Родители без границ. Секреты воспитания со всего мира - Страница 27
После переезда в Японию я заметила, что мои дети стали спокойнее и увереннее. Они научились философски относиться к конфликтам с товарищами: теперь они не спешили обращаться ко мне, а сначала пытались справиться сами. Благодаря бескомпромиссным сверстникам, а не участливым взрослым мои дети научились терпению и выдержке. Дело не в том, что им приходилось подавлять свои чувства, чтобы казаться невозмутимыми. Они раз за разом убеждались, что разобраться своими силами и продолжить играть гораздо лучше, чем зацикливаться на проблемах – а именно к этому всякий раз приводило навязчивое вмешательство взрослых.
Конечно, у моих детей, как и у любых других, бывают срывы и моменты неуверенности в себе. И они знают, что могут обратиться ко мне за поддержкой и утешением. Я всегда буду рядом; когда речь заходит об их душевном спокойствии и безопасности, я по-прежнему прислушиваюсь в первую очередь к своей интуиции. Но только в Японии я осознала: мои мальчики не такие уж хрупкие и беспомощные, и мне незачем быть при них круглосуточным психологом и телохранителем в одном флаконе. Наоборот, есть смысл от них чуть-чуть дистанцироваться: это пойдет им только на пользу.
Невидимая ограда
Как-то на детской площадке в нью-йоркском парке один папа запретил трехлетнему сыну залезать на подвесной мостик, потому что это «слишком опасно». А когда мальчик не послушался и все-таки забрался на снаряд, отец вообще увел его с площадки. Позже я познакомилась с этой семьей поближе. Бриттани с мужем признают, что раньше были слишком заботливыми. Они постоянно напоминали своим детям (малышу, который только научился ходить, трехлетке и семилетнему школьнику) об осторожности и не отходили от них ни на шаг.
А потом семья перебралась в Швецию. Бриттани знала, что шведское общество славится заботливым отношением к младшему поколению, но думала, что это касается только социальной политики – льготы для семей с детьми и тому подобное. Но после переезда им с мужем открылся и другой аспект этой заботы, о котором почему-то молчат путеводители: они впервые оказались в стране, где каждый ребенок имеет право играть и гулять, где вздумается.
Поначалу Бриттани никак не могла к этому привыкнуть. Четырехлетние дети забирались на высокие деревья и крыши игровых домиков, уходили в лес без сопровождения взрослых и катались на велосипедах по кварталу. Когда Бриттани в первый раз заметила трехлетнего малыша на дереве, она стала оглядываться в поисках воспитателя. Но тут к дереву подошел мужчина, перекинулся парой слов с ребенком – и пошел дальше. Другие люди тоже спокойно проходили мимо. Их нисколько не заботило, что малыш может упасть, никто не тратил время на бесконечные предупреждения, столь любимые американскими родителями. «Тогда я поняла, что эти люди иначе смотрят на мир. Я всегда считала себя человеком широких взглядов… но мне очень хотелось сказать тому ребенку, чтобы он слез!»
Да, дети иногда падают с деревьев, но как иначе они узнают предел своих физических возможностей? В Швеции ребенку не мешают исследовать мир; он учится прислушиваться к своим инстинктам, а не к правилам взрослых. Здесь сыновья Бриттани катались с высоких ледяных горок, уходили гулять в лес и ели какие-то корешки, которые выкапывали их друзья (на грибы Бриттани все-таки наложила строгий запрет). Больше всего ее удивляло отсутствие ограды вокруг школы. Неужели маленькие дети так четко осознают границы? Разве они не разбегаются кто куда во время перемены?
Тут, как и в случае с малышом на дереве, мы имеем дело с иными представлениями не только о физических способностях ребенка, но и о развитии этих способностей. Шведы отпускают детей одних в лес не просто так. Учителя терпеливо объясняют своим подопечным, как далеко тем можно удаляться от школы. Если уважать ребенка как существо понятливое, то забор не нужен: дети постепенно сами осознают, куда можно ходить, а куда нет. И действительно, Бриттани ни разу не видела, чтобы дети пересекли построенную на доверии «невидимую ограду» – неотъемлемую часть шведской системы воспитания.
Все наши действия связаны с определенным риском. Но американские родители считают, что их долг – максимально оградить детей от любой опасности. В противном случае ответственность целиком и полностью ложится на их плечи. Точнее, они сами берут ее на себя. Когда семья Бриттани три года спустя вернулась в США, ее сыновья очень удивились, что на школьном дворе ученикам запрещают играть с палками – ведь кто-нибудь может выколоть глаз или ударить товарища! Пытаясь снизить риск до нуля, мы не только связываем ребенка кучей правил, но дарим ему ложное чувство безопасности. А оно коварно, поскольку не подкреплено собственным опытом.
Оправданный риск
Родители во многих странах считают, что разумная доля риска ребенку необходима, чтобы вырасти здоровым и уверенным в себе. На детской площадке в Хельсинки мне довелось поболтать с молодыми мамами Верой, Анитой, Мишель и Элиной. В какой-то момент я обратила внимание, что малыши разбежались кто куда, но моих собеседниц это ничуть не беспокоило. Парк был обнесен забором, дети находились в зоне видимости, хотя один из них карабкался на склон далеко за пределами площадки и с такого расстояния казался не больше жука.
Некоторые исследователи считают, что стремление убегать от родителей, забираться на деревья и залезать в самые неподходящие места выработалось в ходе эволюции. Эллен Сандсетер, психолог из Университетского колледжа королевы Мод, тридцать лет наблюдала за игровыми площадками Норвегии, Австралии и Англии, опрашивая детей, родителей и учителей. Она пришла к выводу, что именно природа заставляет детей рисковать: залезать на большую высоту, нестись сломя голову, ввязываться в потасовки, играть с опасными предметами, прыгать в воду, приближаться к огню и уходить подальше от тех, кто за них отвечает. Они испытывают себя на прочность, укрощают свои страхи, учатся управлять ими и постепенно раздвигают личные границы. Для детей подобное поведение является естественной формой когнитивной терапии – оно помогает им свыкнуться с тревогами и преодолеть их.
Никто не говорит, что мы должны игнорировать риск. Вопрос в том, как именно мы к нему относимся. Не является ли стремление свести риск к нулю еще большим риском?
У ученых такая «сверхзащита» вызывает справедливые опасения. Беспокоясь, что дети получат травму или потеряются, мы сами подталкиваем их к бесконечному сидению за компьютером и всем последствиям такого образа жизни. Отправляя ребенка играть на современную безопасную площадку, мы даже не подозреваем, что именно там дети чаще всего ломают руки и ноги. Оказавшись в тепличных условиях, они забывают об осторожности: им становится скучно, и они пытаются самостоятельно усложнить задачу, прыгая с верхней ступеньки лестницы или вставая на качелях. Плюс ко всему стандартизированная обстановка (например, перекладины, расположенные на одинаковом расстоянии) усыпляет бдительность ребенка, он перестает задумываться о своих движениях и в случае опасности не успевает вовремя среагировать.
Родители заглушают внутренний голос детей. Но мы не всегда будем рядом. Сандсетер пишет, что куда опаснее оставлять без присмотра подростка, которого с рождения направляли и оберегали. «Вот за кого действительно стоит волноваться», – предупреждает она.
Общаясь с детьми, Сандсетер заметила, что некоторые так описывали свои чувства в момент совершения чего-либо опасного: «весело и страшно». Испытывая себя на прочность, они не только приобретали новые навыки, но и росли в собственных глазах оттого, что справились со страхом. Слишком заботливые родители и безопасная игровая среда зачастую лишают их этих возможностей. «Довериться уму, силе и смелости вашего ребенка и позволить ему рисковать – лучший способ его защитить», – говорит Сандсетер.
Норвежцы говорят о «волшебной силе разбитых коленок». Ребенку полезно время от времени возвращаться домой с синяками, шишками и царапинами: все это неотъемлемые атрибуты настоящего, живого детства. «Мы придерживаемся мнения, что ребенок должен иногда мерзнуть и испытывать чувство голода – и уметь справляться с дискомфортом. В нашем климате без этого никак», – поделилась Сандсетер. И посетовала, что в англо-американской культуре подобный «закаляющий» подход не прижился. Дэвид Лэнси, профессор антропологии государственного университета Юты, с ней согласен. Американцы, отмечает он, сейчас оторваны от природы больше, чем когда-либо. Ее присутствие в жизни строго дозировано (как в зоопарке), а грязь и ссадины не в почете.