Россия при смерти? Прямые и явные угрозы - Страница 24

На деле мы раз за разом сталкиваемся с принципиально новыми явлениями и проблемами, которые требуют ответственного осмысления совместно государством и обществом. Этого нет. Не определив цели движения, власть становится слепой и вместо определения стратегического курса захлебывается в ситуативных решениях.

Вот в 2008 г. произошла акция боевиков в Нальчике, крупном городе, столице региона, центре сосредоточения федеральных военных сил. Ясно, что это признак качественного изменения ситуации. Это — не Чечня, где войну двадцать лет готовили западные спецслужбы с целью разжечь разрушающий СССР пожар. Раскрутить войну в Чечне смогли лишь огромными усилиями, подключив и большие финансовые ресурсы, и политиков, и преступный мир.

Что же произошло в Кабардино-Балкарии? Власть после событий в Нальчике хранила полное молчание, а выступления должностных лиц среднего уровня многих просто возмутили. Эти события опять пристегнули к «международному терроризму».

Где тут терроризм? Террористы вселяют страх в население, чтобы шантажировать государство, а здесь открыто штурмовали здания силовых структур, цитадель государственности. Речь идет о мятеж-войне, новом типе войн, возникшем в конце ХХ века. Это явление для России очень опасно, но по своей природе и структуре оно никак не сводится к терроризму — зачем же обманывать и себя, и общество?

Но самое тревожное в том, что стратегические установки власти находятся в противоречии с теми причинами событий, которые вслух изложили руководители силовых структур самой Кабардино-Балкарии. Они сказали, что вооруженное подполье в их республике возникло вследствие целого ряда причин:

— из-за массовой безработицы, выбросившей из общества целые поколения молодежи;

— из-за произвола властей, который озлобил большую часть населения;

— из-за резкого снижения образовательного уровня и даже грамотности молодежи, что делает ее беззащитной против влияния упрощенных радикальных идеологий с религиозной окраской.

Это здравые суждения, и это все знают, просто наконец-то это сказали вслух. Но ведь все эти причины — прямой результат реформ. А неизменность курса этих реформ утверждается всеми структурами нынешней власти — президентом, правительством, Госдумой при диктате «Единой России».

Каковы же перспективы? Если противоречия, породившие мятеж, быстро не разрешаются, он будет тлеть долго — даже если исходные причины отпали сами собой.

Важным проявлением отказа от целеполагания стало равнодушие к различию векторных и скалярных величин. Определить главный вектор — значило бы снизить риск тяжелых срывов политического процесса и, в принципе, уже в среднесрочной перспективе это отвечало бы интересам подавляющего большинства населения, в том числе и самих реформаторов. На это власть не пошла, предпочтя “набрать очки” обещанием улучшения “всего”, наращиванием “скалярных благ”.

Потеря навыка видеть фундаментальную разницу между векторными и скалярными величинами привела к глубокой деформации понятийного аппарата и нечувствительности даже к очень крупным ошибкам. Например, во время перестройки и в начале реформы власть стала подменять понятие “замедление прироста” (производства, уровня потребления и т. д.) понятиями “спад производства” и “снижение потребления”. Скалярную величину подменяли векторной, что приводило к принципиально неверным выводам.[17]

Вспомним целевую установку перестройки, которую огласила академик Т.И. Заславская: «Перестройка — это изменение типа траектории, по которой движется общество». Предлагалось кардинально изменить вектор развития страны, произвести не улучшение каких-то сторон жизни, а смену самого типа жизнеустройства. Однако понять, каковы ориентиры этого изменения, в сторону какого образа будущего власть направляет государственный корабль, было невозможно. Карта и компас были разрушены.

Утрата способности к предвидению будущего развития как движения по разным возможным векторам превращает целеполагание в магическое действо. Это сразу ликвидирует все барьеры, которые защищали властное сообщество от господства аутистического мышления. Отодвигается в сторону рациональный расчет, начинаются «грёзы наяву».[18]

Эти идеологизированные грёзы стали необходимым ритуальным довеском к целеполаганию, а потом и заменили само целеполагание. Вот, в 2003 г. Министерство обороны Российской Федерации опубликовало отчет о ходе военной реформы. Начинается этот документ со странного идеологического заявления: «За прошедшие после обретения Россией суверенитета годы российские Вооруженные Силы прошли сложный путь».

Вот как понимают военные власти суверенитет России! От кого же Россия обрела суверенитет — от Белоруссии? От Абхазии? А до 1991 г. Россия была их колонией или доминионом? И это извращенное понятие исходит из Министерства обороны, которое обязано было оберегать целостность державы. А если теперь от России оторвут Приморье, Министерство обороны РФ опять назовет это обретением суверенитета России от данной территории?

Дальше следует странная фраза со странными словами: «Фактически российские Вооруженные Силы находились в центре процессов формирования новой парадигмы национальной безопасности Российской Федерации». Зачем здесь это слово — парадигма? Спросите у генерала, что оно означает. И как могут Вооруженные силы находиться «в центре процессов формирования парадигмы», причем не аллегорически, а именно «фактически»?

Как же в этой новой парадигме видится главная роль Вооруженных сил? Вот главный вывод доклада: «В результате принятия законодательных актов, а также формирования полноценной законодательной и судебной власти в России была сформирована система гражданского контроля над Вооруженными Силами, что полностью соответствует требованиям демократической политической системы. Несмотря на определенные трудности, удалось добиться создания основ для общественного контроля над деятельностью Вооруженных Сил… Сегодня мы можем говорить и о невиданной прежде открытости информации по проблемам военной политики и реформирования армии. Одним из показателей гражданского контроля может служить количество жалоб и исков с учетом арбитражных и общей юрисдикции к Министерству обороны РФ» [13].

Все это не имеет отношения к главной функции армии как важнейшей несущей структуры государства. И примененные здесь слова и понятия неадекватны даже в рамках новой «парадигмы». Какой общественный контроль? Никогда ранее в обозримый период общество не было в такой степени лишено даже информации о том, что происходит в Вооруженных силах, в каком состоянии находятся их главные структурные элементы.

Восьмое (2007 г.) Послание В.В. Путина Федеральному собранию очень поучительно в методологическом отношении. Оно показывает, что ряд типов смешения категорий стал нормой в работе экономического блока Правительства.

Так, важной темой политических деклараций стали программы развития. Это понятие обозначает векторную величину — процесс созидания новых структур, укрепляющих страну и улучшающих фундаментальные показатели ее бытия. Лейтмотивом Послания служит формула: «Следует принять долгосрочную программу развития…», — а дальше обозначается какая-то сфера (дороги, судостроение и пр.).

Каждый раз эта вводная фраза противоречит описанию реальности, ибо вслед за ней речь идет о деградации или разрушении этой сферы или отрасли. Иными словами, реальность описывается векторной величиной, направленной противоположно развитию. Если так, то и цели программы должны соответствовать совсем иному процессу, нежели развитие.

Какой смысл принимать программу развития, если продолжает действовать механизм разрушения! Ведь очевидно, что прежде надо выполнить программу по остановке и демонтажу этого механизма.

Вот аналогия: в 1941–1945 гг. в нашей стране действовал механизм разрушения нашего хозяйства — нашествие фашизма. И приоритетной была программа по уничтожению этого механизма — «Всё для фронта, все для победы!» Эта цель была всем понятна, и потому «долгосрочная программа развития», начатая сразу после победы, сплотила общество не меньше, чем война, и была замечательно эффективной.