Романтика. Вампиры (антология 2012) - Страница 104

Вздохнув, Кристи пошла в ванную, приняла душ и оделась. Слава богу, она оплатила комнату вперед… Вдруг она нахмурилась: «Как Эрик узнал, где она остановилась?»

Выйдя из номера, она спустилась к завтраку. Осталось еще три недели отпуска. Твердо решив все-таки увидеть Париж, Кристи отправилась осматривать достопримечательности: побывала у Триумфальной арки, воздвигнутой в честь всех мужчин и женщин, погибших в боях за Францию; посетила Эйфелеву башню; совершила экскурсию по собору Парижской Богоматери, который строился сто семьдесят лет; прогулялась по Пантеону, в прошлом — церкви Людовика XV, а теперь — месте упокоения таких знаменитых французских писателей и мыслителей, как Руссо и Вольтер, Гюго и Золя, ученых Пьера и Марии Кюри. Впечатляющие места, но, где бы ни была Кристи, она думала только об Эрике. С каждой секундой она все яснее понимала, что влюбилась — в его доброту и нежность, в звук его голоса, в грустную улыбку и смех.

И хотя он никогда не произносил этого вслух, она знала наверняка, что и он любит ее. Но разве одной любви достаточно? Сумеет ли она жить без него? Да и хочется ли ей этого?

Вечером она отправилась в театр, на следующий день — тоже, и так всю неделю, надеясь, что он ее отыщет. Она обследовала балконы, темные коридоры, мрачные закоулки, но Призрак не появлялся.

В свою последнюю парижскую ночь Кристи снова спряталась в туалетной комнате, а потом два часа бродила по коридорам в надежде отыскать дверь, ведущую в его логово. Она звала его, но тщетно.

Ночь она провела скверно, задремав в одном из кресел, а утром попросила обескураженного уборщика проводить ее к выходу.

Сдавшись, девушка вернулась в гостиницу, собрала вещи и купила билет на первый же самолет в Америку. Целыми днями она хандрила, и на сердце лежал тяжкий груз отчаяния.

С радостью Кристи предвкушала лишь начало занятий. Целую неделю она готовила класс, стремясь поскорее приступить к новому учебному году, чтобы отвлечься от мыслей о Призраке. Но даже предвкушение любимой работы не смогло полностью ее расшевелить.

С тяжелыми думами возвращалась она домой после первого рабочего дня. Когда-то работа — учить детей — приносила ей радость. Куда же эта радость подевалась?

Она открывала дверь, когда вдруг почувствовала резкий порыв ветра и увидела перед собой Эрика.

— Кристи!

Он произнес лишь ее имя, но как эмоционально!

— Эрик! Как ты нашел меня?

— Твоя кровь, — объяснил он, не отрывая темного взгляда от ее лица. — Она привела меня к тебе.

— Я думала, ты никогда не покидаешь здание Оперы.

— Я пошел бы на все, чтобы увидеть тебя снова.

— Я тоже скучала по тебе, — призналась девушка и, взяв его за руку, провела в свой дом и закрыла дверь. — Я пыталась отыскать тебя.

— Знаю.

— Почему же ты прятался от меня?

Он пожал плечами, сделав это с элегантностью, свойственной любому его жесту.

— Я думал, что будет лучше отпустить тебя, но понял, что без тебя моя жизнь потеряла смысл. И вот я явился сюда просить тебя стать моей Кристиной навсегда. Ты разделишь мою любовь, Кристи, будешь частью моей жизни?

Она знала, о чем он просит. Когда-то существование вампира казалось ей омерзительным. Сейчас оно открывало дверь в вечность с любимым мужчиной.

Кивнув, она упала в его объятия. Слова были не нужны. Вглядываясь в черноту его глаз, она наклонила голову, облегчая ему доступ к своему горлу.

Выдохнув ее имя, Призрак обнял свою Кристину еще крепче и одним долгим поцелуем соединил их жизни навеки.

Перевод В. Двининой

— Я ищу брата, — в третий раз повторила девушка.

Выговор у нее был ужасный — помесь Нью-Джерси и Мехико, пойди разбери, чего она хочет, но Томас чувствовал: дело не в этом. Мужчин-посетителей небольшой закусочной совершенно не интересовала gamba[11] со слезливой историей. Бедняжку не спасали ни высокий рост, ни стройность, ни раскосые карие глаза, ни длинные черные волосы.

«Японские корни, — решил Томас, — или корейские. Возможно, итальянские тоже есть: волосы вьются, а нос типично римский, слишком крупный для такого худого лица». Девушка была некрасивой, но определенно яркой, ее не скоро забудешь, особенно в таком наряде. Томасу нравились и легкие брюки карго, и кожаная куртка до талии, а вот дробовик за спиной и пистолет за поясом нравились куда меньше.

— Ему девятнадцать лет, — упрямо твердила девушка. — Он темноглазый брюнет, ростом шесть футов и два…

Бармен вдруг вытянулся в струнку, но вовсе не из-за девушки, и незаметно опустил руку под стойку, нащупывая спрятанный там дробовик. Само ружье Томас еще не видел, но, едва переступив порог закусочной, почувствовал слабый запах прогорклого масла и пороха. Столько страха, а в бар ворвался не монстр, а всего лишь кто-то из местных.

— Hijole[12], Алькасар! — заорал бармен, а зал огласили грязные ругательства. — Какого черта сюда вламываешься? Пулю в лоб захотел?

Гость, имевший зеленоватый цвет в свете голых ламп закусочной, покачал головой.

— Мне показалось, за мной кто-то крадется, — неуверенно проговорил он, подсаживаясь к друзьям, за столиком которых было и так тесно. — Ну, когда с кладбища возвращался.

— Зачем ты так поздно туда ходил?! — с укоризной проговорил кто-то из друзей, протягивая ему стакан с выпивкой. — Тем более сегодня.

— Я стоял у могилы Элии и потерял счет времени, а потом…

— Выпей! Подумай, что случится с твоей дочерью, если она и отца потеряет?!

За столиками испуганно зашептались, некоторые посетители уже вытащили пистолеты из-за пояса. Томас почти не сомневался: следующего, кто войдет в закусочную, пристрелят на пороге — уж слишком велико напряжение.

Бармен неожиданно засмеялся и поставил новую порцию спиртного на столик, за который сел последний гость.

— Говорят, ты даже Консуэле не нужен, так чудища и подавно не позарятся!

Посетители захохотали — напряжение спало, а гость, позабыв свой страх, вскочил, готовый защищать свою честь.

— Она сбежала с богатым ублюдком! — выпалил он, впиваясь в Томаса ненавидящим взглядом.

Томас спокойно потягивал мескаль из кока-кольной бутылки. Он ничего не ответил, но в сотый раз пожалел, что заранее не позаботился, как поменьше привлекать к себе внимание. В висевшем за стойкой зеркале с обитыми краями отражался далеко не гринго, ну разве с такой внешностью в толпе растворишься? Мать, наследница инков, подарила Томасу высокие скулы и прямые черные волосы, а отец-испанец — золотистую кожу и европейские черты. Многим такое сочетание казалось красивым, а сам Томас видел в нем свидетельство покорения одних предков другими.

Откровенно говоря, Томас не мог упрекнуть местных в том, что они приняли его за богатого горожанина, хотя сам он родился в деревне еще беднее этой и сейчас был на мели. Этот прикид, дорогой темно-синий костюм и светло-серый галстук, Томас прихватил в бутике Международного аэропорта Кеннеди. Требовалась маскировка, а костюм, кожаный портфель и нехитрые манипуляции перочинным ножом перед зеркалом в мужской уборной превратили его из невозмутимого студента с конским хвостом в молодого бизнесмена.

От преследователей Томас сбежал, но из-за отсутствия денег был вынужден принять незаконное предложение администратора. С тех пор такие предложения он принимал десятки раз — использовал свои способности, чтобы задурманивать головы служащим авиакомпаний, таможенникам или, например, таксисту, который увез его на целых сто миль от города в эту горную деревеньку. Каждый раз он серьезно нарушал закон, — впрочем, какая разница? Если настигнут ему подобные, Томасу все равно не выжить. Только вот в Гвадалахаре следовало переодеться во что-то другое. Деревенские жители костюмы за тысячу двести долларов не носят.