Роковое место - Страница 10

– Где ему, шалопаю, больше жить? Приладился к телевидению. Киношки разные снимает. И вот нынче перед майскими праздниками поехал я на своем стареньком «запорожце» проведать Игоря. Автомобильную сутолоку у барахолки благополучно миновал. По улице Никитина лихо промчался до светофора, у которого надо поворачивать на Ленинградскую. Вот тут и конфуз приключился. Зеленая стрелочка на светофоре, разрешающая поворот вправо, едри-ё-мать, перед самым носом погасла. Я – по тормозам! В тот же миг в задницу «запорожца» – бац! Бедный мой «кузнечик» юзом за светофор выскочил. Мотор чих-пых и заглох. Оглянулся: кто боданул? Впритык к «кузнечику» стоит черная «дразнилка» аккурат такая, на какой только что ты приехал. Ей, паскуде, хоть бы что – у нее перед радиатором предохранительная дуга установлена. А движок моего «запорожца» от удара на дыбы встал, аж крышка капота откинулась. В мгновенье ока из «дразнилки» вывалились два звероподобных «шкафа» с плечами косая сажень. Думаю: «Капут! Щас бить станут». И тут, Дмитрич, произошло чудо. Один из «шкафов» оказался Геркой Сухановым. Увидав меня, он такую радость изобразил, будто любимую бабенку встретил. Второй же тигром зарычал: «Ты, лысый мудохер, что хлебоприемником мух ловишь?!» И таким многоэтажным матом меня покрыл, которого я даже на фронте не слышал. А Герка ему с улыбочкой: «Жека, глуши мотор! Сам прохлопал стрелку и моего земляка в задницу поцеловал». Откуда ни возьмись – гаишник с красной бляхой на груди, помахивая полосатым жезлом, как фон-барон подвалил. Герка сразу к нему: «Командир, не беспокойся. Мы с дедом свои люди, решим проблему миром». Тот было занервничал, но, получив от Герки зеленую бумажку, браво козырнул и – поминай как звали. Я стою, будто полные штаны наложил. Не знаю, что делать? Герман обнял за плечи: «Не помирай, Карпыч, не обидим. – И своему напарнику: Жека, отстегни деду баксов на новый “запорожец”». Напарник глаза вылупил: «Ну, ты даешь, Геракл! Крыша поехала или фаза вырубилась?» – «Отстегивай, Жека, отстегивай. Убыток поделим пополам». Напарник на меня вызверился: «Сколько твой металлолом ныне стоит?» Я глаза закрыл и наобум по-ихнему: «Три тысячи баксов». Напарник с минуту не мог рот закрыть. Потом заржал: «Ну, блин, хохмач лысый! Может, тебе мой “лэнд крузер” отдать?» – «На хрен мне неповоротливый трактор! – запетушился я. – Верни исправного “Запорожца”. Он теперь тоже в цене, за бугром делается»… – Купчик чуть передохнул. – Проще говоря, после недолгой дискуссии Жека отсчитал мне три тысячи долларов, а Герман Суханов еще сотенную бумажку с портретом американского президента всучил таксисту, который согласился дотащить моего «кузнечика» из Новосибирска в райцентр. После такой нервной встряски у меня на спине, не поверишь, красная сыпь выступила. Пришлось идти в районную полуклинику к кожному врачу-дерьмотологу. Выписал кожник похожую на говно коричневую мазь. От нее чесотка началась. Кое-как вылечился. Ну а поврежденного «запорожца» я распродал на запчасти и купил новые «жигули». Как тебе, Дмитрич, понравилась «сказка» со счастливым концом? Поверил, или сомневаешься?

– Хочется верить, да проверить трудно, – сказал Голубев.

– Совсем легко. Суханов, понятно, теперь ничего не подтвердит, но Жеку, который мне доллары отстегнул, через автоинспекцию отыскать можно. На всякий случай я запомнил Госномер его «лэнд крузера»: Е 777 ИВ. Раньше портвейн такой был, три семерки. Запишешь или запомнишь так?

– Так запомню. Не спросил у Суханова, где он деньги зарабатывал?

– Не до того было.

– После не встречался с ним?

– На похоронах деда Фомы видел. Обнялись крепче родных, но вести разговор о заработках, сам понимаешь, было не к месту. Ты, Дмитрич, насчет этого поговори с моим внуком. Он и в Новосибирске с Германом дружбу не прерывал. Вместе они погуливали.

– Игорь до сих пор не женился?

– Официально – нет, а просто так… ночует у него грудастенькая куколка в белых брючках и в туфельках на высоком каблучке. Журналисткой работает. Эльвира Живанкова подписывается под газетными статьями. Щас покажу… – Купчик открыл справа от руля вещевой ящик и достал из него вчетверо сложенную среднеформатную газету. – Глянь, какой герой там, внутри, напечатан…

Называлась газета «Сибирские вести». Одну из внутренних страниц ее полностью занимал очерк под крупным заголовком «Не стареют душой ветераны». В центре текста красовался портрет Пимена Карповича Купчика. Всю грудь ветерана, от плеча до плеча, украшали ордена, медали и юбилейные значки.

– Это Игорь ко Дню Победы, как маршала Жукова, меня сфотал, а Эльвира с моих слов рассказ настрочила, – с гордостью сказал старик. – Кое-чего от себя приврала. Написала, к примеру сказать, будто штурмовал я Калининград. Но этот город при штурме был немецким и назывался Кенигсберг. Еще насчет картошки насвистела. Дескать, не стареющий душой Пимен Карпович силен и телом. Несмотря на преклонный возраст, он каждую весну копает в своем огороде грядки под картошку. Во-первых, любому деревенскому пацану известно, что на грядках выращивают овощи, но не картофель. Во-вторых, землю для картофельной посадки мне всегда пашет за поллитровку участковый милиции Толя Кухнин. У него для этой цели есть культиватор «Крот» с бензиновым моторчиком. Двадцать минут – и огород готов.

– Про то, как с Фомой пропили парашют, не написала? – улыбнувшись, спросил Голубев.

– Об этом факте я умолчал, хотя, впрочем, мог бы и не стесняться. Дело в том, что на первых порах войны экипаж нашего бомбардировщика основательно пошерстил наступающие немецкие колонны. А лично я к тому же умудрился прицельным огнем из крупнокалиберного турельного пулемета поджечь два «мессершмитта». За такие подвиги представили нас к званию Героев Советского Союза. Оружейник Фома Суханов награждению не подлежал, но, узнав о предстоящем событии, предложил досрочно обмыть высокую награду. Достать водку тогда трудно было, однако в соседней с аэродромом деревне бабы-самогонщицы давали за один парашют полное ведро первача. Они из парашютного шелка платья шили. Провернув пустяковую сделку, мы на радостях так гульнули, что вместо награды в штрафной батальон загремели.

– Долго там пробыли?

– До первой крови, пролитой за Родину и товарища Сталина. Нам с Фомой повезло. Через неделю нахождения в штрафбате меня немецкая пуля чиркнула, а Фоме снарядный осколок в ляжку угодил. После излечения в полевом госпитале направили нас в дивизионную разведку. Вот тут мы погеройствовали…

Голубев начал было читать очерк, но Пимен Карпович остановил его:

– Не трать время, дома прочитаешь. Забирай газету.

– Тебе она не нужна? – спросил Слава.

– Игорь мне привез толстую пачку таких газет. Я в каждый дом на нашей улице разнес, и еще с десяток осталось… – Купчик тяжело вздохнул. – Да, крепкий мужик был Фома Суханов. Больше восьмидесяти годов прожил. А внуку его не подфартило долго жить. У тебя, Дмитрич, не возникает вопрос: отчего Герман так скоропостижно убился?

– Возникает, но ответа пока не знаю. Сам-то как думаешь отчего?

– Думается мне, что Настя Фишкина Герку подвела.

– Знаешь ее?

– За моим огородом жила в небольшой избушке. Теперь просторный особняк купила, где хоть на велике по комнатам катайся. И в коммерции, и в любовных похождениях Настя – баба тертая-перетертая. Пробу негде поставить. Тебе известно, что ее нынешний муж Григорий Зверков имеет уголовное прошлое?

– Известно.

– Не он ли подложил Герману с Настей свинью?

– Каким образом?

– Через блатных дружков. По секрету скажу, от ревности Зверков натурально звереет. Был случай, когда штакетиной от моего забора Гришка так отдубасил Настю за левый уклон, что она больше недели на люди не показывалась.

– О том, что вчера Фишкина поехала с Сухановым, Зверков не знал.

– Знать, возможно, и не знал, но догадывался определенно. Настя ведь раньше в открытую любовь с Германом крутила. Об этом завистливые бабенки на каждом углу судачили и наверняка донесли Гришке.