Россия и мусульманский мир № 5 / 2017 - Страница 8

Изменить размер шрифта:

Кроме того, в самом широком смысле важнейшее значение имеет разработка эффективной молодежной политики в Российской Федерации и в ее регионах с учетом их специфики. Ведь сегодня на Северном Кавказе молодежь является основной питательной средой для распространения экстремистских идей и воплощения их в практической политической деятельности. Молодежная политика должна базироваться на надежном идейном фундаменте российского патриотизма, для чего следует сформировать современную национальную идеологию, без чего антитеррористическая деятельность будет буксовать. Кроме того, разработка молодежной политики должна быть самым тесным образом увязана с комплексным решением проблем современного северо-кавказского общества, особенно с такими его современными изъянами, как социально-имущественное расслоение, коррупция, казнокрадство, клановость и т.п. Иначе говоря, при решении синтеза молодежных и исламистских проблем необходимо задействовать весь комплекс мер, составляющих содержание «широкого» и «узкого» подходов в противодействии современному терроризму на общенациональном уровне, сведению на нет внешнего влияния, усиливающего его.

Безусловно, выделенные блоки, на которых следовало бы сконцентрировать внимание государства и общества, не перекрывают перечень всех мер, которые можно было бы артикулировать на канале усиления противодействия идеологии терроризма, снижения эффективности конфликтогенных эндогенных и экзогенных факторов, но они являются самыми приоритетными, первоочередными. Только совместными усилиями власти и гражданского общества можно реально укрепить фронт борьбы с терроризмом на информационном поле.

Статья предоставлена автором для публикации в бюллетене «Россия и мусульманский мир».

Место и роль ислама в регионах Российской Федерации, Закавказья и Центральной Азии

Казахстан: Первый опыт модернизации27

Ю. Александров, доктор экономических наук, главный научный сотрудник, Центр исследования общих проблем современного Востока (ИВ РАН)

После распада СССР только часть из тех элементов экономики страны, которые прежде были включены в вертикальные и межреспубликанские связи, сохранила шансы восстановить или найти новый спрос на свою продукцию. Местные предприятия оказались неспособными выдержать наплыв дешевых импортных товаров. В итоге почти все отрасли промышленности (металлургия, машиностроение, пищепром и другие) и крупные сельскохозяйственные предприятия либо с трудом выживали, либо (прежде всего, как и в России, промышленность товаров потребления) оказались на грани исчезновения. Изменилась структура валового продукта: на первый план вместо производства товаров вышло производство услуг. Но такая тенденция, характерная для современного мира, в Казахстане проявилась не вследствие роста общественной производительности труда, а как результат спада в большинстве отраслей производства товаров; перехода от системы госзаказа и административного распределения к рыночным отношениям; сокращения государственных расходов на экономику. Падение экономики вело к архаизации социальной структуры общества. Численность наемного труда и его доля в общей занятости сократилась более чем в 2 раза, в строительстве более чем втрое. В то же время самостоятельно занятое население увеличилось с 5 до 45% – в основном за счет разбухания сектора крестьянских и семейных хозяйств28.

Но Казахстан воспользовался тем, что, подобно России, Азербайджану, Узбекистану и Туркмении, получил в наследство от советского прошлого неоценимый дар в виде нефтяной и газодобывающей промышленности, а также крупный сектор тяжелой промышленности, пусть переживающей непростые времена. По ее весу в республиканской экономике он занял место где-то посредине между Россией и другими государствами Центральной Азии. К началу 2000-х годов, по исчерпании ресурсов восстановительного роста и на фоне успехов в освоении нефтегазовых залежей, государственное руководство республики оказалось перед выбором между двумя путями. Один из них: двинуться путем ближневосточных «нефтяных монархий». Второй: используя углеводородное сырье как экспортный ресурс, «дойную корову», перейти к стратегии создания внутренне целостной многоотраслевой экономики на базе современных индустриальных и постиндустриальных технологий. Руководство страны, понимая жизненную важность второго варианта развития экономики для политической интеграции и упрочения безопасности страны, выбрало именно его. При этом оно опиралось на созданные за 1990-е годы динамичный казахстанско-иностранный сектор добычи и экспорта нефти и газа с привлечением крупнейших мировых нефтяных компаний. К началу кризиса 2008 г. добыча нефти увеличилась почти в 3 раза (около 80 млн т), газа – более чем в 4 раза. На топливно-энергетические ресурсы пришлось 70% экспорта и более 20% ВВП. В таких условиях президент РК Н. Назарбаев еще в 1997 г выдвинул амбициозную «Стратегию – 2030» с задачей поднять Казахстан до уровня «азиатских тигров» – только как «Центральноазиатского барса»29. Но попытки начать ее реализацию прерывались экономическими кризисами 1998 и 2008 гг. Все же, на выходе из последнего кризиса был принят конкретный пятилетний «Государственный план форсированного индустриально-инновационного развития на 2010–2014 гг., ГПФИИР» – составная часть «Стратегии “Казахстан – 2050”»30.

Авторы плана исходили из того, что частный капитал пока еще не смог проявить способность и готовность ориентироваться на приоритеты задач экономического строительства – прежде всего, на развитие современной обрабатывающей промышленности. Кредиты частных банков направлялись, главным образом, в торговлю и строительство. Из более 100 млрд долл. прямых иностранных инвестиций в экономику за первые два десятилетия независимого развития 85% пришлось на сырьевые отрасли. Поэтому особое значение было придано активной роли государства в реализации плана. Государственные финансовые ресурсы должны были направляться через государственных и частных операторов. Центральное положение в этой структуре было отведено фонду национального благосостояния «Самрук-Казына», формируемому за счет поступлений от нефтяного экспорта. Объем прямых инвестиций в плановые проекты был установлен в 6,5 трлн тенге, или 43 млрд долл. по курсу на то время (для ориентировки: 30% годового ВВП 2010 г.). Центральной частью плана стал нефтегазовый комплекс. Была поставлена задача в 2014 г. довести добычу нефти до 85,0 млн т (120% к 2008 г.), природного газа до 54 млрд куб. м (164%); экспорт нефти – до 75 млн т (119%); переработку нефти на казахстанских НПЗ – до 15,0 млн т (122%). Но при этом продукция несырьевых секторов хозяйства должна была достичь 40% объема экспорта. Требовалось также обеспечить опережающее развитие энергетической, транспортной и инфокоммуникационной инфраструктуры, добиться перелома в росте отечественного предпринимательства31.

Ко времени завершения планового периода (2014) большая часть его целей не была достигнута полностью, хотя определенные положительные изменения и общий экономический рост (пусть невысокий) все же происходили. Не оправдалось ожидание высоких темпов добычи нефти и газа, в первую очередь из-за задержек в освоении ключевых месторождений. А в 2014 г. использование экспортных доходов для реализации планов форсированной индустриализации стало осложняться лопнувшим «пузырем» мировых цен на нефть. Негативную роль сыграли и существенные дефекты самой казахстанской экономики, переходной от административной модели к рыночной. Прежде всего, упомянутая выше слабость национального частного капитала. Другой проблемой стала тоже заранее осуществленная дезинтеграция национального хозяйства по территориальным и воспроизводственным линиям – вертикальным и горизонтальным. Выявились серьезные недостатки и самой системы управления, основанной на однонаправленных (сверху вниз) командах без обратных (снизу вверх) связях при обсуждении и реализации проектов.

Оригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com