Родом из ВДВ - Страница 6

– Так, орлы, встать, заправить сиденья, – скомандовал офицер спокойным и уверенным голосом, отчего им всем почему-то стало легче. Алексей и раньше знал, что в неординарных и экстремальных ситуациях толпа с готовностью подчиняется воле того, кто берет на себя ответственность, но в действии видел эту формулу впервые.

В отличие от юношеских лиц, темное лицо офицера, украшенное густой щеткой усов, было мужественным, – оно внушало доверие.

– Приготовиться! Правая – на кольце, левая – на запаске. Держать равновесие, следить, чтобы лента стабилизирующего парашюта не попала под руку!

Напряжение нарастало, в голове начиналось кипение эмоций. Открылась дверь, и из проема в брюхо самолета влетел поток холодного воздуха, все ощутили алчное и могучее дыхание безбрежного неба.

– Пошел! – крикнул офицер первому, и тот, закрыв глаза, провалился в проем и исчез.

– Пошел! – Резкая команда офицера то и дело прорывалась сквозь шум мотора, и брюхо «кукурузника» пустело с ошеломляющей быстротой.

Тут уж и Алексей подошел к проему и почему-то опять оглянулся на Игоря – тот весил на несколько килограммов меньше и потому находился позади, через одного человека. Взгляд товарища был фантастически сфокусирован, как у гимнаста, который настраивается совершить тройное сальто. Игорь смотрел куда-то вдаль, в небесную синь, открывавшуюся сквозь проем двери; он сделал знакомое движение плечами, расправляя их и отводя назад, как будто перед боем. А затем его руки цепко сомкнулись на лямках парашюта – правая возле кольца, левая – на соединении основного парашюта с запаской. С плохо скрываемым ужасом Алексей взглянул вниз. Где-то далеко мелькнула земля, черно-желтая, неузнаваемая, другая. Всегда такое плотное и снизу кажущееся живым небо казалось пустотой, ничем. И это ничто само по себе было страшным. Невероятно страшным! Он взглянул на офицера, тот ободряюще улыбался.

– Пошел! – скорее по губам понял, чем расслышал Алексей, и рука офицера крепко шлепнула, почти ударила его по плечу. Он с усилием преодолел свое статическое положение и ринулся вперед всем телом, неотвратимо и безвозвратно. И едва успел сгруппироваться, поджать ноги, как ощутил себя в каком-то беснующемся, неподвластном ничему, абсолютно непрогнозируемом потоке, с невероятной скоростью увлекающем его куда-то в область неведомого. Все его мышцы напряглись, сжались, но скорее не от страха, а от новизны непознанной ошеломляющей силы. Он почему-то вспомнил про страх обезьяны, сорвавшейся с дерева, и непроизвольно зафиксировал у себя именно это ощущение неподдающегося контролю ужаса. Но доли секунды, казавшиеся вечностью, вернули Алексея в область человеческого, осознанного отношения к происходящему. Краем глаза он увидел вверху улетающий самолет и начал лихорадочно считать: «Пятьсот один. Пятьсот два. Пятьсот три. Почему он не открывается, может, что-то с ним не так», – пронеслось у него в голове, оцепенение стало расползаться по всему сознанию. Старшина Мазуренко советовал не дергать кольцо, чтобы не потерять его и не стать объектом для ухмылок бывалых десантников. Но тогда почему не открывается?! Может быть, стропы запутались внутри, пучки ведь казались такими ненадежными?! Он уже было собирался выдернуть злосчастное, выкрашенное красной краской кольцо, которое судорожно сжимала правая рука, как услышал характерный щелчок самостоятельно сработавшего прибора, вслед за чем он провалился на мгновение в еще большую, совершенно холодную и немыслимую бездну. Но затем раздался хлопок, как бывает при раскрытии зонтика, и Алексей неожиданно повис. Над собой он увидел белоснежный купол парашюта, и сердце его тотчас наполнилось ликованием, бурными эмоциями, которые он не силах был подавить. Неистово и громко, ничем не сдерживая себя в этом бескрайнем океане свободы, он во всю глотку заорал: «Эге-гей!» И вдруг такой же крик знакомым голосом ответил ему, и Алексей увидел, что совсем недалеко от него, немного выше, парит Игорь, который прыгал следом за ним. А еще дальше – небольшой ростом Белугин и совсем маленький, всего метр шестьдесят пять, Самохвалов. Они тоже радостно заорали в ответ, ловя полуминутное пьянящее ощущение свободы, от которого за месяц отвыкли и за которым очень соскучились.

С высоты шестисот метров они теперь с любопытством разглядывали игрушечные коробочки их учебного центра, который Алексей узнал по высокому парашютно-десантному тренажеру. Кругом были желтые и черные квадраты полей, и где-то далеко вдали – рукав реки и темный край леса с маленькими, в спичечный коробок, сельскими домиками и тонкими, со странными изгибами, нитями дорог. Острота ощущений захватила Алексея целиком: он с жадностью ловил впечатления, стараясь не пропустить, не забыть ничего, чтобы потом описать матери. А в отпуске рассказать друзьям. Склонное к рельефным картинам воображение вело его так далеко, что трогательно-красочные картины своего будущего приезда в родной город сопровождали его до самого приземления.

Земля оказалась неприветливо твердой, и удар, резким разрядом отдавшийся в голове, свалил его с ног, а легкий ветерок потащил купол и его самого по соломенным кочкам. Но Алексей успел, как инструктировали, захватить две нижние стропы и, накрутив их на кисть, погасить купол. Удивительным оказалось и то, что от резкого перепада высот он абсолютно оглох и даже испугался дикого безмолвия вокруг. Но когда начал сворачивать парашют, слух вернулся к нему так же внезапно, как до этого исчез. Как будто пробки выпали из ушей. Алексей был счастлив.

Правда, его романтические впечатления были приуменьшены ехидным замечанием старшины Мазуренко, с которым они с Игорем столкнулись у «Урала» с парашютами.

– Чего счастливые такие? – полюбопытствовал Мазуренко с едкой ухмылкой, которую Алексей в столь счастливый миг пропустил мимо.

– Так ведь прыгнули! – почти крикнул он в ответ старшине, чуть не добавив что-то глупое типа «Свершилось чудо! Ура!»

– Так что ж тут такого. Если б ты бабу трахнул, пока летел до земли, то тогда мог бы радоваться. А так, прыгнул… Ну прыгнул, ну и что? – Старшина нагло улыбался, обнажая ряд крепких зубов и, очевидно, радуясь, что «приземлил» витающего в облаках курка.

Алексей закусил удила. Сам себе в этот момент он казался сметным мальчишкой, которого отшлепали за шалости. Он все больше убеждался, что тут, в армии, в непроходимых зарослях человеческой коммуникации, очень важно иметь хоть одну близкую по духу, по ощущениям и переживаниям душу. И с удивлением убеждался, что такой душой все чаще становится Игорь. Порой земляк поражал его своей природной неприхотливостью и отсутствием той широты желаний, которая всегда была присуща ему самому. Сам он с детства привык требовать всего и тотчас, тогда как Игорь оказался совершенно неизбалован. И этим своим впечатляющим спокойствием, отсутствием гигантского спектра свойственных Алексею порывов он уравновешивал, гасил его многослойные импульсы, как вода гасит известь. Одновременно Игорь был тем человеком, который готов был слушать его до бесконечности. На то были особые причины, потому что – и это Алексей уже знал точно – его жизнь до училища, в сравнении с жизнью Игоря, была парением в бескрайнем пространстве беспечного, свободного от каких-либо обязанностей баловня судьбы. Эдакого юного барона, тогда как Игорь явился из совсем иного, замкнутого, скудного и эмоционально нерасточительного мира. Вот и сегодня, купив гору дивно пахнущих пряников и сметаны, они ели их по-разному. Целый месяц они жили впроголодь: ложка слипшейся каши с куском черного хлеба утром и вечером, а к обеду еще прибавлялась тарелка несъедобной баланды. У большинства курсантов деньги водились, но для посещения буфета в лагере – булдыря на курсантском языке – требовалось не меньше получаса, которого не было никогда. Дважды они с Игорем вырывались в булдырь, но так и ушли ни с чем: очередь не продвигалась главным образом потому, что курсанты четвертого курса подходили вне очереди и поток их был нескончаем. И когда Алексей тоскливо провожал взглядом очередного детину с покупками съестного, лицо у него, наверное, было невообразимо жалобным. И тогда Игорь не выдержал, ткнул его локтем в бок и рявкнул в ухо: «Пошли отсюда». Вот почему ароматный пряничный запах на площадке приземления просто сводил с ума, как сильно действующий наркотик. Что и говорить, последние несколько недель они были постоянно голодны, словно животные в зоопарке, которых регулярно недокармливают. Алексей, скучавший по домашней и вообще любой сытной пище, теперь запихивал пряники в рот с заметно выросшей сноровкой – команда строиться могла последовать в любое мгновение. Игорь же ел спокойно, откусывая небольшие кусочки. Алексей как бы наедался впрок, на будущее, Игорь всего лишь наслаждался коротким моментом внезапно выпавшего счастья. И действительно, он успел съесть лишь половину, тогда как Алексей проглотил добрых три четверти заготовленной порции. Брать в карманы что-либо сурово запрещалось, это оба прекрасно знали. За пищу в карманах можно было здорово поплатиться, и особенно острым был страх перед насмешками и унизительными прозвищами. Игорь без сожаления оставил недоеденное, и мгновение сладкого восторга едой тотчас стало для него историей, приятным и уже забытым моментом. Алексей же бежал к месту построения взвода, на ходу запихивая в рот сухой, не желающий быстро разжевываться, пряник… Но очень скоро понял, что зря…