Россия и современный мир №2 / 2013 - Страница 12
Историкам следовало бы задуматься над тем, почему и как внутри таких устойчивых институтов, как культура, хозяйство или ментальность, «вдруг» происходит лавинообразный рост «малых возмущений», оборачивающийся тотальным хаосом, который пытается изнутри взломать сам генетический код системы. Ответ окажется прост: хаос приходит изнутри, из душ маленьких людей, тихое существование которых бюрократический монстр делает невозможным. Сегодня бюрократическая машина вновь воспринимает этих людей как некое среднестатистическое существо. За ней следуют мифотворцы от истории.
У всех авторитарно-архаичных систем один конец: власть либо закисает от безволия «самодержцев», либо деревенеет от тупости бюрократии. Это происходит в пору материального расцвета: в условиях кажущегося изобилия элиты теряют чувство самосохранения и начинают заигрываться; низы, напротив, требуют своей части «дармового» общественного пирога. Достаток развращает – все считают себя обделенными. То, что считают стагнацией, застоем, годами реакции, несет в себе чудовищный революционный потенциал – люди превращаются в жертв собственных прихотей и предрассудков.
Обычно попытки «улучшения» прошлого принимаются на веру. Этому помогают соответствующие статистические данные, способные магически воздействовать на людей непосвященных. В советское время людей приучили фетишизировать экономические показатели (как только вера в них пропала, рухнул Советский Союз). Сегодня любая формально-логическая аргументация остается наиболее доходчивой (даже если с ее помощью выстраиваются нелепые конструкции).
Есть тип «исследователей», которые, подобно Дон Кихоту, непременно сразятся с ветряными мельницами. Конец известен. Люди, странствующие в тумане «возвышающего обмана», непременно заведут в дебри исторического невежества. Нынешняя информационная революция лишь ускорит процесс беспомощного блуждания в собственном прошлом.
Историческое бытие каждого народа словно подстраивается к ключевым событиям минувших лет – этим обеспечивается уверенность народа в собственных силах. Нынешняя депрессивность российской социальной среды во многом связана с тотальным отчуждением от собственной истории.
Некоторые авторы определяют современное состояние исторического сознания как postshok17. Другие, напротив, провозглашают русскую историю особо успешной18. Возникает опасность очередного «оптимистичного» переписывания истории. Сталкиваясь с хаосом бытия, человек пытается напялить на него смирительную рубашку «нормы» и «порядка». Этот обычный самообман лежит в основе нашего восприятия как прошлого, так и настоящего. Следовало бы научиться понимать историю изнутри, избегая доступных «истин», которые нашептывает нам легкомысленная современность. Получается с точностью до наоборот. В современном обществе сделать это особенно легко с помощью визуально-сетевых средств массовой информации. Историческая память, ранее формировавшаяся легендами, фольклором, обычаями, ритуалами, оказывается под непрерывным обстрелом дилетантов, возвещающих о «своем» взгляде на прошлое на фоне совершенно не соответствующего реалиям видеоряда. Самое легкомысленное в истории – исходить из формальных аналогий. Мифотворчество глобализующегося мира упорно оперирует внешним сходством.
Было бы странным, если бы в России не сложилось особого отношения к власти. Для россиянина она поистине онтологическая величина, единственно способная упорядочить пугающие пространства территорий, этносов, не говоря уже о непокорных людских душах19. «…Человек …жаждет завершенности и потому отдается в объятия тоталитаризмов, которые являются искажением надежды»20. Но если бесконечность и вечность – «естественное» пространство империи – становятся «координатами» существования державы, то последняя сама становится верой21.
В оценке российской государственности легко впасть в обольщение (как и в анархистское отторжение). Даже академичные авторы то и дело сбиваются на апологетику отдельных правителей, особенно «несправедливо» обиженных исторической судьбой. Если к этому добавить, что и Серафим Саровский, и Иоанн Кронштадтский, и вообще все русские «провидцы» предсказывали неизбежное торжество зла на русской земле, то картина «непредсказуемого» российского прошлого «высветится» с помощью сказок в заговоры «злодеев» против «добрых» правителей.
Известно, что бывают времена, когда персональные комплексы начинают резонировать с общественными психозами. Настоящий психоментальный бич нашего времени – вера во всесилие так называемых политтехнологий. В известные времена идеология, словно растворяясь в технике, начинает продуцировать технократический взгляд на весь мир, прежде всего на людей, как существ управляемых внешней силой22. Так появляется еще один ресурс мифотворчества. Особенно охотно пользуются им люди чем-то обделенные. Их словно притягивают «неведомые силы» прошлого. Так, некий самодеятельный автор без колебаний прозвал Февральскую революцию спецоперацией, осуществленной германским спецназом23. Примечательно, что этот сочинитель, выдавший на-гора немало страшилок о всемирном заговоре против России, категорически отрицает свою причастность к конспирологии.
Современное информационное пространство – питательная среда для лжепророков, использующих груз коллективной памяти народов для натравливания их друг на друга.
Почему люди по-прежнему с готовностью внимают им? Конечно, миф прописан в природе человека. Но какой миф наиболее востребован во времена постмодерна? Несомненно, новая «досуговая» культура требует «одомашнивания» прошлого, втискивания его в ставший привычным телеэкран. В общем, наиболее востребована «история для дураков», но сочиненная людьми с учеными степенями.
Всякий исторический источник многомерен – каждый выбирает из него то, что соответствует его уровню понимания, и интерпретирует этот материал в соответствии с собственными ментальными и нравственными установками. Конечно, по-прежнему существует профессиональное источниковедение, призванное свести неизбежную необъективность к минимуму. Однако современная медийная поп-культура ставит на один уровень графомана-параноика и историка-профессионала. Сказывается и так называемая политкорректность – суррогат и морали, и даже веры. В итоге картина прошлого искажается особенно интенсивно. Результаты показательны. Скажем, в марте 1917 г. Русская православная церковь практически in corpore отступилась от своего формального главы – императора Николая II, но об этом сегодня предпочитают не вспоминать. Возникло представление, что самодержавие и православие всегда жили душа в душу. Именно это нужно современной власти.
Год истории стал феноменом российской истории и историографии. Задача историка как всегда проста: обнажить смыслы и ценности прошлого. Произошло нечто противоположное: в 2012 г. историки в очередной раз продемонстрировали свою лояльность фетишу российской государственности.
Всякие памятные даты и юбилеи у нас, как правило, не имеют отношения к собственно исторической памяти. Это – явления сугубо политические. Существует убеждение, что государственные начала стали формироваться у восточных славян до появления Рюрика, хотя в действительности об этом ничего не известно.
Пропагандистская направленность Года истории очевидна. Власть решила напомнить о своих тысячелетних – вроде бы непоколебимых – устоях, благодаря которым и поляков удалось прогнать, и Наполеона победить, и, конечно, всех нынешних (и будущих!) супостатов одолеть. Вообще-то русский народ действительно умел одолевать всех внешних врагов и даже охотно помогал расправиться с врагами внутренними. Однако ему никак не удается построить государство, которое обходилось бы без образа врага, в том числе и среди собственных подданных.