Родная страна - Страница 81

— Теперь остается только ждать, — сказала она. — Я дала им час на размышления, так что в течение двух часов они выйдут на связь.

— Мне не нравится, что Кэрри Джонстон так и не поплатится за все свои художества.

Она посмотрела на меня как на дурачка. Терпеть не могу этот ее взгляд.

— Такие, как Кэрри Джонстон, всегда выходят сухими из воды, пока их кто-нибудь не пристрелит. Или уйдут в отставку и поселятся в какой-нибудь далекой диктаторской стране, где до них никто не доберется. Под суд она не попадет. Никогда. Никто ее не арестует. Не посмеет. Забудь свои романтические идеи о справедливости и признай, что есть на свете вещи, которые тебе не по зубам.

— Невыносимо, — буркнул я. — Можно подумать, в цепочке ответственности нет ни одного человеческого существа, только отмазки «пойми-так-бывает». Великолепная отговорка. То система виновата, то компания, то правительство. А как же человек, который нажимает на спусковой крючок?

— Милые детские сказочки, — ответила Маша. — У тебя есть сок или газировка? Что угодно, лишь бы с сахаром. Я уже с ног падаю. Может быть, кофе.

Я приготовил ей эпическую чашку кофе. Пусть я не ниндзя и не секретный агент, но кое в чем разбираюсь. Она выпила чашку чуть ли не с благоговением, отправила меня за второй, осушила и ее тоже и сказала:

— Ладно, сойдет.

Но, судя по интонации, я понял, что на Машином языке это означает «ЧЕРТ ВОЗЬМИ, КАКОЙ ШИКАРНЫЙ КОФЕ!».

Потом она еще постучала по клавиатуре. Еще и еще. Потом скривилась, словно унюхала тухлятину, и пальцы запрыгали по клавишам, как десять акробатов на девяноста девяти крохотных батутах. Напечатала еще несколько фраз, оскалив зубы, как хищный зверь. Я попытался заглянуть ей через плечо, но ничего не увидел — у меня установлен поляризующий экран, с которым на экране ничего не видно, если хоть немного отклониться от строго прямого угла. Маша не глядя отпихнула меня. Еще постучала по клавишам.

— В общем, договорились, — наконец сказала она и двумя плавными движениями выдернула штепсель из розетки и достала аккумулятор. Тщательно уничтожила использованную виртуальную машину, стерла все введенные пароли и ключи. Я не стал возражать. Даже не обиделся.

— О чем договорились?

— Ты стираешь все копии тех файлов, начиная с даркнетовских сайтов, о которых ты им рассказал. И можешь навечно забыть о «ЗИЗ» и о Кэрри Джонстон. В виде предосторожности я переслала себе полный комплект этих документов, и на этом все. Они спрашивают, хочешь ли ты получить обратно свой старый телефон.

— Чего?

— Они определили местонахождение твоего мобильника по данным телефонной компании и обчистили дом какой-то египетской девчонки.

— О господи. Там никто не пострадал?

— Об этом речи не было, так что, полагаю, нет. Иногда они способны на некоторые приличия. Во всяком случае, тебе сэкономили немного времени. Так ты хочешь вернуть свой старый гаджет? Его наверняка нашпиговали всеми жучками и троянами, какие известны человечеству.

— Забудем о нем.

— Вот и умница, — сказала Маша.

— Угу, спасибо.

Все происходящее вдруг показалось мне грандиозным и при этом невыносимо скучным. Опять, уже в который раз, кто-то другой успешно решает за меня мои проблемы. Люди считают M1k3y активным супергероем, но на самом деле я всего лишь пешка в чужой игре.

Маша, превозмогая боль, поднялась на ноги и обернулась ко мне.

— Маркус, ты классно справился. Я на тебя навешала кучу проблем, но ты все равно выкарабкался. Я попросила тебя о помощи и втянула в беду. Рада, что смогла исправить все, что сама же наворотила. И, кажется, спасла не только тебя, но и себя.

Она пошатнулась и, чтобы устоять, ухватилась за мое плечо. Стиснула мертвой хваткой. Но я едва заметил это, потому что утонул в ее огромных, влажных карих глазах.

Между нами проскочила та искра, которая иногда соединяет парня и девушку. Когда глаза смотрят в глаза, дыхание смешивается, голова идет кругом и нервы обострены до предела. Эта искра притянула нас друг к другу, и поцелуй, зародившийся внутри, просочился наружу и соединил нас. Он длился долго, очень долго, Маша стиснула меня, словно только я и поддерживал в ней жизнь. Мы прервались, чтобы перевести дыхание, но она не разжала объятий, спрятала лицо у меня на груди. Я погладил ее по мокрым волосам и, ощутив еле заметную дрожь, понял, что она плачет. Да и у меня выступили слезы.

Она шмыгнула носом, вытерла щеки моей футболкой и разомкнула руки.

— Ну, вот и все, — сказала она с горькой улыбкой. — Рада была снова повидаться с тобой, Маркус. Буду еще в ваших краях, загляну в гости.

— Да, — отозвался я. — Заглядывай.

Внизу открылась дверь, донеслись голоса родителей. Они говорили, как обычно, о деньгах и обсуждали, что приготовить на ужин. Мы с Машей стояли глаза в глаза, пока они не ушли на кухню, потом молча спустились. Я открыл дверь, Маша выскользнула на улицу и, закинув спортивную сумку на плечо, захромала вниз с Потреро-Хилл. Я смотрел ей вслед, пока она не свернула на Двадцать четвертую, но Маша так и не оглянулась.

Тогда я вернулся в дом и рассказал родителям, что потерял работу.

Я позвонил Энджи и по ее голосу понял: она сразу же догадалась, что дело неладно. Мы встретились в закусочной возле Нойзбриджа, где всегда ели буррито. Она решительно подошла к столу и села напротив безо всяких любезностей, не обняв, не поцеловав.

— Я встретил Машу, — сообщил я. — Она переговорила с людьми Джонстон, и они закрыли дело.

— Закрыли, — ровным голосом повторила Энджи.

— Мы не имеем никаких претензий к ним, они не имеют никаких претензий к нам. Дело закрыто.

Энджи прикусила губу — всегда так делала, когда усиленно размышляла.

— Закрыто. И ты ей поверил.

— Да, — подтвердил я. — Поверил.

— Угу.

Я тысячи раз представлял себе следующую часть нашего разговора, проговаривал ее про себя так и эдак, и ни один из вариантов меня не устраивал. Но я решил, что все-таки прояснить это надо.

— Энджи, — начал я.

Она заплакала. Видимо, в моем голосе уже слышался некий тайный смысл, который она подсознательно уловила.

— Что будет дальше? — спросил я, стараясь не дрогнуть. На нас уже стали оглядываться, хотя я нарочно выбрал столик в дальнем углу.

— Что значит — дальше? — Энджи взяла со стола салфетку и промокнула глаза.

— Мы всегда будем только встречаться? Или когда-нибудь поженимся?

— Ты… — Она заморгала. — Ты хочешь, чтобы мы поженились?

— Нет, — ответил я. — А ты?

— Нет, — сказала она.

— Никогда?

— Ну, не знаю. Может, когда-нибудь.

— Но замуж ты выйдешь не за меня.

— Я этого не говорила. Господи, Маркус, что за бред ты несешь. Ты что, хочешь со мной расстаться?

Я очень постарался не уклоняться от ее сердитого взгляда.

— По-моему, наши отношения дошли до этапа, когда надо спросить себя: будут ли они продолжаться вечно? То, что нас связывает, — это надолго или только сейчас?

— Никогда не слышала ничего глупее, — отрезала она. — Тут нет никакой определенности. Мы можем оставаться парнем и девушкой и не становиться мужем и женой. Мы еще молоды. Какого черта ты завел этот разговор?

Мне вспомнилось неловкое молчание рядом с Ванессой, поцелуй с Машей, вспомнилось, сколько раз я просыпался рядом с Энджи, лежал и прислушивался к ее дыханию, с любовью вглядывался в каждую черточку ее милого лица.

— Я… — Я напомнил себе, что решил сам совершать поступки, а не следовать тому, что приказывает мне вселенная. Подумал о системе и о том, насколько она прогнила. — Знаешь, в последнее время много чего случилось. Я уже и сам не знаю, чего хочу. Уже ни в чем не уверен.

— Все дело только в этом? Ты не уверен? А с каких пор мы вообще в чем-то уверены? Вот балда. Говоришь, ты ни в чем не уверен? А уверен ли ты, что со мной тебе лучше, чем без меня? Пусть не всегда, но хотя бы чаще всего?

Энджи умела формулировать вопросы на свой странный манер. Но я задумался.