Робот "Чарли" грабит банк - Страница 13

— Опять вы, Чарльз…

— Простите, сэр, но у меня никак не получается короче.

— Тогда вам следовало бы работать не в прокуратуре, а в адвокатуре. Ну, ну, Чарльз, не огорчайтесь. Я шучу. Вы еще научитесь быть кратким. Продолжайте, я не буду вас больше перебивать.

— Сообразив, что в «Сфинксе» таким путем ничего не добьешься, я стал искать иных путей. И вдруг вспомнил, что в издательстве этом работает моя знакомая. Она, правда, всего лишь секретарша отдела рекламы, но ей стало известно, что весь тираж сборника Малкольма Бертона был закуплен каким-то лицом, пожелавшим остаться неизвестным.

— Я так и знал! — восклицает Ральф Мэйсон.

— А я, признаться, ничего пока не понимаю, кроме того, что с изданием этого сборника дело нечисто. Мне также сообщили, что феноменальная бездарность Малкольма Бертона всем известна и что печатать его не рисковало ни одно нью-йоркское издательство. Как решился на это «Сфинкс», для всех сотрудников издательства загадка.

— Вот мы с вами и попытаемся ее разгадать. Вам известен адрес Малкольма Бертона?

— Да, сэр. Вот тут и адрес, и все дополнительные сведения о нем.

Торопливо пробежав глазами протянутый Ивэнсом листок, Ральф Мэйсон распоряжается:

— Закажите мне место на ближайший самолет, вылетающий в Нью-Йорк, и выкладывайте, что вам удалось узнать о театральной труппе лилипутов.

— Ваша интуиция вас не подвела, сэр.

— А конкретнее, Чарльз?

— В этой труппе, как вы и предполагали, действительно был брат кибернетика Харта, Вильям Харт. Он играл главные роли почти во всех шекспировских трагедиях. Я поинтересовался, как же он при его карликовом росте и с его высоким голосом мог играть роли Отелло, короля Лира, Фальстафа, Юлия Цезаря. А дело, оказывается, было в том, что спектакли лилипутов воспринимались как пародии на трагедии Шекспира. И там, где нужно было содрогаться от ужаса, публика хохотала до слез. А Вильям Харт был талантлив, и ему нелегко было переносить все это… В общем, в начале этого года он распрощался с театральными подмостками и уехал, по одним данным, в Канаду, а по другим — к себе на родину, в штат Миннесота.

— Спасибо, Чарльз, мне больше ничего не требуется. Как только я уеду в Нью-Йорк, можете весь день отдыхать.

Дверь Ральфу Мэйсону открывает сам Малкольм Бертон — высокий, худощавый, сутуловатый мужчина лет тридцати, в модном костюме. Ничем не примечательное лицо его удивляет Мэйсона лишь необычайно густыми бакенбардами при весьма скудной растительности на голове.

Когда Мэйсон представляется Бертону, он радостно восклицает:

— Чем я обязан визиту такого прославленного критика, как вы, мистер Мэйсон?

— Вы меня с кем-то путаете, мистер Бертон, — охлаждает его пыл представитель федеральной прокуратуры. — А что, разве есть критик с такой же фамилией, как у меня?

— О, да, и притом очень маститый. Он автор таких широко известных книг…

— Очень приятно, что у меня такой знаменитый однофамилец, — улыбаясь, прерывает Бертона Мэйсон. — Я же всего лишь старший следователь федеральной прокуратуры.

— Следователь прокуратуры? — растерянно переспрашивает Малкольм. — Но ведь я не совершал…

— Вы, наверное, имеете в виду убийство или грабеж? — снова прерывает его Мэйсон. — Да, вы, видимо, никого не убили и не ограбили. Во всяком случае, у меня нет таких сведений. Вы всего лишь вступили в преступную сделку с одним из гангстерских боссов или его доверенным лицом, в результате которой был ограблен банк.

— Господи! — почти истерически восклицает Бертон, и лицо его покрывается мелкими капельками пота. — Какой банк?

— Банк, похожий на тот, что вы описали в вашей повести «Пусть они огнем горят, эти проклятые доллары!».

— Но ведь такой банк ограбил мой литературный герой, и я за него не несу…

— На сей раз, мистер Бертон, по вашему рецепту ограблен совершенно реальный банк совершенно реальными гангстерами.

— Ах вот оно что! — вырывается вздох облегчения из груди Бертона. — В таком случае, вам должно быть известно, что в Нью-Йорке совершаются убийства и грабежи почти после каждой передачи детективного представления по телевидению. И не профессиональными гангстерами, а подростками, заимствующими методы убийств и ограблений из телепередач. Что-то я не помню, однако, чтобы за это привлекали к ответственности авторов сценариев или телестудию, наглядно преподавшую юным телезрителям методику убийств и грабежей.

— Вы правы, мистер Бертон, за это, к сожалению, у нас пока действительно не судят, — соглашается Мэйсон. — Но с вами-то все как раз наоборот.

— Не понимаю вас, мистер Мэйсон… В каком смысле «все наоборот»?

— А в том, что в данном случае не преступление замышлялось по сюжету литературного произведения, а литературное произведение писалось по сюжету задуманного преступления. Ну и, конечно же, за написание такого сочинения на заданную тему вам было обещано опубликование сборника лучших ваших произведений в таком издательстве, как «Сфинкс». Поэтому-то повесть «Пусть они огнем горят, эти проклятые доллары!», написанная по заказу, и оказалась значительно слабее всех других ваших произведений, включенных в этот сборник. А о том, как был реализован предложенный вам сюжет, вы можете узнать из этих вот газет.

Ральф Мэйсон достает из своего портфеля пачку провинциальных газет и бросает их на стол Бертона. Но, видимо, на автора чисто психологически подействовало отделение Мэйсоном этой злосчастной заказной повести от других его произведений. Он собирает разлетевшиеся по столу газеты и, не читая, возвращает их следователю федеральной прокуратуры:

— Я верю вам, мистер Мэйсон, без всяких доказательств. Поверьте же и вы мне. Я долго не мог нигде напечататься, так как в издательском мире у меня не было ни покровителей, ни даже просто знакомых. И вдруг почти как в сказке является ко мне чудаковатый меценат и предлагает… Словом, я без особых колебаний согласился на все его условия.

— И что получали за это?

— Полную стоимость всего тиража моего сборника.

— Примерно тысяч десять?

— Пятнадцать тысяч.

— А на вашей повести заработано более миллиона долларов.

— Ну разве же это не грабеж, мистер Мэйсон?

— Это подлинный грабеж, мистер Бертон! — подтверждает следователь федеральной прокуратуры. — А теперь мы составим протокол вашего признания, и я обещаю оставить вас в покое.

— Даже если дело тех гангстеров пойдет в суд?

— Боюсь, что оно не пойдет в суд, — вздыхает Мэйсон. — Они слишком богаты, чтобы из-за такого пустяка, как похищение миллиона долларов, попасть на скамью подсудимых.

По лицу Питера Дрэйка без труда можно заключить, что он чем-то недоволен.

— Я вот зачем вызвал вас, док, — говорит он Клифтону. — Этот следователь из федеральной прокуратуры зачем-то хочет встретиться со мной, а у меня нет ни малейшего желания видеть его физиономию. Поезжайте-ка к нему вы вместо меня.

— Но ведь может оказаться…

— Ничего особенного не окажется, Тони. Я догадываюсь, о чем будет разговор. Он парень головастый и успел кое-что разнюхать. Встречался с бывшим директором «Летучей мыши», напал на след брата Клиффорда Харта, разыскал бездарного детективщика, которому я поручил написать «Пусть они огнем горят, эти проклятые доллары!»… И все потому, что мои ребята оказались не очень расторопными — не успели убрать кого следует в свое время.

— Я не очень вас понимаю, сэр…

— А я — то считал вас, док, толковым парнем! — морщится Питер Дрэйк. — Что же тут непонятного? Не сообразили вы разве, что роботом «Чарли» работал у Клиффорда Харта его брат, актер из труппы лилипутов. При его карликовом росте он без особого труда вмещался в кибернетические доспехи робота.

— Допустим, что все это…

— И допускать нечего, именно так все и было! Не робот «Чарли», а брат Клиффорда Харта Вильям Харт играл в «Летучей мыши» Гамлета и Отелло. Он и банк ограбил.