Россия и мусульманский мир № 12 / 2017 - Страница 4
Все еще провозглашаемые демократические лозунги уже давно не подтверждаются и не верифицируются повседневной реальностью. Идеи демократии за прошедшие два века сильно обветшали и дискредитировались и уже не вызывают того пафоса и духовных порывов, с которыми когда-то шли на баррикады и на смерть. Добавим к этому еще одно веское обоснование: за последние 30 лет преступность во всём мире возросла в среднем в 3– 4 раза, а в самых демократических странах, таких как США, – в 6–8 раз. Средний рост преступности в мире составляет около 5% в год. И это на фоне такого же количественного роста различных правоохранительных структур, призванных защищать идеалы демократии. Стал ли мир от этого безопаснее? Если для защиты демократии требуется все больше сил и средств, не требует ли это ее переосмысления, как некой «высшей стадии развития человечества»?
О глобализации можно говорить долго и описывать ее с различных точек зрения и подходов – геополитических, экономических, социальных и т.д. Но у нее имеются несколько маркеров, без которых понимание этого процесса было бы неполным.
Деньги стали постепенно утрачивать свое основное назначение и превратились в специфический товар, не подлежащий длительному хранению. Освоение новых территорий больше не сопровождается созданием и развитием производственных мощностей и заселением тех или иных регионов. Основным вариантом «освоения» стало все более технологичное изъятие природных ресурсов и высококвалифицированного научного и кадрового потенциала с закономерно однонаправленным вектором их движения в страны – лидеры глобализации. Одновременно с этим существует ряд ограничений на передачу высоких технологий странам, не относящимся к лидерам глобализации.
В итоге некогда популярная фраза о том, что «мы все в одной лодке», дополнилась саркастическим примечанием: «но некоторые в качестве провианта», и начала приобретать реальный смысл для целых стран и народов. Расслоение населения по уровню доходов постоянно растет, особенно за счет сверхприбыльной сферы экспорта природных ресурсов и ничего не производящего (кроме финансовых операций) банковского капитала, достигая «разрывов» между самыми высокооплачиваемыми менеджерами и работающей беднотой («прекариатом») в сотни и даже тысячи раз. Практически во всех странах появилась категория «более равных», безнаказанность которых пропорциональна их капиталу. Насколько вообще (с точки зрения государственной морали) оправдан ставший совсем недавно привычным тезис о «легализации капитала»?
Что-то изменилось в современном мире, и это что-то еще не осмыслено. Современный демократический дискурс не дает населению Европы никаких представлений о векторе движения общества, нравственных идеалах и смыслах бытия. Высокая культура сменилась массовой, высокая политика – популизмом, высокая нравственность – нравственной нищетой. В результате всё еще провозглашаемые демократические принципы «свободы, равенства и братства» и даже некогда чрезвычайно популярный лозунг «мирного сосуществования» стали звучать всё более цинично. Но они никогда не пересматривались.
Нужно констатировать, что надежды французских просветителей не оправдались. По мере развития демократии мир не стал лучше или безопаснее, и, главное, он не стал справедливее.
На протяжении тысячелетий поиски новых моделей государственных и общественных структур и даже формирование всего современного миропорядка шли под лозунгами борьбы за справедливость. Идея справедливости не только занимала выдающиеся умы человечества, но именно ради нее совершались реформы, революции и велись многочисленные войны.
Идея справедливости тесно связана с идеологией, основная функция которой состоит в сглаживании противоречий, а точнее – в создании некой принимаемой социумом объяснительной системы для всегда существовавших и существующих противоречий. При отсутствии официальной (или неофициальной) идеологии противоречия неизбежно нарастают, и если не будут вовремя замечены и устранены, они закономерно ведут к социальным взрывам.
Со времен Аристотеля принято выделять два вида справедливости: уравнительную и распределительную. Распределительная справедливость предполагает, что существует некто, получающий или присваивающий роль того, кто распределяет, а фактически – того, кто устанавливает порядок и уровень справедливости в обществе. И на кого возлагается ответственность за все формы несправедливости.
Существует несколько теорий справедливости, но остановимся только на одной, наиболее часто упоминаемой в общественных дискуссиях. Так называемая гуманитарная теория справедливости обосновывает, с одной стороны, что все люди должны иметь равные права, а с другой – что экономические отношения должны быть устроены так, чтобы наибольшие преимущества имели наименее преуспевающие члены общества.
Последнее положение было обозначено как «принцип справедливого неравенства» и нашло свое выражение в лозунге о «праве каждого на достойный уровень жизни». Эта концепция была подвергнута справедливой критике, так как принцип социальной справедливости фактически устраняет соревновательность в обществе и порождает неконкурентоспособную экономику, что со всей очевидностью продемонстрировал опыт социалистического строительства в СССР.
Поэтому с точки зрения общих интересов любого государства и социума такие подходы следует рассматривать как «антисоциальные». Адекватная современному периоду развития общества идеология должна разъяснять именно такие и подобные противоречия между принципами справедливости и интересами всего общества.
Повторим еще раз: люди не равны по своим задаткам и способностям, и любая уравнительная система противоречит естественным законам и принципам экономического и социального развития общества.
Тем не менее в любом обществе существуют представления о справедливом различии в доходах и том уровне, когда такое различие приобретает характер несправедливого. При отсутствии идеологии (и налагаемых ею сдерживающих факторов экономического расслоения общества) уровень общественного недовольства и агрессивности в отношении всего, что оценивается как несправедливое, постоянно нарастает и ведет к дестабилизации социума.
Определенная дестабилизация характерна сейчас для всего демократического мира, который входит в новую эпоху и переживает системный кризис смены парадигмы развития. Как прогнозировалось автором еще 20 лет назад [1; 2], эта смена, скорее всего, будет проходить чрезвычайно болезненно и не цивилизованно. А возможно, она уже идет.
Хотя весь мир испытывает реальное беспокойство по поводу исламского терроризма, на территории собственных государств люди гораздо чаще сталкиваются с бытовым фанатизмом и криминальным и полукриминальным терроризмом своих же сограждан. На один международный теракт приходятся сотни «локальных», обычно квалифицируемых как преступные «расстрелы одноклассников» или «сослуживцев», «домашнее насилие» или «хулиганство», а в других случаях вообще никак не квалифицируемых.
По сути, эти два типа терроризма отличаются только масштабом угроз, жертв, наличием или отсутствием политических требований и освещением в СМИ. Но мир почему-то не замечает этих параллелей. В результате общее продвижение к пониманию современных социальных процессов явно тормозится – что-то постоянно не домысливается и не договаривается.
Приведем анализ роста террористических настроений в (обычно именуемой в качестве «самой демократической») стране, который дал профессор Джеймс Фокс из Бостонского университета (2011): «В американском обществе существует определенное число людей, которые озлоблены на окружающий мир, полностью им разочарованы, считают свою жизнь разрушенной и не хотят больше жить… И решают жестоко отомстить тем, кто, по их мнению, несет ответственность за их неудачи и не дает им шанса справиться с жизненными проблемами. Выбирая между суицидом и кровавой расправой, они, как правило, выбирают и то, и другое». Как известно, количество таких «случаев» нарастает из года в год. И эти теракты (Ланзы – в США, Брейвика – в Норвегии, Виноградова – в Москве и им подобных представителей титульных этносов) не имеют никакого отношения к исламскому терроризму. Может быть, стоит подумать о том, что, кроме внешних причин роста агрессивности населения, существуют и некие внутренние?