Россия вечная - Страница 14

Первое положение во многом впоследствии критиковалось и казалось многим весьма спорным, хотя, несомненно, важнейшие черты характера народа действительно этому соответствовали, по крайней мере, до начала ХХ века. Относительно же превосходства православия – это стопроцентно подтвердилось в истории (от Вечности это было ясно само собой, исходя из сущности православия), так как современное западное христианство находится духовно в настолько деградированном состоянии, что оно не только отошло от нормального традиционного христианства, но в своих некоторых протестантских, особенно англосаксонских, ветвях фактически потеряло право называться религией вообще, опустившись ниже не только любой «языческой религии», но даже материализма как такового, превратившись в подобие политического клуба, сообщества, движения, где все религиозное обессмыслилось и потеряло свое подлинное значение.

Истинная цель таких «движений» – наглое манипулирование, «промывание мозгов» под маской религиозной лексики. В США довольно много людей посещает такие «клубы», но к религии это никакого отношения не имеет, ибо в лучшем случае здесь все сведено к сфере «психики», но не духа. К тому же на Западе большинство людей сейчас просто индифферентны к вопросам истинно религиозным, что по большому счету еще хуже, чем атеизм.

Таким образом, превосходство православия лишний раз подтвердилось в истории несколько неожиданным образом.

Еще одну черту славянофильства следует подчеркнуть особо – это уважение и прославление свободы, в том числе свободы интеллектуальной и духовной. Таким образом, в России, в стране парадоксов, свобода исторически вполне уживалась и связывалась с «консервативным» и «правым» течением, каким обычно считалось славянофильство. Кстати, Хомяков, величайший философ раннего славянофильства, подчеркивал терпимость и «догматическую сдержанность» православия. Своей вершины позднее славянофильство достигает в философии Данилевского, который, кстати, тоже всегда защищал право на интеллектуальную свободу. Это был ученый-естественник, блестящий антидарвинист, подчеркивающий Божественное происхождение сознания в человеке.

Рене Генон[15] в своем фундаментальном исследовании «Власть количества»[16] подробно касался разного рода псевдонаучных гипотез и фальсификаций, идеологическая цель которых – внедрить в социальную жизнь грубый животный материализм и отрезать людей от самой мысли о Первоисточнике их бытия и об их действительном происхождении, убедить массы людей в том, что они всего-навсего «рациональные животные», не могущие претендовать на какую-либо форму бессмертия. Сам Дарвин – он был религиозным человеком – не придерживался такого взгляда, его просто использовали.

Данилевский (главный великий труд – «Россия и Европа») еще задолго до Шпенглера обосновал учение о культурно-историческом типе цивилизации и о человечестве как о сочетании нескольких разных цивилизаций, имеющих свои собственные задачи. Он обосновал невозможность существования некой единой общечеловеческой цивилизации, показав, что на таковую обычно претендует наиболее сильная в данный момент цивилизация, которая обычно пытается подавить другие и присвоить себе право называться «общечеловеческой» за счет других. Все последующее развитие истории только подтвердило эти положения Данилевского. (Кстати, с Церковной точки зрения только Антихристу удастся объединить на время людей.) В своем отношении к славянству и к России Данилевский, надо сказать, был довольно радикален, более радикален, чем даже ранние славянофилы, ибо он полностью – и впервые! – выделил Россию как особую самостоятельную внеевропейскую цивилизацию, предсказав ей великое будущее. Более того, Данилевский писал: «Европа видит поэтому в Руси, в Славянстве, не чуждое только, но и враждебное начало»[17]. Причину этому Данилевский видел в принципиальной разнице культурно-исторических типов России и Запада, поэтому он считал, что Запад обречен на ненависть к нам, которая обосновывается им не только геополитически (Россия – сильный, опасный конкурент), но и на «органическом» и духовном уровне: Запад видит в России и православии «чужое», в глубине несовместимое с ним и потому глубоко враждебное. По отношению к русскому народу с его патриархально-крестьянским смирением, кротостью и глубочайшим религиозным чувством (что засвидетельствовано, например, и в литературе: Тургенев, Толстой, Достоевский и др.) Данилевский придерживался традиционно славянофильских взглядов о народе-богоносце, более или менее близком по духу к народу древней Святой Руси, Руси, которая как бы покоится внутри России XIX века и делает Россию истинной хранительницей православия.

Впоследствии «славянофильство» утратило свой славянский пафос (из-за скепсиса в плане духовной близости западного славянства к России), фактически на арену вышла потом «русская идея» (Н. Бердяев, Г. Федотов, И. Ильин), продолжающая, однако, многие положения славянофилов, но уже в отношении России.

Леонтьев, умерший позже Данилевского, предвидел грядущую постхристианскую эпоху, черты которой уже проглядывали в конце XIX века на Западе, хотя чисто формальный налет «религиозности» в то время еще сохранялся там. Он был консерватор-радикал, даже революционер в своем консерватизме. Более того, фактически Леонтьев был до известной степени предшественником Рене Генона. Конечно, Леонтьев не обладал такими эзотерическими знаниями, как Рене Генон, но его интуиция была направлена именно в сторону «генонизма». Необходимо уточнить, что понятие «эзотеризм» употребляется здесь и в дальнейшем в его истинном значении: не как некое «секретное» учение, а как такое понимание самой мировой духовной традиции во всех ее вариантах, от ислама до индуизма например, которое неизбежно доступно только ограниченному числу людей (в отличие от экзотеризма, который трактует то же самое, но обращаясь уже ко всем людям без исключения). Поэтому эзотерический и экзотерический подходы неизбежно присутствуют во всякой религии. Отрицать это – значит отрицать духовное и интеллектуальное различие между людьми, которое является фактом независимо от того, нравится нам это или нет. Новый Завет является, например, чисто эзотерической книгой, хотя может истолковываться экзотерически, применительно к определенному уровню людей. Это не значит, что экзотерическое толкование ложно, оно истинно, но эта истина дана в меру ее «вмещения» в обычное сознание людей. Есть, однако, «вещи», которые, как известно из Нового Завета, мир вместить не может...

Леонтьев близок к Генону скорее в смысле беспощадной критики «современного мира», к которому Леонтьев испытывал отвращение, связанное с пониманием его сути. Это понимание было скорее интуитивным, чем интеллектуальным в высшем смысле этого слова (Рене Генону же удалось тотальное обоснование всей профанации и духовного невежества современной науки, психологии, философии, социальных движений, и, более того, ему удалось точно расшифровать тайный смысл этой контртрадиции, показать, к чему это неизбежно рано или поздно приведет). Естественно, что под «современным миром» и Леонтьев, и Генон имели в виду западную цивилизацию.

Леонтьев надеялся на Россию и Восток, ибо там – и в России, и на Востоке – сохранялась еще живая духовная Традиция и жизнь Духа. Он любил Россию – не «саму по себе» (в этом была его особенность), а только потому, что она была хранительницей Традиции. Здесь, на мой взгляд, он ошибался, ибо особенно в России Дух дышит где хочет, а не только в «организованной» Традиции, и Россия, по существу, неотделима от Духа, какие бы странные формы он ни принимал. Тем не менее черты «гниения» Леонтьев видел уже в самой «официальной» исторической России и чувствовал приближение катастрофы.

«Соединим ли мы эту китайскую («вечную», «стабильную». – Ю.М.) государственность с индийской религиозностью?» – писал Леонтьев и продолжал: «Заразимся ли мы могучим, мистическим настроением Индии?»