Родная страна - Страница 34
Вглядывайтесь сколько хотите, вряд ли вы найдете в нем хоть какую-то закономерность (а если найдете, то она — плод вашего воображения). Значит, это число случайное? Ничего подобного. Оно — часть числа пи, его цифры со 100 000-й по 101 000-ю. Теперь вы можете написать очень короткую программу для записи этого числа: надо всего лишь попросить компьютер напечатать число пи и добавить фразу: «начать со 100 000-й цифры и закончить через 1000 цифр».
Идея Хайтина заключается вот в чем: невозможно с уверенностью утверждать, может ли некое длинное число быть напечатано с помощью программы более короткой, чем это число. То есть ни о каком большом числе нельзя сказать, является ли оно случайным. Может быть, случайных чисел вообще не существует. Он назвал эту особенность «неполнотой» и выразил примерно так: «Вы не можете быть полностью уверены, знаете ли вы, что некое число является случайным».
К тому времени Гёдель уже сформулировал собственную идею о неполноте, утверждая, что любая математическая теория содержит проблемы, которые не могут быть решены в рамках самой теории. Хайтин же вдобавок нашел неполноту в наших рассуждениях о случайных числах.
Насколько нам известно, Хайтин оказался прав. Мы не в силах понять, является ли число случайным или оно полностью предсказуемо. Потому его и считают одним из величайших гениев математики.
Печальный факт: в старости Гёдель страдал от психического расстройства и твердо верил, что его пытаются отравить. Он отказался принимать пищу и сам себя заморил голодом до смерти. Неизвестно, что именно довело его до безумия, но мне иногда думается, что он слишком много размышлял о всяческих неопределенностях.
Я никуда не сливал документы с описанием «ноут-лока». Энджи тоже этого не делала. И Джолу тоже. Если верить регистрационным журналам, к документам прикасались только мы трое и больше никто.
Но тем не менее они просочились в сеть.
Разумеется, Лиам узнал об этом даже раньше меня. Едва прочитав публикацию на «Реддите», чуть ли не вприпрыжку примчался к моему столу.
— Ты ведь учился в школе имени Чавеса?
— Да, а что?
— Знал там этого мерзавца Фреда Бенсона?
Он мог бы и не продолжать. Я мгновенно понял, о чем пойдет речь. Но дело обстояло еще хуже. Все выложенные копии из массива о «ноут-локе» были озаглавлены «DARKNET DOC −» с номером документа. Самым большим номером документа о «ноут-локе» был 745 120, многие читатели уже подметили это и пришли к выводу, что где-то есть сайт под названием «Даркнет-докс» и на нем выложено не меньше чем 745 120 документов.
Нас раскрыли.
— Потрясающе, правда? Даже не верится! Интересно, что еще у них есть?
— Гм, — буркнул я. — Угу. Ого.
Лиам подтащил стул к моему столу, склонился ближе. От него пахло туалетной водой «Акс», самым противным запахом, какой известен человечеству.
— Маркус, — вполголоса проговорил он. — Помнишь, вчера ты рассказывал о корневых сертификатах и тому подобном? Сдается мне, ты знаешь больше, чем рассказываешь.
— Да неужели.
— Ну, ты же не кто-нибудь, а Маркус Яллоу. Если на свете есть такая штука, как даркнет, ты, небось, его вдоль и поперек знаешь, йоу. Серьезно, чел! — Казалось, он от меня чего-то ждет. Не умею разговаривать с людьми, которые в конце каждой фразы говорят «йоу». Они словно разыгрывают сценарий какой-то броманс-комедии, которую я не успел посмотреть. Но Лиам был так взволнован, что его даже слегка потряхивало. — Старик, ну просвети, возьми меня в дело.
Так вот оно что. Лиам отнюдь не дурак. Он бурлит энтузиазмом и немного желторот, однако слушал внимательно и знает, что десять плюс десять равняется ста (в двоичной системе). И сердце у него на месте. И Джолу тоже приводит своих друзей в наш даркнетовский клуб. Но не могу же я записывать в наши ряды всех восторженных щенят вроде Лиама. Особенно если на нашей базе, кажется, завелись стукачи.
— Лиам, я серьезно, честно, абсолютно никак не возьму в толк, о чем ты говоришь. Впервые слышу.
— Правда? Честное-пречестное?
— Провалиться мне на этом месте. У меня даже аккаунта на «Реддите» нет. И понятия не имею, чего еще они нарыли об администраторах, использовавших «ноут-лок».
— Да нет, ничего особенного. — В своем благоговении перед мощью коллективного разума интернета Лиам даже забыл о том, что секунду назад подозревал меня в руководстве некой бандой по организации утечек. — Видел бы ты, что бывает с теми, кого доксят аноны.
Я, конечно, слышал об «Анонимусе» — странной полумифической группе, отпочковавшейся от /b/, мессенджера на анонимном веб-форуме 4chan, где никто не разглашает своего имени, а главная цель всего проекта — непристойно шутить и издеваться. На той почве постоянно проклевываются диковатые подгруппы, творящие много разных дел — храбрых, глупых или жестоких (или все это сразу). Например, однажды они задумали сподвигнуть тысячи пользователей на обрушение PayPal за то, что эта платежная система отказалась обслуживать «Викиликс». Анонимусы втянули в свою орбиту несколько крутейших хакеров, но гораздо больше у них крутится ребят, которые ничего толком не понимают ни в компьютерах, ни в политике, зато любят дух товарищества, ощущение собственной силы или просто от души посмеяться (или все это сразу).
Но не могу сказать, что я часто заглядываю к ним. В свое время я уделил много сил партизанской кибервойне и решил завязать с этим, а в особенности не иметь ничего общего со всякими невообразимыми «движениями», которые не столько боролись за свободу, сколько грызлись между собой или просто забавлялись.
— Доксят… — задумчиво протянул я, пытаясь вспомнить, что это такое.
— Да, обрушивают на кого-нибудь свой праведный гнев. Тогда этого беднягу доксят, то есть откапывают как можно больше сведений о нем. Судебные постановления, сведения о собственности, свидетельства о браке, рождении и смерти, школьные дневники, домашний адрес, рабочий адрес, телефонные номера, упоминания в новостях… Да все что угодно. Мы и понятия не имеем, как много всякой всячины знают о нас всевозможные агентства и компании, какую прорву могут накопать поисковые машины. Это, конечно, безумие, все равно что ДВБ наизнанку. И вот они берут это все и вывешивают на всеобщее обозрение. То, что они надыбали о твоем долбанутом замдиректоре, это еще детский лепет. Когда за дело берется Анон, пиши пропало.
Теперь и я вспомнил, что такое доксинг. Деанонимизация. Мерзкая штука.
— Ты случайно не знаешь, кто еще может заниматься такими вещами?
— То есть? Если не считать копов, ФБР и тому подобного?
— Да, они, конечно, на это способны. — И на многое другое, подумалось мне. Мало ли что можно раздобыть при помощи той штуковины для полицейского перехвата. — А если, например, за дело возьмется руководитель какой-нибудь крупной корпорации? Или сотрудник частной военной компании?
— Ты хочешь сказать, там сидит кто-то вроде этих «Анонимусов», но занимается этим не ради хохмы, а за деньги? Вроде наемных хакеров? Старик, я в этом не сомневаюсь. Не обязательно быть ангелом или гением, чтобы понимать, как внедрить SQL-код или взломать слабый файл с паролями. Зуб даю, половина придурков из моей школы нынче ошивается в частных информационно-аналитических агентствах.
— Ага, — вздохнул я. Интересно, многие ли из тех придурков получают плату от Кэрри Джонстон. Наверняка кто-нибудь из них ошивается в даркнете и морочит нам головы.
Когда настал обеденный перерыв, я отпросился на пару часов, чувствуя себя отпетым лодырем — ведь сегодня всего-навсего мой третий рабочий день, — и договорился о встрече с Энджи и Джолу в Саут-Парке, месте, которое находилось примерно на равном удалении от школы Энджи и рабочих мест — моего и Джолу. Этот небольшой, слегка запущенный парк к югу от Маркета был отправной точкой для множества интернет-сервисов и технологических компаний, здесь постоянно тусовались компьютерные гики. Тут я всегда чувствовал себя в своей тарелке.