Россия и современный мир №1 / 2015 - Страница 13

«Мы не закончили процесс модернизации, и мы далеки от полного утверждения современного способа развития. Наши научные сообщества в значительной степени подвергаются наступлению и со стороны административной власти, и со стороны власти капитала, что приводит к двойному искажению их развития… Нужно выстроить здоровое взаимодействие между логикой власти и логикой науки», – подчеркивает профессор Университета г. Сучжоу (провинция Цзянсу) Ван Чжоуцзюнь [21, с. 167].

Успешное осуществление курса на модернизацию требует преодоления того, что китайские авторы называют «духовной слаборазвитостью», а значит, как они понимают, достижения высокой степени умственной зрелости и самостоятельности мышления, политической свободы и духовного раскрепощения. Поэтому модернизационная парадигма как способ ви́дения перспектив страны при всем историческом оптимизме имеет у них отчетливо различимую вероятностную интонацию: «Неизвестно, что сулит нам будущее, но история строится людьми. Народ, обладающий великой историей, определенно способен создать великое будущее» [4, с. 81, 199, 234].

1. Бауман З. Текучая модерность: Взгляд из 2011 года. Лекция Зигмунта Баумана http://polit.ru/article/2011/05/06/bauman/

2. Гордон А.В. Опыт аграрных преобразований в КНР // Россия и современный мир. –2006. – № 2. – С. 83–100.

3. Карнеев А.Н. «Китайская модель» и споры по поводу ее сущности в КНР // Владивосток 2012: АТЭС и новые возможности России. – М., 2011. – С. 255–275.

4. Обзорный доклад о модернизации в мире и Китае (2001–2010) / Пер. с англ. под ред. Н.И. Лапина. Предисл. Н.И. Лапин, Г.А. Тосунян. – М., 2011. – 256 с.

5. Сорокина Т.Н. Китайская традиционная культура и модернизация: Дискуссия в КНР // Культурные традиции и современность. – М.: ИНИОН, 1989. – С. 49–87.

6. Цивилизация и модернизация: Материалы рос.-кит. конф. 29–31 мая 2012 г. Москва / РАН. Ин-т философии; редкол.: Лапин Н.И., Хэ Чуаньци. – М., 2013. – 195 с.

7. Beck U., Grande E. Varieties of second modernity: The cosmopolitan turn in social and political theory and research // British j. of sociology. – L., 2010. – Vol. 61, N 3. – P. 409–443.

8. Bramoll С. The last of the romantics? Maoist economic development in retrospect // China quart. – L., 2006. – N 187. – P. 686–692.

9. Dirlik A. Guoxue: National Learning in the age of global modernity // China perspectives. – 2011 – N 1. – P. 1–14.

10. Eisenstadt S.N. Multiple modernities // Daedalus. – Cambridge (Mass.), 2000. – Vol. 129, N 1. – P. 1–29.

11. Han Sang-Jin, Shim Young-Hee. Redefining second modernity for East Asia // British j. of sociology. – L., 2010. – Vol. 61, N 3. – P. 465–488.

12. How to improve China's soft power? // People’s daily Online. March 11, 2010. – english.peopledaily.com.cn/…/6916487.html.

13. Kang Оuyang. «Chinese values» and innovation in philosophy and social sciences in present day China // Social sciences in China. – Beijing, 2012. – Vol. 33, N 3. – P. 171–181.

14. Li Huaiyin. From Revolution to Modernization: The paradigmatic transition in Chinese historiography in the Reform era // History a. theory. – Middletown, 2010. – Vol. 49, N 3. – P. 336–360.

15. Link P. China: The Anaconda in the Chandelier // The New York review of books. 2005. May 27. – http://www.nybooks.com/articles/archives/2002/apr/11/china-the-anaconda-in-the-chandelier/

16. Li Рing, Long Bailin. Thought on innovation in mainstream ideology research // Social sciences in China. – Beijing, 2012. – Vol. 33, N 3. – P. 171–181.

17. Makeham J. Disciplining tradition in Modern China: Two case studies // History a. theory. – Middletown, 2012. – Vol. 51, N 4. – P. 89–104.

18. Ren Рing. Systematic innovation, comprehensive development and going global: Some thoughts on the construction of an innovating system for philosophy a. social sciences in China during the «12th five-year plan» period // Social sciences in China. – Beijing, 2012. – Vol. 33, N 3. – P. 142–156.

19. Tourain A. La fin des sociétés. – P.: Seuil, 2013. – 664 p.

20. Wang Yong, Pauly L. Chinese IPE debates on (American) hegemony // Rev. of international political economy. – L., 2013. – Vol. 20, N 6. – P. 1165–1188.

21. Wang Zhoujun. Knowledge community, value base and system consciousness: A reflection on innovation in philosophy a. social sciences // Social sciences in China. – Beijing, 2012. – Vol. 33, N 3. – P. 157–170.

22. Wieviorka M. La diversité: Rapport à la Ministre de l’enseignement supérieur et de la recherhe. – P.: Laffont, 2008. – 230 p.

23. Yan Yunxiang. Food safety and social risk in contemporary China // J. of Asian studies – Ann Arbor, 2012. – Vol. 71, N 3. – P. 705–729.

24. Zhang Juxiang, Guo Huaru. Building a Harmonious Socialist Society under the vision of Modernization. // Asian social science. – 2011. – Vol. 7, N 6. – [email protected]

Соболев Эдуард Неньевич – доктор экономических наук, ведущий научный сотрудник ИЭ РАН.

Начало процесса институциональных изменений в российских трудовых отношениях и их управлении следует искать во второй половине 1980-х годов, когда в ходе реформирования экономики коренным образом стало меняться положение российских предприятий. До перестройки все они находились в рамках единой государственной собственности, а потому основные параметры их деятельности достаточно жестко регулировались государством. В отличие от западных фирм, которые ориентировались преимущественно на внешнюю рыночную среду, система управления трудом, прежде всего его оплатой, на советских предприятиях определялась решениями вышестоящих органов. Это предполагало стабильное функционирование тарифных сеток и схем должностных окладов, планирование фонда оплаты труда, жесткое штатное расписание и выполнение предписанных функций, гарантированный сбыт продукции и, следовательно, гарантированную выплату заработной платы.

Конечно, регулирование оплаты труда и в советский период не оставалось неизменным, а прошло несколько этапов эволюции. Так, до реформы 1965 г. организация оплаты труда представляла собой автономно работающую систему, ориентированную, в основном, на вертикальные связи и слабо связанную с результатами хозяйственной деятельности предприятий. В последующий период, по мере ослабления жесткости централизованного регулирования, возрастала самостоятельность предприятий, а сфера прямого воздействия государства на заработную плату постепенно сужалась.

В середине 1980-х годов было пересмотрено место предприятия в советской системе хозяйствования в рамках концепции коренной перестройки управления народным хозяйством19. Несмотря на то что предприятия оставались государственной собственностью, управление ими передавалось на уровень соответствующих трудовых коллективов. Заработная плата фактически стала долей в доходе предприятия, практически полностью зависящем от результатов его хозяйственной деятельности. В то же время нахождение предприятий в государственной собственности позволяло сохранить реальную регулирующую роль государства в части определения минимальной заработной платы, районных коэффициентов к заработной плате и налогов на заработную плату. Тем не менее основы системы оставались прежними, поскольку не был перейден принципиальный рубеж, отделяющий рыночное регулирование от нерыночного, а именно: обязательность применения единой тарифной сетки.

Новый качественный этап в развитии трудовых отношений связан с приватизацией и становлением рыночных отношений в первой половине 1990-х годов. В процессе реформ была выстроена система приоритетов государства, в которой трудовой политике отводилась периферийная роль. Важно подчеркнуть, что речь, строго говоря, идет не о полном отказе от регулирования, а о его подчинении задаче обеспечения финансовой стабилизации. В этих целях применялась развернутая система прямых и косвенных регулирующих механизмов.