Романовы. Ошибки великой династии - Страница 1

В годы строгой ревизии царского наследия большевики придирчиво среди прочего переслушали Золотой фонд русской музыки – великие симфонии, оперы. Сюжет «Чайковский, Бородин, Мусоргский перед лицом Ревтрибунала» имеет трагикомический смысл, и музыкальные комиссары пропасть ему не дали. Какой простор для сатириков, юмористов – «борьба за новый музыкальный репертуар»! Опера Глинки «Жизнь за царя», в 1924 году поставленная как «За серп и молот», вызывала овации одесской, бакинской публики, на поклон выходили новые герои: красноармеец Гребенюк, красные партизаны, заведшие в дремучий лес (этот сохранялся)… отряд интервентов и белогвардейцев.

Секретный циркуляр Главлита от 14 мая 1925 года, подписанный Павлом Ивановичем Лебедевым-Полянским, возглавлявшим эту организацию в 1922–1931 годах, оставлял из русского и мирового наследия примерно 40 опер, но с условием непременной переделки сюжетов. Циркуляр неувядаемо колоритен:

«…Оперы “Снегурочка”, “Аида”, “Демон” идеологически неприемлемы: демократически-монархическая тенденция в “Снегурочке”, империалистический душок “Аиды”, мистическая библейщина “Демона”…

“Хованщина” – трактовка в постановке оперы должна быть такой, чтобы сочувствие зрителя было не на стороне старой, уходящей “хованщины”, а новой молодой жизни, представленной Голицыным, преображенцами и молодым Петром…»

Прогрессисты! Пётр и Хованский – что! Они и в Войне Алой и Белой розы, Антиоха с Птолемеем точно знали, кто на тот момент был прогрессивнее (особенность тогдашнего восприятия истории).

«“Пиковая дама” – вычеркнуть заключительное явление сцены на балу: от слов “Её величество сейчас пожаловать изволит” и до конца картины.

“Царская невеста” Римского-Корсакова – устранить излишества по части славления царя.

“Русалка” Даргомыжского – вычеркнуть заключительный апофеоз.

“Евгений Онегин” – опустить из первой картины фальшивый эпизод крепостнической идиллии…»

Нет, недаром и в годы строгой цензуры к нам прорывался сей сюжет, наш почти «архетип»: комиссар, руководитель просматривает «художественные номера» и раздаёт указания товарищам-артистам. Бывалов – «Волга-Волга», Огурцов – «Карнавальная ночь», даже Дынин – «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещён»… Нельзя показать руководство на уровне Жданова… но Бывалов – в самый раз. Они, комиссары, и сами больше любили поуправлять «искусством-культурой-пропагандой», чем, например, сельским хозяйством, куда «бросали» проштрафившихся. Да и публике было как-то… интереснее наблюдать процесс руководства комаппаратчиками музами, харитами нежели cтадами, посевами.

Но в том циркуляре Главлита, практически готовой юмореске, меня крайне поразил, навёл на самые тяжкие размышления один пункт… Выражаясь языком оперных программок, «вдруг Тема Насмешки уходит, сменяется Темой Неожиданной Развязки, тяжёлой Поступи Судьбы».

Мысль мою приковал тот краткий революционный суд над «Евгением Онегиным»: «Фальшивая крепостническая идиллия в первой картине…»

Действительно ведь – идиллия. Золотой век, «наше всё». Кто мы без Пушкина? Припомнился давний вечер в опере с подругой в Большом театре. На её коленях развернута программка: «В саду Лариных девушки с песнями собирают ягоды…» Татьяна и Ольга Ларины, няня Филипьевна выводят знаменитое: «Привычка свыше нам дана, замена счастию она».

Идиллия в «исходнике» Чайковского: пушкинский «Евгений Онегин» – золотое равновесие мягкой иронии, безбрежного любования, острой проницательности и… умиления:

Да, это наш, весь отмеренный нам русской историей Золотой век… И вдруг посреди пасторального хора словно встревает некий бородатый, жёсткий, колючий чтец:

«Библия. Книга Второзаконие, глава 23, стих 24. Когда войдёшь в виноградник ближнего твоего, можешь есть ягоды досыта, сколько хочет душа твоя, а в сосуд твой не клади…

Глава 24, стих 21. Когда будешь снимать плоды в винограднике твоём, не собирай остатков за собою: пусть остаётся пришельцу, сироте и вдове…»

И с небольшим перескоком – самое скребущее, жестокое и скорбное:

«Глава 25, стих 4. Не заграждай рта волу, когда он молотит».

Что ж получается? Наш православный помещик был жаднее, меркантильнее и суровей к своим крестьянам, чем «древнееврейский» к пришельцам и волам? И пересчитывал свои ягоды более тщательно и скупо, чем даже современный ему еврей где-нибудь в «черте оседлости», который исполнял требования нашей русской Библии как своей еврейской Торы, соблюдал все те 613 запретов и не заграждал рта?

Эта крестьянско-барская ягодная коллизия, впрочем, в России была хорошо известна и помимо Пушкина, давшего пример поэтического чуда, божественной гармонии, взгляда, превращающего в шедевр, в золото (поистине Золотой век!) всё вокруг, в том числе явления почти гадкие. Которые и остались таковыми после снятия поэтического наркоза. И особенно коробит именно серединность, обыденность, «нормальность» того порядка. Это не пятисотое обличение «крепостничества» на примере гнусной маньячки Салтычихи – тупой приём нигилистов, революционных разночинцев, статистически разоблачённый, высмеянный даже известным критиком России, главным американским советологом Ричардом Пайпсом. В книге «Россия при старом режиме» он по сути методично защищал Россию от Радищева и последующих наших обличителей «рабства». Пайпс, помнится, говорил, что судить о русской деревне по Салтычихе, всё равно что о викторианском Лондоне по Джеку Потрошителю.

Та «критическая» тенденция и сегодня хорошо иллюстрируется самой структурой подаваемой исторической информации. Например, современная текстовая программа позволяет практически факсимильно отобразить куст статей Википедии:

Первой в статье «Крепостничество… См. также:» идёт Салтычиха. Конечно, никто не обвинит… хозяина Википедии, периодически так проникновенно и грустно смотрящего на нас с экранов ноутбуков, намекая на необходимость прислать пожертвования на содержание «Свободной энциклопедии». Нет, как раз Вики – прекрасное зеркало сложившихся тенденций и стереотипов. Не надо (для решения этого частного вопроса) пересматривать сотни книг. Загляни в Вики и сумма многих их десятков, господствующая тенденция видна сразу…

Но выше был пример того, как библейские заповеди преступали – нормальные, средние, хорошие помещики, православным царём поставленные в управители над крестьянами – «христианами», если уж дотошно вчитываться в происхождение термина. У Пушкина настоящая Идиллия, и… сей камень, перелетая ягодный сад помещиков Лариных, летит гораздо далее, прямо в священный огород наших архетипов, где стоят, как высеченные в камне: «русский дворянин» (широта, богатство натуры, снисходительное добродушие), кроткий незлобливый крестьянин, и… в том числе «еврей» (торгаш, зануда, скупердяй)… Ведь и крайние юдофилы, вроде одного из героев этой книги Владимира Соловьёва, перечисляя достоинства еврея (цепкость, живучесть, приспособляемость, трезвая расчётливость…), не порывались включить в сей список щедрость и широту натуры, по справедливости оставляя это нам.