Родственнички (СИ) - Страница 4

– Если ты хочешь, уйду я насовсем от Серёги, брошу на него шестерить. Обещаю!.. Хочешь, я с тобой останусь, все делать буду, как скажешь? Хочешь?

– Ну вот ещё, нужен ты мне! – рассердился Владимир и легонько столкнул брата с дороги. – Брысь пошёл!

– Зачем тебе это надо, Вовка? – Гошка чуть не плакал. – Ты же не только мне, ты же и себе проблему наживёшь!..

Владимир молча шёл вперёд, не реагируя больше на голос младшего брата.

Гошка постепенно отстал.

– Сволочь ты! – со злыми слезами в голосе хрипло выкрикнул он в спину Владимиру. – Награду, что ли, ждёшь? Смотри, как бы посмертно не получить!.. Вспомнишь ещё!

Голос Гошки затих. Наверное, он остался стоять на аллее. По крайне мере, Владимир не слышал его шагов.

Пытаясь успокоиться, Панин пошёл быстрее, стремясь поскорее преодолеть оставшиеся до подъезда метры.

«Проблему наживёшь…» Проблему Владимир уже нажил.

Ему не хотелось сейчас думать о ней. Эта проблема за пару дней вымотала нервы. Всякий раз, когда он принимался размышлять о том, что случилось, он терялся и приходил в отчаяние. Мысли о Марине на какое-то время выводили его из этого состояния. Но даже её поддержка не могла помочь. Тревога мучила Владимира. Его заботило даже не то, что братья фактически вступили в конфликт с законом. Судя по всему, некоторые участники событий могли в любой момент предъявить Сергею Панину счёт.

Алёна сто раз пожалела о том, что решила остаться. Вообще-то её никто не только не заставлял, но даже и не просил. Наоборот, Гошка поминутно ворчал, ругался и гнал Алёну домой. Но она домой так и не пошла. В конце концов какая разница, заявится она домой в одиннадцать или заполночь? Да никакой. Все равно выговор будет. Но не очень сильный. Родители уже стали привыкать тому, что Алёна иногда часами где-то пропадает со своими друзьями. Нет, они вовсе не были беспечными родителями, и им не было наплевать на свою семнадцатилетнюю дочь. Скорее наоборот, опека была плотной. Вечно одно и то же: «Куда идёшь? С кем? Уроки сделала? Домой не позже десяти! Этот наряд слишком вызывающий… На дорогу смотри, в лужи не наступай, надень перчатки…» А вернёшься, отчитайся, где была, что делала, не замёрзли ли ноги… Поздними возвращениями домой Алёна старалась не злоупотреблять. Обычно приходилось придумывать всякие более-менеё правдоподобные оправдания: поздно кончился фильм, долго вместе делали уроки, день рождения у подруги… Иногда прикрывал брат. Он был старше на пятнадцать лет, жил отдельно и по слёзной просьбе сестрёнки мог заверить родителей, что оставляет Алёну до утра у себя. К счастью родители всему этому верили и полностью доверяли друзьям дочери. Правда, была во всем этом одна беда: родители думали, что знают всех друзей Алёны. А она их не разубеждала.

Георгия Панина они не знали. А если бы невзначай узнали, то точно не обрадовались бы. На них не произвело бы никакого впечатления то, что Гошка – младший брат и помощник одного из местных новых богатеев. Отец Алёны в сравнительно недавнем прошлом был очень влиятельным человеком в городке. Алёна сама это время уже не помнила, но разговоров об этом в доме хватало. Отец с высокомерным презрением отзывался о тех, кто недавно приподнялся. Новому русскому бизнесмену Панину тоже доставалось от Алёниного отца по полной программе. А уж Гошке досталось бы и того больше. В глазах Алёниных родителей Гошка был человеком, которого ни в коем случае нельзя подпускать к девочкам из приличных семей.

В глубине души Алёна не могла не согласиться: такие парни, как Гошка, не были образцом для подражания. Гошка был симпатичным парнем, старался следить за собой, а когда выряжался в деловой костюм, то становился очень представительным, прямо как те молодые евангелистские проповедники, которые бродят по улицам и в самый неподходящий момент норовят поговорить с тобой о царствии небесном. Но все это производило впечатление, пока Гошка не открывал рот. Сразу становилось ясно, что Георгий Панин – существо простейшее, которому вращаться в приличном обществе крайне затруднительно. Пару раз Алёна пыталась познакомить Гошку со своими друзьями, отпрысками районной аристократии, но из этого ничего не вышло, кроме трагикомических недоразумений. Гошка не мог поддержать ни один разговор: он понятия не имел о вещах, о которых беседовали Алёнины приятели. Его манеры оставляли желать и желать, а словарный запас был просто на грани.

Но Алёна ничего не могла с собой поделать. Сначала Гошка ей понравился: высокий, темноглазый, симпатичный, отлично водит машину, классно танцует и обалденно целуется. Потом она пришла в ужас от его непроходимой серости. Гошке уже шёл девятнадцатый год, но создавалось впечатление, что его образование исчерпывается четырьмя-пятью классами. Но все же… Любовь зла, особенно в семнадцать лет. Алёне оказалось интереснеё с темным наивным Гошкой, чем со спесивыми юными снобами из дружеской коллекции родителей. Алёна оценила спокойную Гошкину рассудительность, великодушие и преданность. Он стал ей дорог, и все его беды она переживала, как свои.

За те полтора-два часа, пока они вдвоём утаптывали безлюдные дорожки на набережной, они успели несколько раз наорать друг на друга и затем помириться снова. В этом не было ничего необычного, они ссорились и мирились постоянно… Потом наконец появился Гошкин брат. Шёл по центральной аллее сквера, помахивал кожаной папкой. Гошка направился ему навстречу.

Стоя поодаль, Алёна слышала только резкие голоса двух спорщиков. Гошка упрашивал, Владимир непреклонно качал головой. Гошка бежал за братом, что-то ему говорил, хватал за руку, и, наконец, остался на тропинке один.

Алёна побрела к другу. Тот, не двигаясь, стоял и ёжился, засунув руки в карманы спортивных брюк.

– Гоша!

Он не обернулся, застыл на месте, словно не слыша.

– Гошка, ну что ты тут застрял?! – Алёна подошла, дёрнула его за локоть, развернула к себе. – Ты слышишь? Гошка!.. Гошенька, ты чего?

Гошка отчаянно кривился, морщился, шмыгал носом, изо всех сил стараясь сдержать слезы.

– Что, не вышло, да? – огорчилась Алёна.

Гошка выдернул руку, утер нос рукавом и задрал голову, уставившись в тёмное октябрьское небо и горестно шмыгая.

– Ну все, Алёнка, влип я… – пробормотал он, глотая слезы.

– Твой Володя что, совсем дурак?! – воскликнула Алёна. – Он что, не понимает?

– Да все он, сволочь, понимает… – буркнул Гошка и серьёзно взглянул на неё. – Он, похоже, какую-то свою игру затеял… Будет он обо мне думать, как же. Он всю жизнь меня в упор не видел, так больно надо ему обо мне беспокоиться…

Гошка замолчал, задумался. Алёна подождала немного, потом нетерпеливо топнула ногой:

– Ну и что теперь?!

– Самое правильное… уехать отсюда к чёртовой матери… – тоскливо отозвался Гошка. – Все равно куда, а лучше куда-нибудь подальше… Чтобы никого из них никогда в глаза не видеть.

– Чтобы уехать, нужны деньги, – заметила Алёна.

– А то я не знаю! – тоскливо сказал Гошка. – Вопрос в том, где их взять. Серёга, жмот, такие крохи даёт, даже на пиво не хватает.

– Гоша… Гош! – Алёну вдруг даже в жар бросило. – У меня идея…

Он скептически глянул на подругу.

– Какая ещё идея? Пива попить?.. Поздно уже. Да и… не на что.

– Какое пиво?! Я придумала, как добыть деньги. Я попрошу у Ивана.

– У какого ещё Ивана?

– У тебя, что, память отшибло? У брата моего!

Гошка отрицательно покачал головой:

– Алёнка, да ну тебя… Вот нечего ему больше делать, кроме как мне деньги давать.

– Ну тебе он, конечно, не даст, – проговорила Алёна. В её голове складывался нахальный, но на первый взгляд беспроигрышный план. – Но я же не для тебя собираюсь просить…

Гошка Панин не зря подстерегал брата в парке на набережной. Дело стоило того, чтобы унижаться перед этим выскочкой в галстуке. Собственная шкура иногда стоит унижения. Почему-то Гошка надеялся, что Владимир сжалится, поймёт, махнёт рукой на свою принципиальность. Но увы. Беседа с братом лишила Георгия последней надежды избежать наказания. Он прекрасно знал, что Сергей рано или поздно хватится документов: половину из потерянных бумаг надлежало сдать в центральную бухгалтерию, а половину уничтожить.