Россия и современный мир №3 / 2013 - Страница 4

Более важными представляются вопросы и ответы, касающиеся политики и практической деятельности Сталина – ведь в конечном счете «уважать» можно и антагониста, а «бояться» своего кумира. Так вот, на вопрос, оправданы ли жертвы советского народа в сталинскую эпоху свершившимися достижениями, большинство респондентов согласились с формулировкой «нет, их ничем нельзя оправдать»: 60% в 2008 г., 58 – в 2010, 61 – в 2011, 60% в 2012 г. На вопрос, существовала ли политическая необходимость репрессий или они явились политическим преступлением, которому нет оправдания, 72% приняли вторую точку зрения в 2007 г. и 66% в 2012 г. [6, с. 114–115].

Здесь надо, конечно, иметь в виду, что вину за жертвы и репрессии, которые однозначно ассоциируются в обыденном сознании с периодом правления Сталина, поклонники последнего возлагают не на верховного правителя, а на его окружение, партийных функционеров и силовые ведомства. То есть в оправдании они действительно отказывают – но Ягоде, Ежову, Берии, а также Хрущёву, Маленкову, Жданову и иже с ними9. Это отчасти объясняет необычно высокий процент обвинителей среди опрошенных. Насилие и террор вызывают естественное человеческое неприятие в мирное время, поэтому лишь 9% в 2007 г. и 13% в 2012 г. сочли, что репрессии были исторически оправданны.

Почему число оправдывающих сталинский террор возросло? Причина видится в том, что люди благодаря печати, телевидению и радио, а также воочию, на собственном опыте, наблюдают постоянный рост коррупции, мздоимства, презрения к закону во всех общественных институтах, на всех этажах власти и связанного с нею бизнеса. Правоохранительные органы и судебная система исправить ситуацию не могут уже потому, что сами изрядно коррумпированы. Причем речь идет не только о таких тривиальных в сегодняшней России явлениях, как распил и откат. Старательное и неукоснительное исполнение лежащих вне правового поля распоряжений вышестоящего начальства – это тоже один из видов коррупции, ибо он предполагает определенное непрямое вознаграждение в будущем (карьерный рост, доступ к ресурсам). В народе, вздыхая, иной раз говорят: «Эх, нет на них Сталина!»

Сталинисты среди публицистов и историков, удовлетворенно принимая эти вздохи за свидетельство своей правоты, ведут себя, мягко говоря, непоследовательно. Вот бы им повторить такое сетование… Вместо этого они достаточно дружно принимаются убеждать общественность: нет, не товарищ Сталин виноват в репрессиях и терроре, а совсем другие лица – те, кто проникли в его окружение, предали его и насадили своих ставленников в партии и органах безопасности.

Скажем сразу: изучая советскую историю 1930-х годов трудно не признать, что инвективы современных сталинистов в адрес практически всех «деятелей партии и государства» обоснованы. Все они в той или иной мере причастны к совершавшимся преступлениям. Но вот отделить их от Сталина (точнее, Сталина от них) нет никакой возможности. Согласно концепции Ю.Н. Жукова [10], самую широкую волну репрессий, волну 1937 г., инициировали партийные руководители, ответственные за неудовлетворительную хозяйственную деятельность и готовые найти «вредителей» и «шпионов» в подведомственных им регионах с тем, чтобы взвалить вину на них. Кто усомнится в этом? Кто будет спорить с тем, что многие из них старались перещеголять друг друга в разоблачении внутренних «врагов», с которыми еще недавно пили водку, провозглашая тосты за здоровье Сталина, светлое будущее и посрамление мирового империализма? Вот только их Хозяин, хоть иногда морщился, видя слишком примитивное вранье, слишком большой перебор в донесениях о многих тысячах врагов социализма, получал огромное удовлетворение от ликвидации всех тех, кто мешал ему на пути к установлению абсолютной личной диктатуры.

Конечно, ему мешали не эти многие тысячи в низах, бесконечно далекие от борьбы за власть в Кремле и не желавшие быть к ней ближе; ему мешали те в высших эшелонах партии, кто еще помнил политическое завещание Ленина и настороженное отношение того к Сталину; те, кто прошел горнило внутрипартийной борьбы 1920-х годов и ломал голову, кого поддержать – Сталина или, может быть, Зиновьева, Каменева, Бухарина, а то и главного «рогатого» – Троцкого; те, кто позитивно воспринял рост авторитета Кирова; те, кто видел просчеты и дутые итоги пятилетних планов и коллективизации – словом, те, кто мог слишком критически отнестись к его, сталинскому, руководству построением социализма в одной стране. Однако в спокойной политической обстановке убрать с дороги зиновьевых, каменевых и бухариных было бы сложно – масса, и беспартийная, и тем более партийная, послушная, но значимая свой величиной, могла не понять причин репрессий: ведь в действительности рядом, на родной улице, в родном цеху в подавляющем большинстве случаев не было не только такого числа «вредителей», но вообще ни одного (за редчайшим исключением, когда у кого-то возникали личные счеты с властью, как, например у Николаева, убийцы Кирова).

Сделал ситуацию беспокойной, напряженной, гнетущей, зовущей к доносительству сам Сталин. Конечно, переход от более или менее сытого и относительно умиротворенного социально нэпа к форсированной индустриализации без необходимых материальных средств, к раскулачиванию не только кулаков, но и середняков, затаскиванию крестьян в колхозы (обоснованность всего этого комплекса по сути революционных мер и методов их осуществления – отдельная тема), сам по себе влек за собою рост общественных противоречий и сопротивление ущемленных слоев и групп. Но и накал этих противоречий, и сопротивление спали к середине 1930-х годов. Именно это не устраивало Сталина, так как делало оппозицию его личной власти и его политическому курсу в стране и партии скорее мнимой, чем реальной. За океаном оставался главный оппонент Троцкий – но он был уже не в силах влиять на ход событий в стране, все, что он мог – клеймить сталинизм за рубежом, завоевывая умы левой молодежи антитермидорианскими лозунгами и раскалывая международное коммунистическое движение. Чтобы запустить новый мощный маховик подавления всякой оппозиции, было необходимо снабдить эту кампанию (кампании) неким теоретическим обоснованием. Этим и занялся Сталин.

Нет более ярких и убедительных документов, показывающих, что питало массовые репрессии и террор, чем работы и выступления Сталина конца 1920-х – 1930-е годы, вошедшие в «Основы ленинизма» и собрание его сочинений. В первой половине 1930-х годов, когда было необходимо объявить об успешном выполнении плановых заданий первой пятилетки в четыре года и мобилизовать народ на напряженный труд для выполнения планов второй пятилетки, Сталин докладывал стране: борьба «кто кого» окончена, социальная обстановка стала нормальной. «Мы добились того, – говорил он в докладе “Итоги первой пятилетки” в январе 1933 г. на объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП (б), – что вышибли вконец последние остатки враждебных классов»; «последние отряды буржуазии» и всякие «бывшие люди… слишком слабы и немощны для того, чтобы противостоять мероприятиям советской власти». Подразумевалось, что эти «остатки» уже не несли никакой политической угрозы, но, продолжал Сталин, они еще опасны тем, что могут воровать и расхищать общественную собственность [27, c. 394–395].

С точки зрения марксиста, коим считал себя Сталин, ясно: раз покончено с враждебными классами, значит, социальной базы для контрреволюции и смены общественного строя нет. Расхищение собственности (частной, государственной, общественной) везде во все времена считалось уголовным, а не политическим преступлением, совершаемым из корыстных мотивов с целью извлечения материальной выгоды. Чтобы украсть, не обязательно быть японским шпионом.

В докладе «О проекте Конституции Союза ССР» в ноябре 1936 г. на VIII Всесоюзном съезде Советов Сталин снова подчеркнул: «Все остатки эксплоататорских классов оказались таким образом ликвидированными» [27, с. 510].

И вместе с тем сам Сталин, именно он, в противовес позиции Бухарина, Рыкова и так называемой «правой оппозиции», выдвинул тезис об обострении классовой борьбы по мере построения социализма. Еще в 1928 г. на июльском пленуме ЦК партии, готовя страну к силовому подавлению кулачества и насильственной коллективизации, Сталин объявил: «Продвижение к социализму не может не вести к сопротивлению эксплуататорских элементов этому продвижению. А сопротивление эксплуататоров не может не вести к неизбежному обострению классовой борьбы» [28, с. 172]. «Уничтожение классов достигается не путем потухания классовой борьбы, а путем ее усиления, – подчеркнул он в упомянутом выше докладе. – …Рост мощи Советского государства будет усиливать сопротивление последних остатков умирающих классов» [27, с. 394–395]. Всякое «потухание» и «отмирание» никак не соответствовали менталитету вождя, он им противился.