Россия и мусульманский мир № 4 / 2016 - Страница 6

Российское мусульманство предлагает свой вариант решения глобальных угроз, не имеющий ничего общего с радикальным исламизмом, экстремистские формы демонстрации которого у всех на виду. Тем ценнее оказываются, пусть пока и менее заметные, проявления этого умеренно консервативного ответа в виде интеллектуальной полемики и умонастроений мусульман.

1. Бугай Н.Ф. Формирование национального и конфессионального состава населения Республики Крым: общество, политика // Голос минувшего. Кубанский исторический журнал. – 2014. – № 1–2. – С. 74–93.

2. Гаспринский И. Русско-восточное соглашение. Мысли, заметки и пожелания Исмаила Гаспринского // Исмаил бей Гаспринский. Россия и Восток. – Казань: Фонд Жиен, Татарское книжное изд-во. 1993. – С. 59–78.

3. Жижек С. Некоторые политически некорректные размышления о насилии во Франции и не только // Логос. – 2006. – № 2. – С. 3–25.

4. Каспэ С.И. Политическая теология и nation-building: общие положения, российский случай. – М.: РОССПЭН, 2012. – 191 с.

5. Кинева Т.С. Трансформация идейного ядра евразийства (от «классической» к неоевразийской интерпретации) // Вестник ВИСТ. – 2009. – № 1. – С. 90– 102.

6. Комаровский В.С. Формирование национально-государственной идентичности России: вызовы и риски // Власть. – 2015. – № 3. – С. 20–27.

7. Костина A. B. Кризис современной идентичности и доминирующие стратегии идентификации в границах этноса, нации, массы (окончание) // Знание. Понимание. Умение. – 2010. – № 1. – С. 187–194.

8. Малинова О.Ю. Российская идентичность между идеями нации и цивилизации // Вестник Института Кеннана в России. – 2012. – Вып. 22. – С. 48–56.

9. Мухаметшин Р.М. Становление конфессиональной политики в России: опыт Татарстана // Политическая экспертиза: Политэкс. – 2010. – Т. 6. – № 2. – С. 58–73.

10. Мухетдинов Д.В. Российское мусульманство: призыв к осмыслению и контекстуализации // Минарет ислама. – 2014. – № 3–4. – С. 4–28.

11. Поляков Л.В. Теория nation-building Святослава Каспэ // Полис. Политические исследования. – 2012. – № 2. – С. 186–189.

12. Примаков Е.М. Вызовы и альтернативы многополярного мира: роль России (отв. ред. П.А. Цыганков, И.И. Кузнецов). – М.: Изд-во Московского ун-та, 2014. – 320 с.

13. Раванди-Фадаи Л.М. К вопросу о положении национальных и религиозных меньшинств // ИРАН: история и современность (под ред. Л.М. Кулагиной, Н.М. Мамаедовой). – М.: ИВ РАН; Центр стратегической конъюнктуры, 2014. – С. 271–274.

14. Российское общество в контексте новых реалий (тезисы о главном): Информационно-аналитическое резюме по итогам общенационального исследования. 2015. URL: http://www.isras.ru/files/File/publ/resume_ isras_28.01.2015.pdf (Дата обращения: 01.02.2015.)

15. Салмин A.M. Российская интеллектуальная элита и постсоветская власть // Решение есть всегда! Сборник трудов фонда ИНДЕМ. – М.: ИН-ДЕМ. 2001. – С. 18–72.

16. Семененко И.С. Национальная идентичность // Политическая идентичность и политика идентичности: В 2 т. – М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН). Т. 1: Идентичность как категория политической науки: словарь терминов и понятий [отв. ред. И.С. Семененко]. 2012. – С. 80–85.

17. Силантьев P.A. Международная политика российских муфтиятов в новейший период // Вестник Московского государственного лингвистического университета. – 2014. – № 2. – С. 173–182.

18. Хабутдинов А.Ю. Всего один месяц март: Россия и Крым // Медина аль-Ислам. – 2014. – № 149. – 16 мая.

19. Харкевич М.В., Касаткин П.И. Биополитика и религия в эпоху постмодерна // Вестник МГИМО(У). – 2011. – № 6. – С. 217–222.

20. Якунин В.К., Сулакшин С.С., Симонов В.В. и др. Социальное партнерство религиозных организаций и государства. – М.: Научный эксперт, 2009. – 232 с.

Ислам в общественном пространстве московского мегаполиса XXI в.48

Наступивший век характеризуется глобальными интеграционными процессами, интенсивность которых наиболее заметно проявляется в жизни населения больших городов. Их оборотной стороной является стремление ученых найти гипотетическую формулу определения оптимальных пропорций соотношения в городском пространстве исторически автохтонного («титульного») населения и все увеличивающегося за последние годы потока «новых горожан» из числа мигрантов. Постепенно обживая практически все доступные уголки больших городов мира и своим пассионарным напором раз за разом влияя на привычный образ жизни его коренных жителей, они таким образом «корректируют» историко-цивилизационные характеристики принимающего социума, делая его, по мнению одних, все более притягательно открытым и космополитичным, по мнению других – закладывая мину неминуемой деструкции в традиционной структуре общества49.

Интенсивное развитие Москвы, постоянный рост ее жителей, расширение городской территории вокруг столицы и, соответственно, рынка труда привели в начале XXI в. к образованию Московской городской агломерации – крупнейшей не только в России, но и в Европе, с численностью постоянного населения около 15 млн человек. Являясь самым густонаселенным мегаполисом Европы, Москва испытывает острые вызовы процесса урбанизации из-за значительно возросшего в последние годы притока населения за счет миграции из других городов России и сопредельных государств. Около 35% общего миграционного потока в Российскую Федерацию приходится на Москву и Московскую область50. Сегодня москвичи, обоснованно проявляя заботу о своем городе и будущем своих детей, через СМИ, телевидение и общественные организации все чаще ставят вопрос об улучшении качества жизни не только за счет улучшения экологии или работы транспорта, но и требуя снижения перенаселенности Москвы.

Порядка 10% совокупного московского населения составляют представители мусульманских народов, для которых ислам и его обрядовая практика являются главным этнокультурным маркером их идентичности. Это население, гетерогенное в плане социального положения и экономических возможностей, в разной степени инкорпорировано в реалии современной московской жизни. Если для большинства московских мусульман такой проблемы не существует, то для трудовых мигрантов из Центральной Азии и их единоверцев с Северного Кавказа, родившихся, например, в кишлаках Ферганской долины или горных аулах, проблема социальной и культурной адаптации является одной из главных51. Для многих из них, впервые оказавшихся в многонациональном мегаполисе, остро стоит вопрос как безболезненного «вживания» в новую общественную среду, так и сохранения в новых непривычных городских условиях исконно национальной и религиозной идентичности. Поэтому, как показывает опыт, представители этих народов, часто выходцы из сельских районов, стремятся сохранить тесные земляческие связи, вступая в экзогамные браки только в исключительных случаях. Это прежде всего касается мигрантов из центральноазиатских государств. Общепризнанно, что сегодня именно на приезжих узбеках, киргизах и таджиках в Москве и области в основном держится система ЖКХ, новостройки, мелкая и розничная торговля, точки общепита, общественный транспорт, а также сфера услуг (ремонт и уборка дорог и жилых помещений, парикмахерские и т.д.). В последнее время в медицинских учреждениях и различных бизнес- и государственных структурах столицы наблюдается также приток специалистов с дипломами узбекских, таджикских или киргизских высших учебных заведений. «Динамика численности отдельных этнических групп показывает, что в столице постсоветской России наблюдается планомерное сокращение евреев, украинцев, белорусов, – отмечает эксперт Сети этнологического мониторинга О. Кульбачевская. – В то же время, численность народов Кавказа и Средней Азии растет. Здесь также надо иметь в виду и неучтенных нелегальных мигрантов, среди которых выходцы с Кавказа и Средней Азии составляют существенную часть»52. Среди нелегальных трудовых мигрантов, число которых в 4–8 раз превышает официально зарегистрированных, характерна высокая безработица и социальная неустроенность, что нередко ведет к их люмпенизации и криминализации. Не является секретом существование неофициальной мигрантской трудовой биржи на площади «трех вокзалов» (Комсомольская площадь) или на окраине Москвы – в Перловке, где до недавнего времени вербовалась дешевая рабочая сила. Мэр Москвы С.С. Собянин во время встречи с журналистами, отмечая возросшее число мигрантов из центральноазиатских государств, заявил, что в столице «уже существуют районы, где число русскоговорящего населения всего 25%»53. Иллюстрацией этих слов может служить национальный состав населения Южного и Северного Бутова: из 200 тыс. жителей этих районов почти треть по неофициальным данным являются этническими мусульманами, представляющими южные регионы России и Центральной Азии54.