Романовы - Страница 2

Глава первая

ОБРЕТЕНИЕ ГОСУДАРЯ

Люди Московского государства вышли из Смуты с горячей жаждой порядка и покоя.

С. В. Бахрушин

Верные слуги

Торжеств 1913 года по случаю трёхсотлетия династии могло и не быть: бурные события начала XVII века породили немало претендентов на царскую власть, Смута могла завершиться в иное время, и в историю вошли бы иные имена. Однако в этом жестоком «конкурсе» по прихоти судьбы победил невзрачный юноша Миша Романов, не отличавшийся ни воинскими талантами, ни политическими дарованиями. Однако он происходил из совсем не случайной в нашей истории фамилии — младшей ветви одного из древнейших боярских родов Кошкиных-Захарьиных-Юрьевых. В родословных XVI—XVII столетий его прародителем называется Андрей (Иванович или Александрович) Кобыла, московский боярин времён Ивана Калиты и его сына Семёна Гордого. В летописях он упоминается лишь однажды — под 1347 годом, когда был послан в Тверь за невестой великого князя Марией. Неизвестно и его происхождение; лишь много позднее появится легенда о выезде к Александру Невскому «из немец» его отца («князя» Гланды Камбилы, потомка прусского короля), который в православии стал Иваном, а его сын получил переделанное на русский лад и не слишком благозвучное прозвище. Исследователи же полагают, что основатели рода были или природными новгородцами, или костромичами.

Но прославились они именно в Москве. Московские князья XIV столетия осваивали новые земли, привлекали крестьян и воинов из окрестных земель; так на московской службе оказались выходцы из Литвы (князья Голицыны, Хованские), ордынские «царевичи» и бояре из других княжеств (Кобыли-ны, Годуновы), перешедшие на службу к удачливым и богатым московским Даниловичам. Здесь они получали новые владения-вотчины и вместе с менее знатными слугами («детьми боярскими») стали сплочённой общностью воинов — московской «кованой ратью».

Через 200—300 лет они могли бы стать настоящими феодалами на манер западных баронов и графов. Однако материальные возможности Руси по содержанию тяжеловооружённых рыцарей были ограниченны в силу природных и почвенноклиматических условий, слабости городов и упадка многих ремёсел. К тому же с середины XV столетия в Северо-Восточной Руси на месте федерации княжеств складывалось единое Московское государство. Вассальные отношения сменялись подданническими, немногочисленный слой знати не получил возможностей для развития: на Руси так и не выросли родовые замки; не к кому было и «отъезжать» со службы.

Московское государство формировалось как огромный военный лагерь: слуги князя были всегда готовы к мобилизации. В XIV—XV веках они составили «государев двор» — военно-административную корпорацию, насчитывавшую две-три тысячи человек. Связанный с Москвой земельными пожалованиями (на территории Московского и Великого Владимирского княжений) и наследственной службой, он стал опорой московских князей в их борьбе за первенство, его члены составили ближайший круг советников, администраторов, послов и судей, а их потомки стремились сохранить и приумножить достигнутые отцами «честь» и «место».

От старшего сына Андрея Кобылы, Семёна Жеребца, пошли фамилии Ладыгиных и Коновницыных; от Александра Ёлки — Колычёвы, Неплюевы и Боборыкины; от младшего, пятого, Фёдора Кошки — будущие Романовы и Шереметевы. Кошка стал верным слугой Дмитрия Донского: в 1380 году князь, отправляясь на Куликовскую битву, оставил его «блюсти» Москву; боярин вёл переговоры с могущественным в ту пору Великим Новгородом, в 1389 году стал одним из десяти свидетелей завещания великого князя, а в конце жизни постригся в монахи. Ему принадлежало сохранившееся до наших дней рукописное Евангелие с миниатюрами и кованым серебряным окладом. Сын боярина, Иван Фёдорович Кошкин, и внук, Захарий Иванович, не потерялись среди знатных княжеских фамилий, стекавшихся к московскому двору с середины XV века, — князей Шуйских, Воротынских, Мстиславских и многих других.

Сподвижниками великого князя Ивана III (1462—1505) стали братья-бояре Яков и Юрий Захарьины — они сватали дочь московского государя княжну Елену за литовского князя Александра. Юрий в 1485 году в составе русского войска ходил на Казань, в 1488-м наместничал в Великом Новгороде, в 1500-м в походе против Литвы взял Дорогобуж и участвовал в битве на реке Ведрошь, закончившейся разгромом литовского войска.

Его дети писались уже Захарьиными-Юрьевыми. Из них наибольшую известность получил окольничий и боярин великого князя Василия III (1505—1533) Михаил Юрьевич. Как и отец, Михаил был воеводой в походах на Смоленск в 1512— 1514 годах и на Казань в 1524-м. Он исполнял дипломатические поручения: в 1511 году был послан в Литву, чтобы наладить тайную переписку великого князя с его сестрой, вдовствующей княгиней Еленой; в 1519—1520 годах сажал царём в Казани московского ставленника Шаха-Али (в русских документах — Шиг-Алея); при его участии проходили переговоры с литовскими послами и посланником германского императора Сигизмундом Герберштейном. Поручались ему и более деликатные миссии; тот же Герберштейн рассказывал, как «государев секретарь» Михаил Юрьевич отравил «правителя» Каширы, обвинённого в заговоре против великого князя. Во время своей последней болезни Василий III вызвал доверенного боярина из Москвы, и тот всё время находился при нём, поддерживал его при причащении и помогал ослабевшему государю перед смертью творить крестное знамение.

Менее заметный его брат, окольничий Роман Юрьевич, вошёл в историю, когда его дочь Анастасия стала в 1547 году женой молодого царя Ивана IV Васильевича и тем обеспечила фамилии приближение к трону, хотя сама ушла из жизни в 27 лет не от частых родов (она произвела на свет шестерых детей), как считали ранее, а от солей ртути, как показало современное исследование её останков. При этом семейная драма царя обернулась неожиданным последствием — конфликтом с ближайшим окружением и старыми традициями «государева двора». Составитель Пискарёвского летописца приписывал инициативу создания опричнины старшему представителю клана Захарьиных-Юрьевых, двоюродному брату покойной царицы Василию Михайловичу: «Взъярися царь и великий князь Иван Васильевич всеа Русии на всё православное хрис-тиянство по злых людей совету: Василия Михайлова Юрьева да Олексея Басманова и иных таких же, учиниша опришнину».

Стоит отметить, что до породнения с государем служба рода на протяжении длительного времени протекала ровно: не было ни неожиданных карьерных взлётов, ни опал с казнями, ни «захудания» в тени более удачливых соперников. Увы, мы слишком мало знаем о людях XV—XVI веков, чтобы можно было выделить какие-то фамильные черты, способствовавшие такой карьере. Даже разделение на опричнину и земщину и опричные репрессии не повредило Захарьиным. Брат царицы, боярин и дворецкий Даниил Романович, храбро воевал: участвовал во взятии Казани, в походах против крымцев и литовцев в 1556—1557, 1559 и 1564 годах и в опалу не попал. В числе «ближних людей» Ивана Грозного на протяжении всего времени существования опричнины находился другой брат — Никита Романович, дед первого царя из дома Романовых Михаила Фёдоровича.

Никита Романович (1522—1585/86), начав карьеру рындой (стражем у царского трона) в 1547 году, за почти сорок лет службы стал окольничим и боярином, отличился во многих походах долгой Ливонской войны. Взяв в 1575 году Пернов (нынешний эстонский Пярну), он великодушно предложил жителям выбор — присягнуть царю или покинуть город со всем имуществом. Ему довелось воевать против крымцев и ведать сторожевой и станичной службой на юге, ставить крепость на западной границе, вести переговоры с литовскими послами. После смерти Ивана Грозного он как ближайший родственник — дядя — царя Фёдора Иоанновича до самой своей смерти возглавлял регентский совет. Его племянники, дети Даниила Романовича, погибли вместе с матерью в 1571 году, когда при набеге крымского хана Девлет-Гирея выгорела вся Москва. Другие его братья не имели наследников, и к концу XVI столетия из всех потомков Захария Кошки осталась лишь семья Никиты Романовича, в которой суждено было появиться на свет будущему основателю новой царской династии.