Романтика. Вампиры (антология 2012) - Страница 87

— Ты там была. Ты знаешь когда.

Но ей нужно убедиться, что он еще знает. Поняв ее, Александер становится серьезным:

— Это было сразу после полуночи, но тогда было не так холодно. Ночь спустилась мягко, как будто солнце, сваливаясь с неба, тянуло ее за пятки.

— Паршивец!

Он коротко улыбнулся. Он к ней привык: к ее словечкам, голосу и к тому, как новые слова ложатся на старый язык.

— Я увидел тебя.

— Где увидел? — игриво спрашивает она.

Он терпит, знает, что ее кокетство только для него.

— Прикованной на этом самом месте, разумеется. — В его голосе хозяйская уверенность: это он нашел ее. Еще он знает, как ей обидно, что ее боятся кошки, что она иногда, сама не зная зачем, доводит себя до рвоты фруктовым соком и что ей иногда снится какое-то место за Атлантикой — и тогда она просыпается с криком.

— Темнота была одним длинным мазком между нами. Она скользила по моей груди…

— По моим грудям. — Она ласкает их за него.

— И по моему животу… — Он гладит его кончиками пальцев.

— Разжигая голод, — шепчет она, потупив глаза.

Голод хуже всего. Никто, кроме Александера, не способен понять разящей иронии последних мгновений и страха, что уступка равносильна отказу. Что, сохраняя жизнь этим глотком, она теряет единственного, ради кого ей хочется жить. Она знает, что это не так, что забвение сотрет и это желание, что биение пульса в ее венах вызвано просто зовом эликсира последней крови. И все же, чувствуя, как туманится сознание, она паникует. Опустив глаза, видит, что костяшки пальцев в крови. Она, не заметив, ободрала их о цепь. Кровь вызывает мгновенную вспышку. Челюсти ноют, рот наполняется слюной. Десны зудят до стона…

Движение отвлекает ее, и Айна вспоминает, что они не одни. Она поворачивается, видит устремленные на нее глаза еще теплого тела и вспоминает — наверное, в последний раз — жертву прошлого года. Тот был не так молод, как эта, но сладок, полон надежд и одинок. Все, что требовалось, обеспечивал выбор Рассела.

Он подходил идеально. И Айне нравилось думать, что мальчик должен быть благодарен за участие в чем-то столь великом и важном, как вечная любовь. Его кровь впрыснула в них новую жизнь, но их цель подарила ему жизнь вне плоти.

Айна присматривается к жертве этого года. Если бы она знала, для какой судьбы избрана! Всепоглощающее желание чуда, поздний час и голод вызывают у нее на глазах слезы. Она шипит от восторга. Александер отвечает восторженным низким рычанием. Но жертва при виде их клыков вопит еще громче, и в помутившееся сознание Айны проникает досада.

Когда сепия темнеет до сплошного черного цвета и новый год стирает старый вместе с прежней жизнью, Айне удается сдержаться, уступив Александеру первый укус. Хотя онемение охватывает все члены до самого сердца, ее любовь так велика, что она позволяет ему первым прокусить кожу. Она не знает, то ли барабанная дробь в ушах заглушили вопли, то ли они просто оборвались. Она ощущает только физическое удовлетворение и глубочайшее облегчение, когда они — вместе — выпивают жертву досуха.

Айна знает, что она нетерпелива и вспыльчива, и хмыкает, потому что все это еще впереди. Александер якобы хладнокровен и непроницаем, и, если это правда, она понимает, почему будет его любить. Она смотрит, как он читает. Сдвинутые брови обостряют черты. Потом он поднимает глаза и пожимает плечами. Смущенная улыбка озаряет его губы, трогая ее. Сердце Айны сжимается, и на него ложится первый груз. Это улыбка говорит, что он готов поверить… Если верит она. Она робко улыбается в ответ.

— Вот как ты научишься меня любить, — сказал он ей, впервые передавая путеводитель.

Она читает отчет, написанный, очевидно, когда их тела переплетались и он жил глубоко в ней — теплящийся уголек, ожидающий, пока в нем раздуют жизнь.

Они записали все это до встречи с Расселом: что они сделают, зачем и почему им придется найти нового помощника в конце этого года. Айна читала записки как роман. На ее взгляд, Александер тоже. Должно быть, поэтому они оставили в тексте маленькие подсказки, понятные только им двоим.

— Я уже люблю тебя, — прочитала она свои слова и сумела представить, как говорит их, ощутив запах телесной любви на страницах, хотя и сознавала, что это, возможно, подделка.

Она готова поспорить, что эта была ее идея — добраться до сознания через нос, тело, инстинкты и желания. Сколько бы они ни забывали, ядро личности оставалось прежним. И пусть в мире для нее теперь все — незнакомцы, она готова сражаться за то, чтобы заново узнавать этого Александера год за годом. Себя она знала достаточно хорошо: эгоистичная, упрямая, темпераментная, ненасытная и, если прочитанное правда, забывает обо всем, когда Александер находится в ее объятиях. Она подняла глаза. Он насквозь прокусил себе губу. Этот жест она, наверное, тоже научится любить.

Все же она сознает, что перечисленные свойства относятся ко всему их роду. Потому-то они живут порознь. Союзы — неслыханное дело. Ведь если жизнь начинается заново с рассветом каждого года — об этом никому из них не приходится рассказывать, они ощущают это так же непреложно, как вращение планет, — лучше по возможности воздерживаться от привязанностей. Однако Айна с Александером, очевидно, сочли нужным вести записи не только о собственном союзе, но и о других парах. Например, Даниель с Маркусом тоже находят друг друга из года в год. Так здесь написано, черным по белому, в том месте, которое они пометили для себя как начало.

За Александера Айна пока не может поручиться, но знает, что к ней это верный подход. Она охотнее слушает и больше верит в чужие счастливые истории, чем в свою собственную. «И с тех пор они всегда жили счастливо».

Всегда — долгий срок.

Даниель с Маркусом каким-то образом умели год за годом отыскивать друг друга без проводника. Но однажды, как пишет Александер, Даниель выехала из города прежде, чем они возобновили знакомство. В отчете описывается, как Маркус сходил с ума. В феврале он словно одержимый принялся коллекционировать разные типы крови и вешал их себе на шею в серебряных пузырьках в форме креста. В марте, завершив коллекцию, он перестал выходить на улицу. К маю он пил молоко и «Клорокс» и даже овощные соки, лишь бы ощутить новый вкус.

Так ли нужно в неведомом будущем оставаться вместе? Когда ты перепробовал все и на земле не осталось ничего нового, может ли настоящая любовь вернуть вкус к жизни?

Айна обдумывала этот вопрос, шагая рядом с возлюбленным незнакомцем по улице Вашингтон-Хайтс. Они молчат и, кажется, знают, куда идут. Они почти не привлекают внимание пьяных компаний, продолжающих пить и орать в морозной ночи. Они склоняют головы над книгой, письменной тропой в прошлое, и читают по очереди.

Прошлой осенью Айна согласилась на отлучку Александера на целых две недели, — по-видимому, никогда прежде она такого не допускала. Они решили заманить Даниель обратно в город, выставив Александера как приманку, словно невзначай свести их с Маркусом и позволить химии организма сделать свое дело.

Слабость Александера к верной любви увлекает Айну. Как романтично — на время отказаться от собственной любви, чтобы дать испытать ее другим! Ей сразу хочется обернуться и запомнить его черты. Но Александер еще читает, и окончанием саги о Даниель и Маркусе оказывается приглашение к ним на поздний завтрак на следующей неделе. Теперь они тоже делят жертвенную кровь.

Ничего романтичнее она никогда не слышала.

К концу пути Айна успевает снова проголодаться. Но еда — дело интимное, и, несмотря на положение, в котором они проснулись, Айне неприятно думать, что Александер увидит, как она ест. Поэтому они молча возвращаются в их общую квартиру. Номер крупно записан в путеводителе. Айна узнает свой почерк. Ключи приколоты у нее под одеждой.

Только это оказывается не квартира, а заброшенный восточный ресторан: по стенам — надписи как раздавленные пауки, в известку вмазаны пряности. Снаружи он кажется пустым, окна закрыты шторами, укрепленными изнутри сталью. Если заглянуть в щелку, повсюду царит такая же разруха — это для любопытных. Александер с Айной беззвучно проходят во внутренние помещения, и она восхищенно ахает — звук похож на восклицательный знак в конце четверостишия.