Родственная душа. Сборник рассказов - Страница 3

Она быстро окинула оценивающим взглядом людей, находившихся на почте, и поняла, что среди женщин нет ни одной, способной оказать ей конкуренцию своей внешностью: здесь были только женщины среднего возраста и пенсионерки. Это порадовало, но этого было мало. Вероника подошла к окошку для выплаты пенсий, пособий и социальных услуг. Оно было закрыто, а за стеклом лежала табличка с надписью: «Перерыв». Она села на стул с другой стороны стола, за которым сидел мужчина, положила ногу на ногу, достала из сумочки мобильный телефон и позвонила подруге:

– Привет, Лена!

– Привет, Вероника!– ответила подруга. – Как ты?

***

Голос незнакомки вернул Алексея к действительности. Поняв, что уже несколько минут с глупым видом откровенно рассматривает её, он виновато опустил голову и принялся сочинять поздравление. Эта женщина своим появлением произвела на него такое сильное впечатление, что ему хватило нескольких секунд, чтобы найти нужные слова для сестры и племянниц, и он стал писать, тактично стараясь не слушать, о чём говорила по телефону соседка по столу.

«Поздравляю вас с праздником всех женщин – 8 Марта! Желаю вам всегда сохранять красоту, очарование, достоинство, ко всему подходить творчески, с выдумкой, а на жизнь смотреть легко и просто, чтобы ваши лица не портили морщины от тяжёлых дум…» – написал он слова, которые быстро и без напряжения родились в его голове.

Но вскоре Алексей понял, что лёгкость, с которой он сочинил первые строчки, внезапно исчезла, и ему приходится с огромным трудом придумывать каждое новое слово, потому что телефонный разговор незнакомки мешал ему сосредоточиться. У неё оказался низкий, почти мужской, голос, и, хоть она старалась говорить негромко, произносимые ею слова, словно гвозди, вбивались в сознание Алексея невидимым молотком, вызывая у него раздражение оттого, что он помимо своей воли вынужден был слышать всё, что она говорила.

***

– Ой, лучше не спрашивай! – увлечённо говорила Вероника своей подруге. – Я в совершенном трансе: он говорит, что деньги будут 28-го числа, а до этого времени что хочешь, то и делай – хоть иди на Неву и собирай камни! Представляешь?

– Ну и дела!

– Я в полном смятении. Я ничем заниматься не могу, меня всю трясет, понимаешь? Меня просто колотит! Я сказала ему, что ославлю его на весь город. Приду на одну его работу, и на другую, и везде всё расскажу. Он тут указывает мне на мою шубу, а я ему говорю, что это я покупаю на свои, заработанные деньги, а не как он, альтруист, за наш счет. Он, видите ли, не может раньше 28-го числа… Для кого-то может, а для меня, значит, не может! Мне ребёнка не на что кормить, а ему хоть бы что! А у меня сплошное невезение кругом. Вот сейчас сижу на почте. Все окна работают, а то, которое мне нужно, не работает! Представляешь? Думала, может, хоть здесь что-нибудь получу.

***

Алексей призвал на помощь всю свою волю и продолжил писать: «Я желаю вам любить и быть любимыми…» И тут он увидел, что пишет уже не на открытке, а на белой пластиковой поверхности стола: стараясь противостоять напору эмоций сидящей рядом женщины, Алексей сконцентрировал всё своё внимание на смысле пожеланий и не заметил, как ручка пересекла границу открытки.

А незнакомка продолжала говорить, её слова лились непрерывным потоком. Она настолько вошла в состояние, которое хотела передать своей мобильной собеседнице, что у неё даже начали стучать зубы, словно она замерзла.

***

– А как твой ребёнок? – спросила Лена.

– Ребенок? Его сейчас нет, он на олимпиаде. Мы уже дипломанты! – с гордостью сказала Вероника, краем глаза посмотрела на мужчину и увидела, что он прекратил писать. «Ага, подействовало!» – обрадовалась она.

– Какие вы молодцы! – сказала Лена.

– Да, стараемся. А как же, один ведь сынок, всё для него. Он у меня один, и мама у него одна. Всё приходится делать самой! Ну, ладно, Лена, звони, не забывай.

Вероника закрыла крышку телефона, положила его в сумочку и незаметно бросила быстрый взгляд на мужчину. Он снова взялся за открытку, а на его лице появилась недовольная гримаса. Надо было действовать более решительно.

Она встала и подошла к нужному окошку.

***

Алексей, виновато прикрыв открыткой нечаянную надпись на казенном столе, решил, что надо писать, сосредоточив внимание на каждом слове, и продолжил: «…обворожительными, неповторимыми, единственными…» – но и это не помогло. Он начинал писать слово, а окончание его уже не помнил. Продолжать было бессмысленно. Он прекратил писать и посмотрел в спину нарушительницы его покоя.

***

– Скажите, надолго у них перерыв? – спросила Вероника у одной из женщин, терпеливо стоявших возле окошка.

Женщина в ответ пожала плечами. Веронику это не устраивало, потому что она чувствовала на себе взгляд понравившегося ей мужчины, и этот взгляд требовал от нее более решительных действий. Она подошла к очереди в соседнее окошко.

– Скажите, как долго будет закрыто это окно? – громко спросила Вероника через головы людей и вопросительно посмотрела на молодую служащую почты, которая сосредоточенно заполняла какой-то бланк. – Может, нам вообще нет смысла здесь стоять?

Низкий голос Вероники неожиданно стал резким и капризным, словно готов был в любой момент сорваться на визг, и девушка в окошке вынуждена была отвлечься от своего занятия и ответить ей:

– Это технический перерыв, сейчас откроют.

Вероника вернулась к своему окошку, и через несколько секунд оно открылось. Вероника была довольна: у неё всё получилось, она продемонстрировала себя в полном блеске.

***

Алексею оставалось написать последнее, но, пожалуй, самое важное пожелание: «Самое главное – я желаю вам всегда оставаться женственными». Он начал писать, но тут же остановился. Он понял: здесь, в этом помещении, и в том состоянии, в котором он находится, не сможет написать слово «женственными». Если он напишет это слово сейчас, то оно навсегда лишится смысла, который он хотел в него вложить, идя на почту. Более того, за несколько минут, проведённых здесь, он успел усомниться в том, что образ женственности, который был создан в его воображении, будет устраивать его в дальнейшем. Что-то подсказывало ему, что с сегодняшнего дня придётся серьёзно задуматься о том, какие качества он хотел бы называть женственными. И только потом, когда он разберётся со своим представлением о женственности, он сможет пожелать своей сестре и своим племянницам быть женственными.

***

С нетерпением дождавшись своей очереди, Вероника спросила требовательным тоном:

– Я тут подавала заявление – не помню, как это называется точно, – кажется, субсидия на квартплату, что ли… Посмотрите, не приходила?

Служащая почты посмотрела картотеку и ответила:

– За февраль ещё ничего не было.

– А когда это всё будет? – спросила Вероника тем же требовательным голосом, чтобы бездельники не возомнили, что с ней можно обращаться так же, как со всеми этими опустившимися домохозяйками и пенсионерками.

– Не знаю. Когда перечислят – тогда и будут. От нас это не зависит.

– Я ещё пойду в СОБЕС и буду там разбираться, почему они переадресовали на почту, если я в заявлении указала банк!

– Так, может, Вам надо в банк? – спросила служащая.

– Меня из банка послали сюда. Ладно, я ещё разберусь! – сказала Вероника, отошла от окошка и победно взглянула на стол, за которым сидел мужчина.

Мужчины уже не было, а на столе, на том месте, где он сидел, осталась странная надпись: «…бить и быть любимыми».

Поехала Надежда Степановна в магазин художественных товаров, что на Сердобольской улице, а номер дома позабыла. И вроде бы внимательно слушала она, как преподаватель на курсах «Декоративная роспись по дереву» называла адрес магазина… А всё равно никак не могла вспомнить номер дома. Сдавалось ей, что это дом 28, но не было такого дома на чётной стороне Сердобольской улицы. Дом 26 был, а дома 28 не было! А может, ей вовсе и не дом 28 нужен?