Роман И.А. Гончарова «Обломов»: Путеводитель по тексту - Страница 6

У читателя может возникнуть впечатление, что Обломова Пшеницына, которая в этой сцене «кружева, что ли, гладит», едва ли не соблазняет, чего, наверное, и желал бы ее «кум» Тарантьев, не случайно помянувший в вышеназванной встрече с Ильей Ильичом на его даче черта и подавший хозяину «свою мохнатую руку» (с. 239, 225). Но если и так, то со стороны Агафьи Матвеевны это делается всего лишь инстинктивно, как дань женской природе. Иное дело Обломов, который этому «соблазну» явно не противится.

В результате чего, пусть поначалу и безотчетно для себя, все больше отдаляется от Ольги. «С ужасом» услышит он вопрос Захара о дне его свадьбы с Ильинской, страшась не столько материальных преград к женитьбе («А деньги где? а жить чем?»), сколько сопряженных с нею «существенной и серьезной деятельности <…> и ряда строгих обязанностей» (с. 255–256). Душевное беспокойство («…как говорить с Ольгой, какое лицо сделать ей». С. 257) вызывает у него свидание с героиней в Летнем саду, куда Ильинская пришла одна, в надежде, что эта встреча напомнит им их поэтические встречи в загородном парке. Илья Ильич полагает, что он озабочен светской репутацией возлюбленной. Однако на решительно высказанное героиней предложение завтра же объявить Ольгиной тетке об их любви, чтобы ежедневно видеться уже в качестве жениха и невесты, он, бледнея, отвечает: «Погоди, Ольга: к чему так торопиться?..» (с. 261). И на следующий день, вопреки данному обещанию, не едет к героине.

От удручающего его отныне вопроса «Что я теперь стану делать?» Обломов отвлекается занятиями с «хозяйскими детьми» Ваней и Машей, любимым супом из потрохов и наблюдением, «как мелькали и двигались локти» работающей Пшеницыной, на которую герой смотрел с «таким же удовольствием, с каким утром смотрел на горячую ватрушку» (с. 262, 263–264). И которую впервые в этой сцене взял «шутливо слегка за локти» (с. 263). Жест этот как будто дополнил словесную благодарность Обломова Агафье Матвеевне, добровольно «разобравшей» «пятьдесят пар» его чулок, и та лишь «усмехнулась» на него. Но вслед за ним Илья Ильич, «останавливая глаза на <…> горле и груди» Пшеницыной, восклицает «Вы чудо, а не хозяйка!», и последняя аттестация уже соизмерима с «летними» словами Обломова Ольге Ильинской: «Ольга! Вы… лучше всех женщин, вы первая женщина в мире!..» (с. 263, 206). Больше того, сознательная и одухотворенная, но требовательная любовь Ольги к Обломову начинает мало-помалу уступать в его душе чувственному, но спокойному влечению к простой и «доброй» Агафье Матвеевне. «„Господи! — вопрошает себя Обломов. — Зачем она (Ильинская. — В.Н.) любит меня? Зачем я люблю ее? Зачем мы встретились?“ Это все Андрей: он привил нам любовь, как оспу, нам обоим. И что за жизнь, все волнения да тревоги! Когда же будет мирное счастье, покой?» (с. 264). И как бы предугадав эти жалобы героя на беспокойность его положения, Пшеницына в финале предшествующего им эпизода сообщает Илье Ильичу: «Еще я халат ваш достала из чулана <…>, его можно починить и вымыть: материя такая славная! Он долго прослужит» (с. 263).

Следующий раз халат появится в третьей части романа в зачине ее двенадцатой главы, отделенной от главы шестой, где Обломов жестом и словом обнаружил свою симпатию к Пшеницыной, двумя неделями. В их исходе отношения Ильи Ильича и Ольги Ильинской, после драматичнейшей для обоих развязки, навсегда прекратятся. Но прежде герои переживут самую патетичную сцену их любовной «поэмы». Правда, Обломов к тому времени уже и сознательно уклоняется от встреч с Ольгой — то по причине вымышленной простуды, то под предлогом ненаведенных через замерзающую Неву мостов. В действительности же его все больше поглощал повседневный уклад и быт пшеницынского семейства: «Книг, присланных Ольгой, он не успел прочесть… Зато он чаше занимался с детьми хозяйки… С хозяйкой он беседовал беспрестанно, лишь только завидит ее локти в полуотворенную дверь» (с. 266). Но снова пришел «в ужас», когда Ольга, тщетно прождавшая Обломова и в первое после наведения мостов воскресенье, на следующий день сама приехала на Выборгскую сторону, в дом Пшеницыной.

Свои обман и страх Илья Ильич вновь объясняет опасными для чести девушки «толками, сплетнями», «лукавыми намеками на их свидания» (с. 270, 272). Однако Ольга, уличая его в непоследовательности («Боялся тревожить меня толками лакеев, а не боялся мне сделать тревогу! Я перестаю понимать тебя»), считает, что он «опять опускается», а любовь его угасает (с. 274). В ответ Илья Ильич, «становясь на колени» перед Ильинской, произносит горячий монолог о своей верности ей и ее спасительной для него любви к нему: «У меня нет другой мысли с тех пор, как я тебя знаю… Да и теперь <…> ты моя цель, и только ты одна. Я сейчас сойду с ума, если тебя не будет со мной. <…> Что ж ты удивляешься, что в те дни, когда не вижу тебя, я засыпаю и падаю? Мне все противно, все скучно; я машина: хожу, делаю и не замечаю, что делаю. Ты огонь и сила этой машины…»; «И ты думаешь — возможно обмануть тебя, уснуть после такого пробуждения, не сделаться героем! Вы увидите, — ты и Андрей, — продолжал он, озираясь вдохновенными глазами, — до какой высоты поднимает человека любовь такой женщины, как ты! Смотри на меня: не воскрес ли я, не живу ли в эту минуту? Пойдем отсюда! Вон! Вон! Я не могу ни минуты оставаться здесь; мне душно, гадко! — говорил он, с неприкрытым отвращением огладываясь вокруг» (с. 275).

Нет сомнения, слова Обломова, в натуре которого в этот момент ожило юношеское, светлое и энергичное, устремление к духовно-нравственному совершенствованию и полноте бытия, вполне искренни. Вместе с тем сопровождающие их замечания романиста («твердил он, как в бреду», «озираясь вдохновенными глазами», с устремленным на Ольгу «страстным и влажным взглядом») сигнализируют читателю, что душевный подъем Ильи Ильича не будет ни долгим, ни подкрепленным конкретной деятельностью. Столкнувшись после неутешительного сообщения из его деревенского имения с необходимостью самому ехать туда, чтобы «разобрать дела крестьян, привести доход в известность» и построить новый господский дом (с. 279), устранив этим материальные препятствия к браку с Ольгой, Обломов, действительно, ограничивается лишь попыткой переложить эти заботы на кого-то из окружающих его людей. За советом идет к чиновнику плуту старого закала Ивану Матвеевичу Мухоярову; тот предлагает Илье Ильичу в качестве управляющего его имением своего «честнейшего» сослуживца с выразительной фамилией Затертый. Не подозревая, что он станет жертвой мошенников и будет ограблен, довольный Обломов приходит с этой новостью к Ольге. «Как только все дела устроятся, — говорит он девушке, — поверенный распорядится стройкой и привезет деньги… все это кончится в какой-нибудь год… тогда нет более разлуки, мы скажем все тетке, и… и…». «Он, — продолжает повествователь, — взглянул на Ольгу: она без чувств» (с. 296).

Еще в той встрече героев «Обломова» в весеннем загородном парке (часть вторая, гл. VIII), где Илья Ильич, узнав, что и он любим Ольгой, воскликнул: «Жизнь, жизнь опять отворяется мне <…>, — вот она, в ваших глазах, в улыбке, в этой ветке, в Casta diva… все здесь», — девушка поправила его:

«— Нет, не все… половина.

— Лучшая.

— Пожалуй, — сказала она.

— Где же другая? Что после этого еще?

— Ищите.

— Зачем?

— Чтоб не потерять первой, — досказала она, подала ему руку, и они пошли домой» (с. 184).

«Другая» половина жизни, без которой, по убеждению Ольги, невозможна и полноценная любовь, — это противостоящие неподвижности и апатии человека безустальный труд его души и тела. И Ольга, приняв участие в Обломове, а затем и полюбив его, всемерно побуждает Илью Ильича к духовному и физическому движению, требуя то его отчета о прочитанных книгах или рассказа (после поездки в Эрмитаж) о школах живописи, то разъяснения феномена «двойных звезд» или напоминая о необходимости самому оформить в «палате» нужную бумагу, приискать новую квартиру, наконец, заставляя в прямом и символическом смыслах взбираться за ней на гору (с. 186, 188). Уподобив себя в отношениях с Обломовым легендарному античному скульптору Пигмалиону, который влюбился в созданную им статую женщины и, когда богиня Афродита оживила ее, женился на ней (с. 186), Ольга терпеливо и деликатно для самолюбия любимого ждет аналогичного воскресения от Ильи Ильича.