Робокол - Страница 5

– Знаешь, Генри, – произнес Дима, – сейчас как будто и не боюсь, а раньше, еще полгода как… Морской воздух, что ли, поправил нервы? Да я бы тут бегал и всех давил, а сейчас не так… Чего, помочь пришел? – шепотом добавил Дима, и в глазах его блеснула надежда.

– Последний раз спрашиваю, есть у тебя дети? – уже в рупор прокричал капитан.

– Оставь меня, никого у меня нет! Сейчас не время дешевого фарса… Что тебе с того, есть или нет, убийца! Спроси лучше мое последнее желание, такой порядок везде!

Тут Дима что-то вспомнил и полез под резиновые штаны, предварительно отвернувшись от ротозеев. В этот момент закричала чайка, пронзительно и с нетерпением, словно давно ждала обеда из раскусанного водолаза, который только оттягивает пир. Ее крик отвлек внимание команды, а Дитер быстренько извлек две маленькие пластиковые карточки, связанные одна с другой. Он быстро сунул их в руку ничего не соображавшему Генри.

– Отправь в Ганновер или передай, что там есть, ребеночку, его растит моя тетка. Хельгой зовут… тетку. Ребенка, э-э-э… кажется, Гюнтер.

– Твой ребенок? – заглянул в лицо Димы доктор.

Ответа он не получил, поскольку капитан опять заорал на весь эфир.

– Это не казнь! Здесь неуместны последние желания, что за странные мысли? Нам нужен доброволец для пеленгации акул. Поскольку добровольцев нет, выбран провинившийся. Надеюсь, ты знаешь за собой вину?

– Одна, одна вина, и то не моя – я разоблачил террор на этом судне! Я знаю, публичные казни на кораблях – это для усмирения команды, чтобы держать скот в страхе. Старый, подлый прием… Будьте вы прокляты!

С этими словами Дитер шагнул в клетку, у которой полностью отсутствовала одна решетка борта, делая человека открытым и уязвимым. Вверху располагался штурвальный руль, при помощи которого можно было вращать клетку под водой, чтобы укрываться от акул. Но это для тех, кто хоть раз такое делал.

Дима представить не мог, как будет увертываться и вдобавок ко всему цеплять пояс на тело хищника.

– Когда будешь под водой, – повторно инструктировал с мостика капитан, – твоя задача – прицельно накинуть пояс, а он замкнется сам. Но делать это надо за передним спинным плавником, даже если сползет, пояс стянется у заднего плавника. Все понял? Только не потопи мне маяк, а то полезешь искать на самое дно!

Клетку подняли на кране и спустили за борт. Галдеж на судне стих, и даже чайка перестала волноваться, а лишь с любопытством обозревала грешные дела людские. Под водой Дима стал бешено крутить руль над головой, его задачей было защититься от нападения. Но морские хищники еще не поняли, что черного беснующегося человека можно употреблять в пищу, хотя своим поведением Дима все больше их в этом убеждал.

У незадачливого ныряльщика был шанс выйти из этой передряги живым, если на корабле заметят, что маячок на теле акулы заработал. Тактику надо было менять, от крутящейся клетки акулы шарахались, но долго так продолжать было трудно. Дима уже чувствовал, что сил осталось немного и акул стоит подпустить ближе. Их было две – самые отважные. Сначала они подплывали и делали быстрый обратный маневр, но вот одна изогнулась, готовясь к атаке. В это время боковым зрением Дима поймал гораздо более крупную рыбину, а приближаясь, она стала казаться гигантской. Хищница двигалась только под водой, не всплывая к поверхности. Инстинктивно Дима дернул клетку в сторону от монстра, одновременно открывшись остальным членам подводной братвы. Начались атаки, и Дима принялся лупить поясом по морде каждую подплывающую нахалку.

Он проследил, какие изгибы совершают акулы, когда возвращаются несолоно хлебавши и разворачиваются для следующей атаки, оттолкнулся от дна клетки и обхватил одну хищницу пониже спинного плавника. Но повстречать такую силу он не ожидал!

В секунду Дима вылетел из клетки, заключив в объятия непокорное тело агрессора. Сразу смешались верх и низ – все закрутилось в бешеном калейдоскопе. Закладывало уши, в голове звенело, и глаза отказывались видеть. Но юрист приклеился намертво. Постепенно он перестал понимать, где клетка, где корабль и где он сам.

Тем временем капитан настраивал себя не сильно буйствовать, если новичок провалит миссию. Он знал, что Дима не может быть съеденным в самый первый, по-настоящему серьезный выход. Небесное начало в капитане сохраняло эту уверенность, однако земное продолжало волноваться, ум бичевал и толкал на раскаянье.

«…а если покусают? Съесть не съедят, а покалечат этого лиса. Он, должно быть, крутит руками как винтом, дергается, испускает страх – сквернее не придумать. Окажись я акулой, даже глазом бы не моргнул – форсаж сбоку, за ребра зубами и на глубину, чтобы порвать давление, три минуты вверх-вниз, и завтрак готов – только хватай кусок побольше, чтобы другая акула не подоспела, а то налетят сразу, со всех сторон…»

Мысль заняла у капитана не более пяти секунд, и только она кончилась, как волна этой идеи достигла акульей стаи.

Они устремились вслед за уходящей вглубь соперницей. На ее спине, вихляя из стороны в сторону, болтался несчастный двуногий. Беднягу мутило от перепадов давления, и до потери сознания оставались мгновения. Но, возможно, от того, что разрушительная мысль капитана прекратилась, акула метнулась вверх, вознамерившись скользнуть рядом с поверхностью воды и скинуть с себя свой завтрак, чтобы пасть, наконец, могла вкусить плоти.

Перед Димой в последний раз блеснул свет дня, недалеко он увидел темно-синий борт «Робокола», и в сердце загорелась радость. Но водолаз в тяжелом снаряжении стал снова уходить под воду, цвет борта поменялся на изумрудный, стал различим неподвижный винт корабля и под ним – сине-зеленая вода. Дима попытался взмахнуть руками – неудачно, погружение продолжалось. И тут, прямо под кораблем, ему померещилось гигантское тело акулы. Может, та самая, которую он увидел, когда только погрузился в воду. Но таких исполинских акул не бывает; наверное, трудно встретить даже кита подобных размеров.

Состояние несчастного было настолько скверным, что темное пятно в глазах то увеличивалось, то уменьшалось, а в ушах стали слышны шумы, похожие на голоса. Одни назойливо повторяли: «Хватай, хватай!», другие создавали какой-то противный, низкочастотный шум. Снова повторилось: «Хватай», – и он схватил.

Спасительный трос с мерцающей лампочкой на конце вытащил беднягу на поверхность, когда тот почти потерял сознание. Однако беспамятство длилось недолго; он повалялся на деревянном полу, постонал, с трудом открыл глаза и встретился с миром людей.

– Облажался, брат, – произнес какой-то добрый моряк.

Дима понимал, что, по понятиям, его должны класть на носилки, вкалывать физраствор, на худой конец, дать понюхать нашатырь. Никто и не думал. Моряки стопились вокруг и смотрели, нет ли укусов, а когда поняли, что нет, интерес к мокрой, жалкой фигуре стал угасать. Подошел Хэндборо и добил своей фразой:

– Ты куда дел пояс? Утопил?! Пеленг застыл на одном месте; метался, метался и замер. Куда дел?

К счастью или несчастью, Дима говорить не мог, и самое большее, что ему удалось, это сделать виноватые глаза. У него не осталось выбора, как отдаться силе, которая настойчиво влекла его в бессознательное. Грянул обморок, и лишь после этого знакового события ему дали полежать на носилках и что-то вкололи в вену.

Ночью он бредил, и в интересном месте бессвязного, на первый взгляд, рассказа позвали капитана, а тот слушал внимательно, будто этот бред и был целью опасного подводного погружения. Сострадательное Око просил всех выйти, включая доктора Генриха. Поэтому содержание бессвязной речи стало известно ему одному.

Белый китель с погонами висел на крючке у входа, а крепкий бородатый мужчина, еще час назад носивший звание капитана, превратился одновременно в доктора и медсестру. Он сам менял компресс, сам пополнял раствор в капельнице, смачивал Димины сухие губы и следил за кардиомонитором, регистрировавшим удары сердца неудачливого водолаза. Когда Сэмуил просунул ему в дверь записку, что пояс достали и что Хэндборо удалось закольцевать одну хищницу, Сострадательное Око пробежал глазами строчки, но никак не отреагировал, а только тихо пробормотал: «Держись, держись за жизнь зубами! Если удержишься, мы тебя дальше оторвем».