Россия и современный мир №3 / 2017 - Страница 12

Конференция не успела разработать специальный регламент для морской войны и высказала рекомендацию о применении к морской войне принципов, применяемых к сухопутной войне, пока регламент не будет завершен на Третьей Гаагской конференции, намеченной на 1915 г. Начавшаяся в 1914 г. Первая мировая война перечеркнула планы проведения следующей Гаагской мирной конференции.

Предпринятая Россией и ее дипломатией попытка продвинуть на мировой арене принципы мирного разрешения международных противоречий и притормозить набиравшую бешеные обороты гонку вооружений не была напрасной. В своем сообщении в МИД России по итогам конференции глава российской делегации посол А.И. Нелидов отмечал, что интересы Российского государства «получили на Второй Гаагской конференции полное удовлетворение» [5]. Результаты этой конференции, определившей на мировом уровне более гуманные правила ведения военных действий на суше и на море, приобрели особое значение в преддверии надвигавшейся глобальной военной катастрофы. Конференция внесла весомый вклад в развитие международного права, в целом, и международного гуманитарного права, в частности.

Вторая конференция мира, как ее называли, на самом деле не была в состоянии сохранить мир и предотвратить нараставшую угрозу конфронтации, которая семь лет спустя погрузила человечество в пучину мировой бойни. Но ее миротворческий пафос отразился во многих решениях, оказавших и продолжающих оказывать влияние на международные отношения в мире.

К таким решениям относится создание Постоянной палаты третейского суда, учрежденной в 1899 г. и до сих пор действующей в Гааге в качестве международного арбитража для разрешения различных международных споров.

Опыт Гаагских конференций был использован для достижения мирного урегулирования по итогам Первой мировой войны, создания Версальско-Вашингтонской системы международных отношений и первой универсальной организации – Лиги Наций. Показательно, что, выступая на Вашингтонской конференции 9 ноября 1921 г., президент США Уоррен Гардинг напомнил: «Предложение ограничить вооружения путем соглашения между державами не ново. При этом случае, быть может, уместно вспомнить благородные стремления, выраженные 23 года назад в Императорском рескрипте Его Величества Императора Всероссийского. С таким сознанием своего долга Его Величество Император Всероссийский предложил созыв конференции, которая должна была заняться этой важной проблемой» [6, с. 107–108].

Под эгидой Лиги Наций в 1920 г. была учреждена и действовала в Гааге до начала Второй мировой войны Постоянная палата международного правосудия, на смену которой в 1946 г. пришел Международный суд ООН.

В Устав ООН в качестве одной из главных целей созданной после Второй мировой войны универсальной организации вошло разработанное Гаагскими конференциями положение о необходимости мирного, основанного на принципах справедливости разрешения международных споров или ситуаций, которые могут привести к нарушению мира.

В период между двумя мировыми войнами миротворческий «дух Гааги» ощущался в процессе достижения договоренностей в Локарно в 1925 г. и в последующем создании пакта Бриана–Келлога в 1928 г. Основным документом по результатам многосторонних переговоров в Локарно стал Рейнский пакт, который явился арбитражным соглашением Германии, Франции и Бельгии, предусматривавшим мирное разрешение споров между ними посредством Лиги Наций или международных судов. Пакт гарантировал послевоенные границы в Западной Европе и открыл дорогу в Лигу Наций Германии. В 1922 г. Германия прорвала свою международную изоляцию договором с Советской Россией в Рапалло; теперь она выходила на мировой уровень, восстанавливая позиции, утраченные после поражения в Первой мировой войне. «Отцы» пакта – председатель правительства и министр иностранных дел Франции Аристид Бриан и министр иностранных дел германской Веймарской республики Густав Штреземан получили Нобелевскую премию мира 1926 г.

Подтверждая положения договора 1922 г. в Рапалло, в том же 1926 г. был заключен Берлинский договор о ненападении и нейтралитете между Советским Союзом и Веймарской республикой. Соглашения улучшили дипломатический климат в Европе. Однако это улучшение длилось недолго. Главный переводчик Штреземана, а затем Гитлера Пауль Шмидт, начавший свою карьеру в Постоянной палате международного правосудия в Гааге и принимавший участие в переговорах в Локарно, свидетельствует в своей книге «Статист на дипломатической сцене 1923–1945», что с приходом в 1933 г. к власти в Германии национал-социалистов был немедленно взят курс на отказ от Локарнских соглашений [см.: 9]. Окончательно с ними было покончено в 1936 г., когда Германия ввела свои войска в Рейнскую демилитаризированную зону, положив начало военным авантюрам Гитлера.

«Дух Гааги» определял инициативу заключения договора об отказе от войны как орудия национальной политики, с которой французский премьер и министр иностранных дел Аристид Бриан обратился к США. В ответ государственный секретарь США Фрэнк Келлог, поддержав эту идею, предложил договариваться не о двустороннем, а о многостороннем соглашении, посредством которого присоединившиеся к нему государства взяли бы на себя обязательство исключить войну из арсенала средств их национальной политики. Заключение договора, получившего название пакта Бриана–Келлога, стало первым шагом на пути к созданию системы коллективной безопасности в Европе. Ф. Келлог за продвижение мирной инициативы на многосторонний уровень получил Нобелевскую премию мира за 1929 г. На Нюрнбергском процессе после Второй мировой войны нацистским главарям наряду с прочими предъявленными обвинениями было поставлено в вину нарушение пакта, подписанного Германией вместе с другими государствами 27 августа 1928 г. в Париже.

Советский Союз ратифицировал соглашение 29 августа 1928 г. через два дня после его подписания и выступил инициатором Московского протокола 1929 г. о досрочном введении в силу обязательств по пакту [2]. В решении Коллегии Народного комиссариата иностранных дел СССР от 23 августа 1928 г. по вопросу предстоявшего через несколько дней подписания пакта говорилось: «Заинтересованные в продолжении передышки, мы не должны пренебречь и самой ничтожной гарантией против войны» [1].

Своего рода «продолжением Гааги» наряду с пактом Бриана–Келлога, объявившего вне закона войну как средство национальной политики, можно считать важнейшие послевоенные многосторонние документы, призванные защитить мир и пресечь попытки разжигания новой войны. Это, прежде всего, определения Нюрнбергского трибунала преступлений против мира и Устав ООН, который обязывает государства искать разрешения споров между ними мирным путем.

Российская инициатива мира без войн и бессмысленной гонки вооружений, выдвинутая на рубеже XIX и XX вв., намного предвосхитила свое время и продолжает сохранять актуальность и сегодня, в XXI в., когда на Земном шаре вновь множатся конфликты и льется кровь. Взгляд на нее из нашего времени побуждает к размышлениям о том, пришлось ли бы человечеству познать ужасы мировых войн, если бы Запад тогда прислушался к призыву России.

О том, что российская инициатива не была пропагандистским маневром и вносилась серьезно и со всей ответственностью, свидетельствует немедленное одностороннее введение по итогам Гаагской конференции в 1907 г. Наказа Русской армии о законах и обычаях сухопутной войны, который стал частью Устава российской полевой службы. Наказ обязывал:

«1. Войска должны уважать жизнь и честь обывателей неприятельской стороны, а также религию и обряды веры. Всякий грабеж строго воспрещается под страхом тягчайших наказаний (вплоть до смертной казни). Раненые и больные военные чины подбираются с поля боя без различия принадлежности к какой-либо армии. С пленными надлежит обращаться человеколюбиво и предоставить им полную свободу в отправлении религиозных обрядов. Содержать их так же, как содержатся чины Русской армии. 2. Во время военных действий воспрещается применять яд или отравленное оружие, ранить или убивать неприятеля, который сложил оружие и сдался, атаковать или бомбардировать города, селения, жилища или строения, не занятые противником, захватывать и уничтожать неприятельскую собственность (если это не является военной необходимостью)» [4, с. 77].