Россия и современный мир №1 / 2014 - Страница 10
Следует ли из этого сделать вывод, что проблемы выбора внешнеполитического курса в обозримом будущем останутся на периферии общественного внимания? Может ли в ближайшее время сформироваться спрос на новые идеи и подходы в области международных отношений? И не получится ли так, что уделом экспертов и аналитиков останется лишь комментирование решений, принимаемых за кремлевской стеной? Вклад в поиск ответов на эти вопросы призвана внести настоящая статья.
Устойчивость и востребованность внешнеполитических идей напрямую определяются интересами влиятельных групп во власти, бизнесе и обществе, и артикуляцией этих интересов в публичном пространстве. В постсоветскую эпоху появились принципиально новые группы интересов, которые на протяжении 1990-х годов вполне успешно осваивали публичное пространство, начиная с массмедиа. Воссоздание вертикали власти не означало устранения групп интересов – напротив, происходила их дальнейшая консолидация. Однако формы артикуляции и механизмы согласования различных интересов и разрешения конфликтов существенно изменились, будучи в период путинского президентства тесно привязанными к власти. Пожалуй, наилучшим образом специфику этой ситуации описывает предложенная Ю.С. Пивоваровым метафора «властной плазмы», способной объединять даже несоперничающие друг с другом кластеры российской элиты на основе специфического регулирования отношений «власть–собственность». Именно в этой аморфной субстанции разрешаются и возникают вновь конфликты между основными группами интересов [12, с. 162–167]. «Властная плазма» служит питательной средой для дальнейшего структурирования и дифференциации групп интересов, часть из которых имеет уже вполне определенные геоэкономические и геополитические предпочтения (постсоветское пространство, Европейский союз, США, Китай и страны АТР). Проблема заключается в артикуляции этих предпочтений.
Протестные выступления зимы 2011–2012 гг., их спад и последовавшая затем перегруппировка сил правящей корпорации свидетельствуют о том, что «властная плазма» как механизм политико-экономического управления и «разруливания» конфликтов перестает устраивать многие влиятельные силы, равно как и массовые группы, на которые эти силы хотели бы или могли бы опереться. Разрешение политического кризиса, сопровождавшего президентскую избирательную кампанию, на основе проведения политической реформы и постепенного демонтажа вертикали власти могло бы создать благоприятные условия для эмансипации основных групп интересов, их перехода из состояния «властной плазмы» к полноценному существованию в публичном политическом пространстве. Однако фактическое развитие внутриполитических процессов после начала третьего президентского срока В.В. Путина представляет собой иной, консервативный тренд, характеризующийся использованием более эффективного политического инструментария для сохранения и укрепления существующего режима.
Следует подчеркнуть, что большее разнообразие политтехнологических инструментов и повышение эффективности методов контроля внутриполитических процессов со стороны власти отражают, главным образом, ситуативные обстоятельства, связанные с недостаточной сплоченностью, идеологической гетерогенностью, узостью социальной базы и дефицитом лидерства оппозиционных сил. Вместе с тем продолжают нарастать фундаментальные макросоциальные изменения, связанные с укреплением российского среднего класса и формированием его идентичности. Первым проявлением этих изменений были демонстрации на Болотной площади и проспекте Сахарова.
По всей видимости, в ближайшие годы российский средний класс, как и другие крупные социальные группы, еще не будет в состоянии сформировать четкий запрос на то или иное направление внешней политики. Скорее, этот запрос останется размытым и внутренне противоречивым, в чем-то отдаленно напоминающим весьма эклектичные внешнеполитические устремления тех широких слоев американского общества, на которые сегодня опираются оппоненты президента Обамы, в том числе пассионарии из «партии чаепития». В Америке, однако, элитарные группы способны гибко реагировать на запросы широких слоев, сопрягать их с интересами бизнеса, военно-промышленного комплекса, различных меньшинств и т.д. Группы российской элиты, погруженные во «властную плазму», варятся в собственном соку, не испытывая (до последнего времени) сильной потребности во взаимодействии с массовыми группами. В конечном счете речь идет о качестве нынешней российской элиты, о степени ее укорененности в современном российском обществе и об осознании ответственности перед этим обществом.
Российский городской средний класс, или «новые сердитые», как его представителей метко назвал А. Чадаев [16], информационно и технологически уже вполне интегрирован в глобализированный мир, но это не значит, что при жестком критицизме в отношении власти и элиты он заведомо станет генерировать запрос на прозападный внешнеполитический курс. Скорее, это будет установка на то, чтобы отношения России с внешним миром начали реально работать на его, среднего класса, интересы. Не исключено, что в среднесрочной перспективе, например ближе к президентским выборам 2018 г., все же появятся основания говорить о формировании широких коалиций в поддержку стабильности или обновления, коалиций, отражающих и массовые запросы, и интересы тех или иных групп элиты. Их возникновение могло бы стать основой трансформации социально-политического порядка, преодоления нынешней модели «властной плазмы». Одним из многочисленных последствий появления таких коалиций, по всей видимости, станет и «укоренение» в российском публичном пространстве различных школ внешнеполитической мысли.
В арсенале инструментов артикуляции интересов влиятельных групп и перевода этих интересов на язык, доступный как общественному мнению, так и лицам, принимающим политические решения, важную роль играют экспертно-аналитические группы и сообщества, образно именуемые «мозговыми центрами» или «фабриками мысли». Согласно определению исследователей из Пенсильванского университета, осуществляющих под руководством Дж. МакГэнна ежегодный мониторинг мировых экспертно-аналитических организаций, мозговыми центрами (think tanks) являются организации, осуществляющие политико-ориентированные исследования, анализ и консультирование, которые дают возможность представителям государственных институтов и общественности принимать обоснованные решения по вопросам, имеющим политическую значимость [17]. Такие центры действуют на постоянной основе, они могут быль аффилированы с государственными или корпоративными структурами либо иметь статус независимых экспертно-аналитических организаций.
В 2012 г. Россия имела 122 мозговых центра (согласно методологии подсчета специалистов из Пенсильванского университета) и, таким образом, занимала по их количеству восьмое место в мире38. В регионе Восточной Европы Россия является безусловным лидером с точки зрения численности экспертно-аналитических структур; вслед за ней идут Румыния (54), Украина (47), Польша (41) и Венгрия (40). Вместе с тем с учетом таких показателей, как численность населения и размер ВВП, отрыв России не кажется столь впечатляющим. Достаточно сказать, что даже Эстония имеет целых 17 мозговых центров.
Разумеется, количественные показатели указывают на одни тенденции и игнорируют другие. В связи с этим предпринимаются попытки рейтингования экспертно-аналитических организаций. Специалисты из Пенсильванского университета составляют свой рейтинг на основе процедуры, включающей свободное номинирование организаций, ранжирование по 38 категориям на основе опроса экспертов, несколько раундов отбора лидирующих организаций [17, с. 24–27]. Согласно их подсчетам, в число 150 ведущих экспертно-аналитических центров входят всего четыре российские организации: Московский центр Карнеги (29-е место в рейтинге Пенсильванского университета), Институт мировой экономики и международных отношений РАН (34-е место), Совет по внешней и оборонной политике / СВОП (99-е место), Московский государственный университет международных отношений / МГИМО (102-е место). В специализированном рейтинге 70 ведущих экспертно-аналитических центров в области безопасности и международных отношений присутствуют три российские организации: СВОП (23-е место), МГИМО (33-е место) и Институт США и Канады РАН (62-е место).