Рок И его проблемы-4 - Страница 38

Охрана была довольна, ее устраивала такая служба. Бригаде пришлось пообещать еще пятьдесят долларов суточных, чтобы компенсировать уплывшие доходы, профессор пожал плечами.

— Не вредно иногда отдохнуть. Только я не понимаю, зачем?

Гвидонов снова попросил проверить его на предмет внушенных состояний, — и снова оказался чист, как младенец…

После завтрака были короткие сборы, — лагерь покидали все, кроме пилота и одного охранника. В их обязанности входило и приготовление обеда.

Остальные выстроились цепочкой, и ушли в тайгу. Получили боевую задачу, и — вперед. Как приказало начальство.

Профессор, которые шел сзади Гвидонова, тоже чего-то заподозрил, что какое-то «зачем» все-таки есть. Все-таки он был о Гвидонове высокого мнения, и не в силах был подозревать его в настолько чудовищном самодурстве.

— Что-то случилось? — осторожно спросил он Гвидонова, тактично понимая, что иногда не нужно задавать лишних вопросов. Но как вот узнать, лишний вопрос, или еще нет?.. — Раз мы не улетаем, а снова идем в тайгу?

— Проверка версии, — сказал Гвидонов. — Но, скорее всего, показалось.

— Значит, есть версия? — спросил профессор. — Убей бог, я не пойму, откуда она взялась. Вчера же не было… Откуда, и с какой стати.

— Взялась, — сухо ответил Гвидонов.

Кухня, есть кухня, — посторонним там делать нечего.

Шли споро и довольно молчаливо. Только охрана от безделья переговаривалась по рации. «Первый, первый, как слышимость?.. Слышу вас хорошо…»

Во вчерашнем месте Гвидонов скомандовал привал, и общий перекур. Тем, кто еще курить не бросил.

Место было, как место. Такие же лиственницы и сосны, как в любом другом месте. Высохшие иголки на земле, мох, труха, щепки, остатки коры и позапрошлогодние шишки.

Все это замечательно горит. В сухую погоду. Так хорошо, что даже непонятно, почему не сгорело до сих пор.

Потому что внизу — сыро. Ткнешь поглубже, а там все преет. Преет и преет, совершая вечный круговорот обмена веществ в природе.

Гвидонов сел, прислонился спиной к сосне, и прикрыл глаза.

Вчера, в этом месте, он впал в депрессию. Понял полную бесполезность следственно-розыскных мероприятий. На таком пустом и бесперспективном материале.

Он прекрасно помнил ход своих невеселых мыслей, — ту логическую цепочку, которая привела его к решению изменить первоначальный план, и вернуться на базу.

Сейчас он пытался понять, — есть ли в нем сомнения относительно нового плана, который он проработал утром. Не начинает ли этот утренний план подтачивать какой-нибудь червь сомнения?..

Червя не было.

Не было депрессии, и внутреннего разгильдяйства. Ничего такого не случилось.

План оставался планом. Решимость — решимостью. Привал, — обычным привалом.

Вот тебе и версия…

— Как настроение, Игорь Кузьмич? — спросил он профессора, который пристроился рядом с ним.

— Замечательное, — ответил тот.

— Нет ощущения бесцельности происходящего?

— Совершенной бесцельности… Но надеюсь, вы знаете, что делаете.

— По большому счету, — сказал, поднимаясь, Гвидонов.

— Так, — сказал он охране, — у вас — рации… Один идет прямо, другой налево, третий — направо… Ровно пятнадцать минут. О всем подозрительном докладывать мне немедленно. Вопросы есть?

При слове «подозрительном» народ подобрался, и стал оглядываться по сторонам. Проявляя бдительность.

Но вопросов не было.

— Ровно через пятнадцать минут всем остановиться и выйти на связь. Понятно?

— Да.

— Начать движение.

Охрана, в своем камуфляже, почти слившаяся с окружающей действительностью, поднялась на ноги, придавила мощными подошвами ботинок чинарики, сориентировалась по сторонам света, поправила на плечах боевое оружие и — разбрелась. Прямо, налево и направо.

Остальные догадались, что-то происходит. Но никак не могли понять: что именно?

— Не опасно будет? — спросил бригадир лягушатников, Иваныч. — У нас в руках, ничего.

— Не опасно, — успокоил его Гвидонов…

Но какое-то любопытство появилось, все стали смотреть на рацию в руках Гвидонова и ждать первых сообщений.

Типа: лети с приветом, прилетай с ответом.

Первым подал голос тот охранник, который ушел налево. В черной коробочке раздался фоновый шум, и на его волне возник официальный голос:

— Докладывает третий. Прошел десять минут… Что-то здесь не так. Но, может, показалось.

— Что не так? — спросил Гвидонов.

— Что-то не так. Такое ощущение, что кто-то за мной наблюдает. Отчетливое ощущение… Но, может, показалось.

— То есть, вы никого не замечаете?

— Никого не видно. Но что-то не так.

— Оставайтесь на месте и ждите. Если нужно, немедленно выходите на связь.

— А что мне делать?

— Я же сказал, ждать.

— Кого?

— Нас, естественно. Мы к вам подойдем.

— Хорошо, — сказала рация и отключилась…

Через пять минут доложили остальные два охранника. Они прошли пятнадцать минут и остановились. Ждали дальнейших распоряжений. Ничего интересного не обнаружили.

— Возвращайтесь, — приказал им Гвидонов.

На километровой карте, где то место, в котором они находились, было заштриховано сплошным зеленым цветом, — он отметил карандашом, для истории, их маршрут от базы, и точки, из которых подали голос охранники.

Не прошло и двух минут, как снова возник третий.

— Докладываю, — сказал он. — Долго еще ждать?

— Что-то случилось? — строго спросил его Гвидонов.

— Никак нет… Но подозрительно очень.

— Что подозрительно?

— Все. Все здесь подозрительно… Разрешите отступить?

— Очень хочется? — спросил с небольшой издевкой Гвидонов.

— Как прикажете.

— Отступай, — разрешил он. — Только с оглядкой.

— Есть, — откровенно обрадовано отозвался охранник на том конце невидимого провода.

Точно такое облегчение пришло и к Гвидонову. Напряжение отпустило, и он окунулся в расслабленное воздушное какое-то состояние. Которое было знакомо ему. Оно означало, что появилась какая-то часть дороги, которую нужно пройти. И что дорога эта, — ведет в нужном направлении.

Версия.

Туда ее в душу.

— Пусть кто-нибудь из вас кричит. Каждую минуту. Как можно громче… А то будем их тут ждать до морковкиного заговенья, — сказал Гвидонов лягушатникам.

Подошел к профессору и снова сел рядом с ним.

— Для вас работа, — сказал он негромко.

— Вы думаете? — спросил профессор.

— Я не думаю, — ответил Гвидонов. — Я — знаю.

Позволил себе такую дерзость. Все знать. В чужих глазах.

Наврать про себя в три короба.

Для пущего тумана… Где скрывалось бахвальство. За которое он тут же осудил себя.

— Но это же… — сказал профессор. — Это же… Из ряда вон… Я не верю…

Голосовой маяк сработал. Бойцы не плутали, и подтянулись к месту сбора вовремя.

Гвидонов не дал им передохнуть, скомандовал «Подъем», — и экспедиция, взяв направление налево, — тронулась с места.

Вокруг был летний день, озарявший безмятежные красоты. Где-то высоко светило Солнце, рядом с которым проплывали белые, похожие на комки из ваты, облака. Небо было голубое-голубое. Невинное-невинное. Глубокое-глубокое.

Казалось, в такой замечательный жаркий день, в котором все было знакомо, и видено-перевидено тысячи раз, — ничего не могло возникнуть нового.

Тем более того, чего стоило опасаться.

Иваныч каждую минуту орал маяком, чтобы установить звуковой контакт с «третьим». Тот пару раз по рации отвечал, что ничего не слышит, а потом услышал, и сказал, что рацию выключает, и тоже будет кричать.

Чтобы шли на его голос.

И его голос стал слышен.

Как-будто это потерялся грибник. И теперь звал своих товарищей. На злачное место. Где этих маслят видимо-невидимо. Этих маслят…

— Владимир Ильич, Владимир Ильич, — услышал Гвидонов за спиной голос профессора, — можно вас на минуточку…

Голос был какой-то не такой, словно местная гадюка выползла между ними на тропу, а профессор ее увидел.