Россия и современный мир №2 / 2015 - Страница 9
Традиционная постановка вопроса социал-демократией известна: надо создать условия, в которых рынок сделает так, чтобы большинство людей могло зарабатывать, а социальное государство – поддерживать то меньшинство, которое не может зарабатывать, и чтобы при этом как можно меньше людей нуждалось в социальной поддержке. Однако рынок как господствующий механизм производства сам по себе всегда порождал, порождает и будет порождать социальную дифференциацию. Следовательно, он будет порождать бедность. Другого рынка не бывает. А если бывает, то только тогда, когда в рамках социал-демократической модели у богатых «отнимают» часть их дохода и отдают ее бедным. Иначе не получится. Поэтому мы предлагаем другую постановку вопроса.
Парадокс при этом состоит в том, что поиск новой модели почти все ищут исключительно по принципу нового сочетания уже существующих черт, уже существующих моделей. Немного больше либерализма и меньше социальности или наоборот. Иными словами, идет поиск изменения количественных пропорций перераспределения созданного богатства, но сам принцип: «создает богатство рынок, а социальность может его только перераспределять, в большей или меньшей степени подрывая рыночные стимулы», – остается неизменным. Может быть, надо поставить вопрос иначе: а не пора ли искать новое качество, новые принципы соединения рынка и капитала – на одном полюсе, социальной справедливости – на другом, уходя от старой дилеммы «больше справедливости – меньше эффективности, больше эффективности – меньше справедливости», формируя систему, в которой справедливость будет стимулом, а не тормозом роста, причем не просто эффективности, а инноваций, обеспечивающих человеческое развитие?
Проблема превращения социальной справедливости в стимул инновационного развития и выхода за рамки дилеммы «рынок создает, государство – перераспределяет» на самом деле не нова и уже имеет определенные и теоретические, и практические решения. Суммируя уже известные решения и предлагая некоторое их развитие, сформулируем десять параметров / принципов, которые отличают эко-социо-гуманитарно ориентированное развитие.
Они не являются абсолютно новыми, содержат многое из практически реализуемых механизмов, однако в них мы постарались суммировать и те новые тенденции в теории и практике социальной ориентации развития, которые накоплены к настоящему времени.
Первый принцип – количественный. Примерно половина или больше валового продукта страны должна создаваться и перераспределяться, исходя из социальных, а не рыночных критериев. Подчеркнем: не просто перераспределяться государством, а создаваться и перераспределяться любыми субъектами, но по нерыночным, социальным «правилам игры» и критериям.
Второй принцип. Главным субъектом социального регулирования должно становиться гражданское общество, постепенно беря на себя все больше функций государства и тем самым снимая ставшие в последние десятилетия особо заметными провалы последнего.
Соответственно, доля расходов в бюджете на социальные нужды должна быть существенно выше, чем в либеральных системах, а доля расходов на содержание госаппарата и силовых структур существенно ниже. И это вопрос именно доли. Последнее особенно важно для России, потому что у нас не просто малы расходы на социальные нужды, у нас их доля намного ниже, чем в США, не говоря уже о Европе.
Здесь присутствует некоторая важная тенденция, если не закономерность: чем выше степень социализации государства, чем активнее его социально регулирующая деятельность, тем меньше число государственных чиновников (мы имеем в виду аппарат управления и насилия, вынося за скобки такие категории государственных служащих, как учителя, врачи, социальные работники и т.п.) и тем меньше расходы на их содержание (на душу населения, естественно), а также ниже уровень коррупции. Хорошо известна международная статистика, показывающая, что, например, количество чиновников на душу населения в России больше, чем в США, а в США больше, чем в Скандинавских странах, что по уровню коррупции США опережают эти страны (государства с этой экономической моделью имеют один из самых низких в мире рейтингов по коррупции), а Россия – США. И обратно: мера социальности государства (о ней можно судить хотя бы по доле социальных расходов в госбюджете) в России ниже, чем в США, а в США ниже, чем в Скандинавии.
Эта тенденция не случайна: снижение меры социальной справедливости и стабильности существенно повышает число лиц, для которых характерно асоциальное, оппортунистическое поведение. Это касается и особо бедных (стремящихся к нелегитимному перераспределению богатства, вплоть до криминала), и особо богатых, чье сравнимое с государственным состояние стимулирует их к использованию нелегитимных методов поведения (от коррупции до корпоративного насилия и лоббирования). Ну а далее все просто: и из практики, и из экономической теории хорошо известно, что рост оппортунистического поведения резко повышает трансакционные издержки по спецификации и защите прав собственности и контрактов, а это снижает эффективность бизнеса и повышает расходы государства на содержание правоохранительных и силовых структур. Причем эта связь действует и на национальном, и на международном уровнях. В упрощенном виде ее можно выразить так: не хотите тратить средства на социальное развитие и решение глобальных проблем – будете тратить деньги на полицию и армию, страдая при этом от криминала, коррупции и угроз международной безопасности.
Итак, существует некая закономерность: чем выше социализация развития, тем меньше бюрократизация и коррупция. Почему? Да потому, что, скажем, в Скандинавских странах значительную часть социально-регулирующих функций осуществляет не государство, а институты гражданского общества. Именно они производят перераспределение ВВП через государственный бюджет при помощи очень ограниченного круга специалистов.
Третий принцип – последовательная ориентация на поддержку активно работающих и повышающих свой уровень квалификации для того, чтобы еще успешнее работать, а также тех, кто уже или еще не может работать, при полном недопущении использования государственных ресурсов для обогащения частных лиц.
Особо важен в данном случае вопрос о наличии прогрессивного подоходного налога. Этот атрибут социальной ориентации и социального государства в политическом истеблишменте России (за исключением представителей левых партий) принято игнорировать. Между тем прогрессивный подоходный налог – это аксиома цивилизованного общежития современного социума.
К тому же прогрессивный подоходный налог на богатый «верхний слой» – это налог, который мало затронет интересы предпринимателя-творца, новатора. Он вызовет полное неприятие не того, кто творчески работает, а рантье и тех, кто ставит личное преуспеяние выше интересов дела.
Еще одно возражение касается того, что высокий налог предприниматели не будут платить. На наш взгляд, здесь проблема не в величине налога, а в социальной атмосфере в стране. Хорошо известно, что, например, российские олигархи или просто крупные бизнесмены, которые не хотят платить полностью 13%-ный налог в России, с радостью уезжают в Европу, где борются за право стать там гражданами и платить 40–50%-ные налоги.
Четвертый принцип – использование социальной поддержки для решения задач, которые не может решить рыночно-капиталистическая система, а именно – экономическое обеспечение каждому гарантированного доступа к получению базовых жизненных благ: здоровья, образования, жилья, культурных услуг и минимального дохода. В условиях социально ориентированного развития дифференциация доходов не только ограничивается в своих масштабах, но и начинается с уровня выше прожиточного минимума и не может приводить к ущемлению базовых социальных и экономических прав личности.
Нам всегда говорят, что социальное государство – это большой слой пенсионеров, безработных и т.п., которых содержит государство за счет тех, кто трудится. В этом возражении есть толика истины. Но только толика. Новая модель социально ориентированного развития может изменить эту ситуацию.