Ротмистр - Страница 1

Профессор Санкт-Петербургского университета Фридрих Карлович Яттс выбрался из почтового тарантаса под сентябрьскую морось, и, кутаясь в набрякший от влаги плащ, с тоской посмотрел на свои желтые лакированные штиблеты, по щиколотку утопшие в грязь, на багаж, сваленный тут же, и беспомощно огляделся. Хутор Шишовка название свое полностью оправдывал. Два десятка почерневших от времени и дождя изб, окруженных подгнившими жердями, затерялись на бескрайних просторах Российской Империи. Вплотную к изломанным лоскутным огородикам стеной подступал суровый таежный лес, простиравшийся на многие сотни верст вокруг. Единственная ниточка цивилизации – узкая петлючая дорога, не дорога – тропа, отблескивающая скопившимися в колеях ручейками, заканчивалась здесь, у ног профессора.

— Фридрих Карлович? — скорее для порядка осведомился молодой человек неслышно возникший позади. Вряд ли в такую глушь заехал бы случайный человек.

— Прошу простить за задержку. Меня зовут Вортош.

— Это имя или фамилия?

— Имя.

— Честь имею, — профессор недовольно поджал губы. — Полагаю, неотложное дело, по которому меня сюда вызвали, стоит затраченных мной усилий.

Вортош дипломатично склонил голову набок:

— Прошу за мной.

— Черт знает что такое, — запричитал Фридрих Карлович, оскальзываясь на мокрой траве. — Я бросаю лекции, бросаю научную работу, бросаю все!.. И, не знамо зачем, тащусь в эту Тмутаракань. Сначала паровозом, после на перекладных, после на обыкновенной телеге… Вы знаете, что такое провести две недели в путешествиях по российским дорогам? Вот уж, воистину, две беды…

— Боюсь, Фридрих Карлович, — обернулся Вортош, — что здесь одной бедой меньше.

— Что же, все умные?

— Отнюдь. Просто дорог нет вовсе.

— Шутки шутить изволите, — профессор вздохнул.

Подле оседланных лошадей отирался сутулый мужичок, то и дело оглаживающий кучерявую бороденку.

— Это – Аким. Проводник из местных, — Вортош умело навьючивал кладь.

— Можно ехать, что ль? — мужичок нетерпеливо поправил на плече ремень двуствольного ружья. — Засветло б добраться.

— Позвольте! Не хотите ли вы сказать, что мне придется еще и верхом, так сказать?..

— Верст десять, — Вортош помог кряхтящему профессору взобраться на лошадь. — А после пешком…

— Все! Довольно! — запротестовал тот, размахивая руками. — Не желаю более вас слушать! Немедленно снимите меня и отправьте обратно в Петербург!..

— Фридрих Карлович! — Вортош сел в седло. — Вы изволили спросить, значима ли причина, вызвавшая ваш визит? Так вот, посмею вас заверить: да!..

Нахохлившийся, похожий на мокрого воробья Фридрих Карлович, едва переставлял непослушные ноги в презентованных Вортошем кожаных сапогах, обессилено переваливался через поваль с задранными уродливыми дланями корневищ. Аким уверенно вел сквозь непролазные дебри, огибал топи, угадывал места бродов голосистых каменистых речушек, останавливался, терпеливо ожидая медлительных своих спутников, дымил махоркой. Как он ориентировался в тайге без новомодного компаса, без карты, при небе, затянутом тучами, ведал один лишь Господь. Дважды проводник вскидывал ружье, выцеливая копошащегося в буреломе медведя, почтительно величаемого в здешних местах "хозяином". Уже в сиреневых сумерках забрезжили впереди яркие язычки костров.

— Добрый вечер, Фридрих Карлович! — навстречу, в сопровождении людей с факелами, выступил широкоплечий высокий господин. — Надеюсь, путешествие было не слишком утомительным?

— Оставьте ваши любезности! — раздраженно отозвался профессор, всматриваясь в выразительное при свете факелов лицо. — Здесь, похоже, любой знает меня по имени отчеству. С кем имею честь?

— Простите, виноват! Ливнев Матвей Нилыч, начальник экспедиции. Мои коллеги в Петербурге отрекомендовали вас как лучшего специалиста в области археологии и палеонтологии, и я крайне благодарен вам за то, что вы откликнулись на мой призыв. Все вопросы, коих у меня, уверяю, накопилось ничуть не меньше, чем у вас, предлагаю отложить до завтрашнего утра. Вам сейчас нужно отдохнуть, поужинать, переодеться в сухое. Проводите профессора в палатку!..

— Подождите, умоляю! — заломил пальцы Фридрих Карлович. — Все, что вы сказали, очень лестно, однако я никогда не решился бы отправиться сюда, если бы не любопытство, порок, который меня, в конце концов, погубит. Одна лишь мысль не давала мне послать к черту всю эту затею и вернуться с полпути домой… Покажите, что же вы нашли!

— Извольте, — кивнул Ливнев после недолгого раздумья и жестом пригласил профессора следовать за собой.

Трепещущий свет факелов выхватывал из темноты толстые, в два, в три обхвата, стволы лиственниц и елей, казавшихся столпами, подпирающими небеса. Где-то там, в вышине их кроны душили друг друга в объятиях в борьбе за солнечные лучи. Под сплошной зеленой кровлей рос один лишь бурый, местами доходивший до колена мох, наползающий волнами на громады серых валунов. Ливнев запрыгнул на пологий пласт камня, сделал несколько шагов и остановился, осветив в гранитной глыбе нишу в форме человеческого силуэта. Кто-то будто полежал на спине, вытянув руки вдоль тела, и оставил после себя отпечаток во весь рост, на глубину ладони ушедший в твердь. Не говоря ни слова, Фридрих Карлович опустился на колени и принялся ощупывать стенки формы, будто желая убедиться, что перед ним не мираж. Фигура поражала тщательностью исполнения: конечности были абсолютно пропорциональными, без малейших изъянов или дефектов. Профессор нащупал косточки спинного хребта, мочки ушей, да, что там, ногти на мизинцах и безымянных пальцах. Переминающийся с ноги на ногу Ливнев деликатно кашлянул.

— Поразительно! — выдохнул профессор. — Поразительно! Никогда ничего подобного, клянусь!.. Похоже на усыпальницу или саркофаг… Или окаменевшее захоронение древнего человека…

Фридрих Карлович шипел проклятия себе под нос, не видя и не слыша ничего вокруг, истирал брюки о шершавый камень, изредка, покусывая огрызок карандаша, делал пометки в потрепанном блокноте. За последние несколько суток профессор осунулся, почернел лицом; запавшие, покрасневшие глаза отблескивали из глазниц лихорадочным безумием: крайнее возбуждение отняло сон, позволяя забыться лишь на пару часов тревожным маревом беспамятства.

— Вы можете сказать каким веком датируется фигура? — осторожно поинтересовался Ливнев.

— Черта с два! — Фридрих Карлович поднялся, отряхивая колени. — Черта с два я могу сказать хоть что-нибудь определенное!.. Никаких стесов, никакой каменной крошки в порах… Вряд ли это рукотворное изваяние, больше похоже на отпечаток некогда жившего человека в затвердевшей со временем породе. Науке известны подобные находки, пусть не такого умопомрачительного качества, но…

— Говорите же, — подбодрил Ливнев, видя колебания профессора.

Тот пожевал губами, нахмурился.

— Вот тут-то и кроется главная загвоздка. Фигура выполнена уже в твердом граните. Взгляните, здесь будто прошли шлифовальным кругом, врезались в изначальную структуру породы. Вода, ветер за долгие годы делают камень пористым, а ниша гладкая, как стекло. Внутри не прижился ни мох, ни лишайник. Сей факт свидетельствует только об одном…

— Продолжайте, Фридрих Карлович, — Ливнев впитывал каждое слово.

— Рельеф нанесен несколько месяцев назад, — профессор развел руками. — А может статься – недель… То есть, неизвестный скульптор, вкупе с необходимым оборудованием, забрался в таежную глухомань, чтобы исполнить ювелирную работу на потеху лесному зверью! Бред!..

Ливнев прищурился, покивал головой. Фридриху Карловичу почудилось, что тот нимало не удивлен противоречивыми его выводами, а, наоборот, ожидал услышать нечто подобное. К слову сказать, впечатления ученого мужа начальник изыскательской партии не производил: рослый, широкоплечий, уверенный в движениях, он скорее напоминал офицера гвардии. Да и порядок в лагере царил соответствующий: вежливые молодые люди, с немигающим, внимательным взором подчинялись Ливневу беспрекословно.