Родня - Страница 116
Денис кивнул:
— Про все. Про все, милый ты мой. Я почитаю. — Он помолчал и усмехнулся: — Может, что и пойму… что она за жизнь у меня, а?! — Он привскочил, хлопнул Гену по загривку. — А?! Ты чуешь? — И стал махать руками, воодушевляясь, преображаясь лицом, будто вот, за ближним днем, ждет его другая, новая жизнь, непохожая на прежнюю, окаянную.
Расходились по домам, и он все повторял:
— Может, что и пойму, а?!
Несколько дней Гена работал очень упорно: старался точнее припомнить, что говорил ему Денис, даже уточнил у матери, когда он женился; ходил и на мясокомбинат — поглядеть стенгазету, в которой было написано про Дениса.
А когда написал и перечитал, взяла его досада: ничего интересного, просто — описание маетной жизни.
«Не то, — думал он с отчаянием, — совсем не то! Печатать такой материал нельзя. Его и показывать-то стыдно. Порву и начну снова!»
Но порвать написанное он не успел, его вызвали к редактору.
Редактор сказал, что газетная работа есть творчество, не освобождающее, однако, сотрудника от ежедневных двухсот строк. Уже три дня Гена не сдавал ни строчки.
— Знаете, — заспешил, заволновался он, — опять у меня не получилось… Только, знаете, очень интересно может получиться. Очень оригинальный человек…
Редактор смягчился, велел показать материал, а, прочитав, сказал:
— Придется подсократить.
— А, знаете, я хочу переделать… это совсем не то!
— Подсократить, подсократить, — оживленно бормотал редактор. — Только, — он покрутил, пощелкал пальцами, — нужен еще один материал. О положительном человеке, понял! Тогда можно будет дать под общим заголовком. Например, «Две жизни», а?
Гена опять хотел сказать, что это совсем не то и надо переделать, но побоялся, что еще три дня просидит, и неизвестно — понравится ли другой вариант редактору. Он промолчал.
Вскоре материал о положительном человеке сдал один из сотрудников, и через несколько дней о жизни Дениса и того положительного человека было рассказано в газете.
Он сидел в горнице и ждал, когда придет с работы Денис. Матери дома не было.
Вот истомленная ветвь карагача легла на подоконник, и в окне возникла лохматая голова Дениса.
— Я сейчас зайду, — сказал Денис, и Гена услышал, как глухо затопали его шаги. Открылась и, сильно бацнув, закрылась дверь.
Денис встал над Геной.
— Падло! — со смаком воскликнул Денис и занес над ним тяжелые руки. — Мокрое место оставлю… за позор!..
Гена присел и резко подался в сторону, в два прыжка очутился у дальнего края стола.
Денис расстегнул куртку и шумно дышал.
— Денис! — крикнул Гена. — Не тронешь, если покаюсь?
— Нa хрена мне это, — сказал Денис, щедро сплюнул на пол и пошел в обход стола.
Убегая, спасаясь от него, Гена крикнул:
— Денис… отчего хорошие люди пропадают?
— Законы тяготеют — надо знать!
— Ты детально и тонко…
— Ага! — Денис остановился и перевел дух.
— Начальник цеха знает, кого брать компрессорщиком! Ты сможешь!
— Известно.
— С мужем Люськи тебе неинтересно разговаривать! Жизнь у тебя мука!
— Известно, мука, — сказал Денис. Он стоял как победитель. Чувство удовлетворения переполняло его добротой и всепрощением. — Милый ты мой. Ничего хорошего не было в моей жизни. Ты понимаешь?
— Понимаю, — ответил Гена, не глядя на него.
— Пойду, однако, еще раз почитаю, что ты написал. — Он помолчал. — Ндрав у меня плохой. Тебя вот обидел, заместо чтобы прочитать как положено.
«Пусть почитает, — подумал Гена, — может, что и поймет, что за жизнь у него».
«Нет, — подумал он, — из моей статьи не поймет он ничего».
«Но, может быть, он сам разберется, поймет? Да, да! Без меня, сам!»
И он понемногу стал успокаиваться.
— Я верил в тебя, — говорил редактор, — верил и не ошибся.
Он держал в руке толстенькую кипу конвертов, любовно взглядывал то на Гену, то на конверты — в них были отклики читателей на последний материал Гены. О Денисе.
— Поздравляю, коллега!
— Я рад, — сказал Гена, — рад… если вам приятно.
— А ты еще и скромник. — Редактор положил конверты на стол, прихлопнул их ладонью и поглядел на часы. — Обедал?
— Нет.
Зашли в ресторан, сели, притихнув перед строгой чистотой скатертей, салфеток в стаканчиках, дородной тяжестью штор, сползающих к полу от верху высоких полуовальных окон.
— Жизнь! — Редактор рассмеялся. — Смотри на мир добрыми глазами, и ты почувствуешь покой и удовлетворенность. Почувствуешь, как мил твой коллега, и какой-нибудь мальчуган с улицы, и этот, простите, ресторан. И совсем немного надо, чтобы все это почувствовать.
— Да-да, — сказал Гена.
Ему вспомнились последние дни, встречи с Денисом, все потешное и сумбурное, о чем думалось теперь с особенной горечью.
— А разве… — проговорил он, — а разве я не смотрел добрыми глазами? Разве я…
Редактор не успел ему ответить: над ними стала официантка, сверкая салфеточной улыбкой…