Родина крылья дала - Страница 1

Начну с того, что моей первой серьезной привычкой стали командировки. Со временем я к ним просто привык. Привык так, как привыкает хлебороб вставать до зари и отправляться в поле, как рабочий — ежедневно проходить через проходную своего предприятия.

Не могу сказать, что они мне очень нравятся, но в каждую командировку отправляюсь всегда охотно, — и меня не раздражает монотонный перестук вагонных колес, не утомляет гул всегда многолюдных аэропортов, не пугают автомобильные переезды по любым дорогам и в любую погоду.

Когда появилось это чувство привычки, сказать трудно — приживалось оно как-то постепенно, незаметно. Жена и дети тоже воспринимают мои отъезды как обычное явление. Сборы всегда просты, проходят без излишней суеты. Дома все понимают: в командировку — значит на работу. Так оно и есть.

После окончания летного училища я служил в военно-транспортной авиации. Примерно через год после прибытия в свой первый авиационный полк стал командиром корабля. Летчик тогда летчик, когда летает. И я стал летать по трассам всей нашей страны.

Тогда для меня, двадцатидвухлетнего командира экипажа, обычными стали подъем и завтрак на аэродромах в одном месте, а ужин и отбой — в гостиницах в другом. Но меня это ничуть не смущало. В то время удивительно воодушевляла фантастическая возможность за одну летную смену покрывать огромные расстояния. Четыре года за штурвалом в небе пролетели как одно яркое мгновение. Это была моя обычная работа.

С приходом в отряд космонавтов командировок не стало меньше. Мы улетали на парашютные прыжки, на испытания в различных климато-географических условиях, в тайгу и на Крайний Север, в пустыни и горы.

По-прежнему часто покидал свой дом, но уже с несколько иным чувством. Это было чувство гордости за принадлежность к совсем «молодой» профессии. Космонавтов тогда было еще мало. Чувство гордости росло и крепло по мере того, как все яснее и отчетливее очерчивались и вырисовывались масштабность, перспектива и сложность космической эпопеи.

После космических полетов поездки по стране стали своеобразным отчетом о выполнении космической программы. Народ из первых уст хотел слышать о наших делах в космосе, мы же, в свою очередь, из первых уст хотели получить информацию от ученых по проблемам дальнейших космических полетов.

В эту пору я стал выезжать и в зарубежные командировки. В составе различных делегаций принимал участие в научных конгрессах, в мероприятиях по пропаганде наших научных достижений и обмену опытом с зарубежными коллегами, во встречах, посвященных борьбе за мир и разоружение, направленных против милитаризации космического пространства.

Вот так и вошли в мою жизнь командировки, к которым я, повторяю, привык. Однако, несмотря на привычку, до сих пор не могу избавиться от необычного чувства волнения перед каждым новым шагом за порог своего дома. Всегда охватывает какое-то волнующее состояние, при котором мысли сразу концентрируются и настраиваются на конечный итог поездки. И так всегда — не успев сделать первого шага, начинаю думать: с каким результатом вернусь обратно.

Все это повторилось и осенью 1985 года, когда я получил известие о предстоящей командировке в Федеративную Республику Германию. Тот день помню особенно хорошо. Вообще, любая осень к нам в Звездный приходит незаметно. Захваченные напряженным ритмом работы, мы слишком поздно, иногда неожиданно для себя, замечаем, что среди пышной зелени аллей появились всплески золотой кленовой листвы. Одновременно что-то необычное входит в размеренный, привычный ритм жизни космической семьи, хотя сразу этого можно и не заметить: строгие цифры временных графиков по-прежнему предопределяют деятельность и самих космонавтов, и специалистов, готовящих к стартам экипажи и космическую технику.

Причина появления именно осенью этого необычного, я бы сказал, трепетного беспокойства и разговоров, не имеющих никакого отношения к технике, — наша подмосковная грибная пора.

Почти все космонавты, за небольшим исключением, к которому относятся Павел Романович Попович и Юрий Петрович Артюхин, большие любители походов за грибами. Что же касается Павла Романовича и Юрия Петровича, то они ничего, кроме рыбалки, не признают.

Всеобщему увлечению космонавтов грибами врачи-психологи быстро нашли научное объяснение, как говорится, подвели объективную научную базу под наши субъективные пристрастия. Они знают, что хотя космонавты большую часть своего времени проводят в тренажерах, почти изолированные от основного коллектива Центра подготовки, все же внутренне полной сенсорной депривации, то есть чувственного голода, не испытывают. И вот по какой причине. Дело в том, что вся подготовка космонавтов проходит на виду у огромного количества людей. Даже тогда, когда экипаж находится в корабле-тренажере и, казалось бы, полностью изолирован от окружающего мира, за ним наблюдает не один десяток людей. Холодные зрачки объективов телевизионных камер следят за твоим поведением, улыбкой, жестом и даже мимикой. Регистрируются весь радиоразговор и переговоры друг с другом. Психологи вслушиваются в интонации голоса, считая его одним из важнейших показателей психологического состояния. Контролируются частота пульса и дыхания, артериальное давление и степень кровенаполнения сосудов головного мозга, уровень напряжения мышечной ткани различных участков организма и так далее.

Находясь в корабле-тренажере, ты одновременно как бы присутствуешь во многих аудиториях перед взором требовательных и взыскательных специалистов.

Кто-то из журналистов назвал это состояние публичным одиночеством. Да, так оно и есть. Десятки взглядов прикованы к нам с утра до позднего вечера. Привыкнуть к этому, видимо, довольно трудно. Но в конце тренировок мы уже сами смотрим на себя как бы со стороны, анализируем свои действия, оцениваем, вспоминаем, где слишком волновались, где допустили ошибки из-за дефицита времени при контроле и управлении быстротечными процессами…

От такой напряженной жизни и возникает желание побыть иногда вдвоем с другом, обсудить свои личные вопросы, поговорить на темы, не имеющие отношения к работе, а то и просто помечтать. И уж если из двоих один — грибник, а грибники, как правило, рассказчики талантливые, то можно не сомневаться, что вскоре грибником станет и второй. Так, по мнению врачей-психологов, и возникло среди космонавтов дружное увлечение грибами.

Однажды у меня в кабинете, не сговариваясь, собрались Юрий Романенко, Владимир Ляхов, Леонид Попов, Анатолий Березовой, Леонид Кизим. В свое время они, напомню, выполнили с бортинженерами Георгием Гречко, Александром Иванченковым, Валерием Рюминым, Александром Александровым, Виктором Савиных, Владимиром Соловьевым самые длительные космические полеты.

Как правило, ко мне, работавшему уже в должности заместителя начальника Управления Центра подготовки космонавтов, подходили по профессионально-организационным вопросам: корректировали тренировки, занятия, консультации и т. д.

Но на этот раз разговор пошел совсем иной. Говорили все одновременно, я только слушал. А говорили о делах грибных. Березовой жаловался, что совсем извелись на местах былых опята, Ляхов обещал показать райские уголки, куда надо ехать с косой, а не с ножом. (Помните поговорку: «Грибов — хоть косой коси!») Романенко его озорно подначивал, а Попов советовал поменять наши грибные координаты… на подмосковные рынки, где старушки продают опята и маслята мисочками, а подосиновики и белые — поштучно.

Неожиданно Владимир Ляхов предложил поехать за грибами… ко мне на родину. Все сразу же согласились и начали активно обсуждать, какой устроят лесной обед с белорусской бульбой, драниками, мачанкой. О, мачанка! Пришли к общему мнению, что Владимиру Васютину и Александру Волкову нужно включить ее в бортовой рацион!

Я же откровенно радовался, и, прежде всего тому, что в мои родные края приедет целое созвездие космонавтов! Познакомлю с земляками, покажу свой край. Без грибов не уедем. Я с детства помню грибные поляны в Зеленой пуще, той самой пуще, которую воспел в стихах мой земляк поэт Василь Зуенок. Представляю, как будут рады такой встрече в Крупках, в Борисове, в Зачистье и Хотюхове, не говоря уже о моих земляках из деревни Белое.