Рорк – искатель приключений - Страница 2

– Как реклама, восхваляющая прелести капитализма.

– Отлично. Потому что сегодняшней передачей я хочу произвести впечатление на радиовещательную компанию Эй-Би-Си.

– Они тоже сделали тебе предложение? – Про себя Рорк подумал: «Да, хватка у тебя профессиональная».

– Конкретного пока ничего нет, но они ищут новое подкрепление для Теда Коппела.

– Они предложили тебе «Ночную линию»?

В этот момент улыбка наконец засветилась в ее глазах, и она напомнила ему кошку, в поле зрения которой попала миска, полная густых свежих сливок.

– Пока нет, – призналась она, изящным движением подхватив свою замшевую сумочку фирмы «Шанель». – Но из конфиденциальных источников мне известно, что мое имя стоит в самом верху очень короткого списка.

Она послала ему воздушный поцелуй и вышла из номера. Решив позднее подумать о ее триумфальном въезде в американские теле– и радиокомпании верхом на его сюжете, Рорк закрыл глаза и немедленно заснул.

Меньше чем через пять минут она вернулась.

– Моя машина не заводится. А швейцар сказал, что такси придется ждать минут двадцать.

Рорку эта новость показалась довольно забавной. По крайней мере хоть некоторые вещи в Москве оставались неизменными.

– Возьми мою машину. Ключи на туалетном столике.

– Ты серьезно? А если тебе понадобится куда-то поехать?

– Я никуда не поеду. Собираюсь остаться вот тут, в постели, и хоть немножко поспать, чтобы к твоему возвращению укрепить свое здоровье. – Про себя он решил, что не помешает еще позаниматься на тренажерах в оздоровительном центре и поплавать в закрытом гостиничном бассейне.

– Ну, если ты так уверен…

– Наташа, дорогая моя, я вполне уверен. Бери этот треклятый автомобиль и поезжай, куда тебе надо. После того как немного посплю, я вызову автомеханика, чтобы он посмотрел твою тачку.

– Ты такой добрый, такой хороший…

Ее от природы хрипловатый голос дрогнул. Изумленному Рорку даже показалось, что он заметил влажный блеск в ее глазах, но затем он решил, что это всего лишь игра света. Наташа, без сомнения, необычайно стойкая и сильная женщина – черт возьми, даже самая стойкая из всех людей, с которыми он когда-либо сталкивался.

Он не мог представить ее себе плачущей, если, к примеру, вдруг задавят ее любимую комнатную собачку. Хотя у нее не было ни собачки, ни кошки. Ведь это повлекло бы за собой что-то вроде личной привязанности или определенных обязательств, а из всего того, что он о ней знал, явствовало одно: леди целиком и полностью предана только своей карьере.

– Это я-то добрый и хороший?! – Он еще раз оценивающе осмотрел ее долгим мужским взглядом и решил, что в передачах «Ночной линии» она будет пользоваться сногсшибательным успехом. А вслух произнес: – А теперь, раз уж ты упорствуешь в своем стремлении работать по уикендам, отправляйся по своим делам, не то я затащу тебя обратно в постель и покажу, насколько могу быть добрым и хорошим.

В ответ она рассмеялась. Только позднее, вспоминая все детали, Рорк отчетливо понял, что этим смехом она заглушила душившие ее рыдания.

– Прощай, – мягко произнесла она по-русски. Поскольку ее английский был столь же хорош, практически безупречен, как и его, – возможно, даже лучше, так как в ее произношении отсутствовало смягчение согласных, характерное для его южного выговора, – Рорк был удивлен ее внезапным переходом на родной язык.

Но прежде чем он успел это прокомментировать, она вновь удалилась.

– Прощай, – прошептал он, находя довольно странным, что Наташа выбрала именно такую форму прощания, как бы навсегда, вместо обычного русского «до свидания»

Проклятье, не собирается ли она ввязаться в какую-нибудь опасную авантюру?

Наташа была чертовски самоуверенной и настолько дерзкой, что само собой напрашивалось предположение о том, что она может запросто сунуть нос в дела своего друга-мафиозо и пронюхать о многих секретах его смертоносной преступной деятельности. По общему признанию, Наташа была очень умной, но Дмитрий Давыдов не стал бы одним из главарей организованной преступности в бывшем Советском Союзе, если бы его можно было легко ввести в заблуждение. Он был проворным, ловким и стремительным, как хлыст. Кроме того, он был безжалостным.

Пытаясь обуздать растущее беспокойство, Рорк встал с кровати и подошел к окну. Сквозь исчерченное дождевыми струйками стекло он смотрел на захватывающую перспективу сердца Москвы: на Москву-реку и ее берега, припорошенные легким белым снежком, на знаменитые сказочно-многоцветные луковицы куполов Васильевского собора, на Красную площадь, где сейчас была установлена огромная новогодняя елка, на зубчатые стены и великолепные дворцы Кремля.

Он увидел, как Наташа вышла из гостиницы, разглядел швейцара, с явным восторгом провожавшего ее взглядом, когда она, стройная и длинноногая, своей скользящей соблазнительной походкой пересекала Красную площадь, направляясь к тому месту, где он сегодня утром оставил свой автомобиль.

Она подняла глаза, как будто зная, что увидит его стоящим у окна, и помахала рукой.

Решив, что он зря беспокоился, Рорк помахал ей в ответ. «Ты стал настолько подозрительным, что, вероятно, не поверил бы собственной матери», – пробормотал он самому себе.

Взрыв встряхнул девятиэтажную гостиницу, вызвав дребезжание оконных стекол.

– Нет! – закричал Рорк, увидев, как в том месте, где секундой раньше был припаркован его «Мерседес», вспыхнула слепящая оранжевая шаровая молния.

Два месяца спустя

Это был Прощеный вторник, последний день перед началом Великого поста, прощальные всплески веселья и позволительных легкомысленных поступков перед наступлением периода строгости и воздержания. Создавалось впечатление, что все население Нового Орлеана веселится на городских празднествах, и меньше всего Дария Шиа ожидала увидеть в своем гостиничном номере мертвого человека.

Сначала она не сообразила, что он действительно мертв.

– Ты опоздал, – сварливо упрекнула она человека, который неуклюже ссутулился в кресле у окна, выходящего во внутренний дворик. Она швырнула свою сумочку и пакет с провизией и напитками на стол. – Я решила, что мы сможем поработать во время обеда, так что прихватила несколько сэндвичей.

Приняв его молчание за несогласие, чего вполне можно было ожидать, она продолжала с раздражением, которое он всегда у нее вызывал:

– В городе настоящее светопреставление. Даже если бы нам удалось найти где-нибудь незанятый столик, в такой толчее мы бы не смогли поговорить спокойно и откровенно.

В ответ все то же молчание. Не рассердился же он, в самом деле, на то, что она не сидела безвылазно в гостинице, ожидая его прибытия из Вашингтона? В конце концов, ведь это именно он опоздал. Расстроенная, Дария вынула из коричневого бумажного пакета минеральную воду для себя и бутылку пива для него.

– Твоя мама когда-либо говорила тебе, что капризничать и дуться – некрасиво и невежливо?

Когда и на этот раз ответа не последовало, Дария почувствовала неловкость и беспокойство одновременно. Она подошла поближе и обиженно произнесла:

– Мартин, это уже не смешно. – Внезапно ее охватил озноб, сердце заколотилось от дурного предчувствия. – Проклятье, Мартин…

Она протянула руку, чтобы потрясти его за плечо, но в тот миг, когда она к нему прикоснулась, безжизненное тело федерального поверенного Министерства юстиции США Мартина Флетчера резко наклонилось вперед и тяжело упало на ковер.

Зажав рот, чтобы сдержать пронзительный крик, Дария схватила свою сумочку и опрометью выскочила из номера.

Рорк пришел к выводу, что уставленный диванами коктейль-холл в новоорлеанском отеле «Уитфилд-пэлес», именуемый «Голубой залив» и расположенный слева от вестибюля, напоминает антураж межгалактического бара из фильма «Звездные войны». Карнавальная фигура высотой почти в семь футов и в высоченном пудреном парике, изображающая, по-видимому, Марию Антуанетту, но с подозрительным кадыком, была увлечена оживленной беседой с неким персонажем, кокетливо встряхивающим огненными вихрами и одетым в короткие шорты с намеком на нестандартных размеров мужское естество и лиф из черной кожи; в сочетании с доходящими до бедра ботфортами и кнутом его наряд мог запросто довести до обморока любого человека с хорошим вкусом.