит Энтони. – Прощай.

И умирает.

– Мне нужно к врачу, – повторяет Алисса.

– Так и не полегчало? Я запишу тебя на понедельник. – Марк бросает ключи от машины на тумбочку.

– Нет, не надо меня записывать. Мне нужно к врачу сегодня. Сейчас.

Марк подходит, чтобы поцеловать ее, но Алисса отворачивается. Она жалеет об этом, но движение получается невольным. Она не чувствует к Марку никакой симпатии.

– Ладно. А почему? То есть я, конечно, отвезу тебя в больницу, Алисса, но ты не выглядишь больной. Что стряслось?

– Разве это не касается только меня и врача?

– Я же твой муж. – У Марка оскорбленный, обиженный голос.

Алисса вздыхает:

– Я этого не знаю.

– Что?

– Я не знаю, правда ли ты мой муж.

Марк смеется, но это нервный смех.

– Перестань меня разыгрывать, Ал.

– Я тебя не разыгрываю. Прости, но я тебя не помню.