Робеспьер - Страница 5

Изменить размер шрифта:

Занавес.

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Занавес падает и тут же поднимается снова. Видно тесное помещение, вроде узкого коридора между шкафами книгохранилища и перегородкой, отделяющей от библиотеки зал заседаний Комитета общественного спасения. Коллено, сидя на табурете, пишет, держа бумаги на коленях. За перегородкой слышны голоса: Сен-Жюст декламирует Рабле, Баррер со смехом подсказывает, когда Сен-Жюсту изменяет память.

Голос Сен-Жюста. «Ибо люди свободные, высокородные, просвещенные, вращающиеся в высшем обществе, одарены врожденным чутьем, которое побуждает их к добрым поступкам и отвращает от порока: именуется же это чутье честью...»

Голос Баррера (подхватывает). «Но ежели жестоким насилием и принуждением они принижены и порабощены, то их благородное стремление, свободно влекшее их на стезю добродетели, обращается на то, чтобы свергнуть и сбросить ярмо рабства...»

Голоса Сен-Жюста и Баррера (вместе). «Ибо мы всегда тянемся к тому, что запретно, и питаем вожделение к тому, в чем нам отказано!..»

Пауза.

Голос Баррера (со вздохом). Ах, как жизнь прекрасна! Не выразишь словами!

Оба замолкают. Во время их беседы приотворяется потайная дверца, ведущая в библиотеку, и просовывается голова Клариссы, молоденькой секретарши Баррера. Коллено прикладывает палец к губам. «Тс, тише!» Они замирают на несколько мгновений, прислушиваясь к голосам Сен-Жюста и Баррера за стеной, пока те не умолкают.

Кларисса (шепотом). Все тихо.

Коллено (так же). Да... Должно быть, уснули. (Передает Клариссе свои записки.)

Кларисса. Межан переправит бумаги Дантрегу. В конце недели они будут доставлены Конде. Через четверть часа уезжает Сен-Лоран.

Коллено. Паспорт у него есть?

Кларисса. Межан изготовил ему фальшивый паспорт.

Коллено. Ты слыхала, что они перехватили последнее донесение?

Кларисса. Это мы сами им подсунули, по приказу Дантрега, чтобы посеять среди них недоверие.

Коллено. Однако они помирились.

Кларисса. Только на словах! Их всех терзает подозрение. Каждый следит за соседом. Мы прикончим их всех, одного за другим. (Протягивает Коллено бутылку вина и еду.) Теперь поешь и ложись спать.

Коллено (с набитым ртом). Всех прикончим!

Кларисса затворяет дверцу и скрывается в библиотеку.

Занавес.

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

У Фуше на улице Сент-Оноре, № 315, четвертый этаж, 18 жерминаля (7 апреля), около полудня. Убогая комната, голые стены, грязные занавески на окнах, жалкая постель, колченогий столик, соломенные стулья. У детской кроватки сидит женщина (ребенка не видно). Наружная дверь отворяется. Входит Фуше. Бесшумно закрывает дверь, на минуту задерживается на пороге. Женщина поднимает голову, оборачивается.

Фуше — старообразный человек 35 лет, высокий, тощий, костлявый, слегка сгорбленный, прямые, редкие рыжеватые волосы с проседью, бледное лицо, пронзительный взгляд, сжатые губы. Одет в тесный, поношенный, темный сюртук.

Фуше. Ну как?

Жанна Фуше. Ну как?

Оба задают вопрос одновременно. Супруги обмениваются тревожным взглядом, но ни голосом, ни жестом не выражают волнения. Видно, что Жанна забита и обижена судьбой. Фуше не привык обнаруживать свои чувства.

Фуше. Как дочка?

Жанна. С тех пор как ты ушел, она даже не шевельнулась. Совсем ослабела.

Фуше. Ее утомило долгое путешествие.

Жанна (вопросительно глядя на Фуше). А ты, что ты делал с утра?

Фуше (опускается на стул). Ничего. Ничего нельзя поделать.

Жанна. Ты видел наших друзей в Конвенте?

Фуше. Друзей? У Жозефа Фуше не осталось больше друзей.

Жанна. Где же они?

Фуше. Их уже нет на свете. За десять месяцев, пока нас тут не было, в Париже шла такая резня! В Конвенте больше сотни мест пустует. Настоящее кладбище. Как еще Робеспьер там крестов не поставил!

Жанна. Жозеф, не глумись над крестом.

Фуше. Глупая, ты же не веришь в бога!

Жанна. Кто знает... А может, он нас покарал... (Показывает на колыбель с ребенком.)

Фуше (пожав плечами). Я знал, что не встречу в Конвенте жирондистов, хотя там до сих пор в ушах звенит от лая этих дворовых псов, которые ворочались, рычали, грызлись, искали блох... И я знал, еще до отъезда из Лиона, что эбертисты разгромлены; я вовремя повернул руль и обрубил канат, которым был привязан к их гибнущему кораблю... Но я ошибся в расчете. Я делал ставку на победу Дантона. А он, глупец, сам попался в западню. Да, я недооценил Робеспьера. Ведь хозяин-то он... пока что он...

Жанна. Ты оскорбил его. Мы погибли.

Фуше (небрежным тоном). Пустяки, проиграть одну партию, — не значит потерять все. Нужно только продолжать игру. И самое главное — выиграть время.

Жанна. Они придут и арестуют тебя.

Фуше (тем же тоном). У нас есть время вывернуться. Они еще заняты, им нужно покончить с охвостьем Эбера и Дантона, подавить тюремный заговор. Завтра или послезавтра настанет черед Шометта.

Жанна. Ты был с ним заодно!

Фуше (сухо). Был когда-то. Теперь он погиб.

Жанна. А если он потащит тебя за собой?

Фуше. Он этого не сделает. Помочь я ему ничем не могу. А он не из тех, кто, погибая сам, тащит за собой и другого. Он честный малый. Он никого не подведет.

Жанна (с горечью). Ты бы, конечно, поступил иначе.

Фуше (спокойно). Конечно. Я защищаю свою жизнь, твою и жизнь нашего ребенка. (Наклоняется над колыбелью.) Она не шевелится. Нужно все-таки покормить ее.

Жанна. Я дала ей немного молока. Она с трудом глотает по капле.

Фуше. Дай мне... Я попробую. (Опускается на колени перед колыбелью и заботливо, терпеливо поит ребенка с ложечки.) Пей, моя милочка... моя маленькая Ньевра... сокровище мое!..

Жанна. Ты не сказал мне, что делал в Конвенте.

Фуше (встает и старательно отряхивает пыль с колен). Кругом одни тени, ничего с ними не сделаешь. В них умерло все живое, кроме страха. Когда я хотел подняться на трибуну и прочесть им отчет о моей деятельности в Лионе, они растерялись, они отослали мой доклад в Комитет, Робеспьеру. И первый, кто поспешил это предложить, был Бурдон из Уазы, а он, я знаю, до смерти ненавидит Робеспьера. После двойного удара, который сокрушил эбертистов и дантонистов, они там совсем как пришибленные. Да и кто там остался? Обломки прошлого — Сийес, Дюран-Майян, Буасси д'Англа. Они сгрудились все, как стадо баранов, жмутся друг к другу, сгорбились, съежились, животы подвело, сердце сжалось от страха. А посмотришь на них, отворачиваются, глаза отводят. Их так долго заставляли молчать, что они и говорить-то разучились. Точно в пещере Полифема — гадают, чья очередь, кому сегодня быть съеденным, и стараются вытолкнуть вперед любого вместо себя. При виде меня их единственная мысль была отдать меня на съедение — я сразу это понял.

Жанна. Мы погибли... погибли...

Фуше. Да нет, голубушка, ничего! Когда беда придет, успеем найти выход. Она еще не пришла.

Жанна. На что ты надеешься? Ведь какую ненависть ты возбудил против себя!.. Тысячи жертв в Лионе... кровь... развалины...

Фуше. Пожалуй, я действовал там слишком круто. Но, я знаю, здесь они довольны плодами моего труда. Теперь они не прочь были бы свалить на меня одного всю тяжесть ответственности за те неизбежные жестокости, которые сами же приказали мне совершить. Мне следовало бы вспомнить, как некий итальянский принц приказал верному слуге избавить его от опасного соперника, а затем велел четвертовать слугу на городской площади, дабы показать добрым подданным, что совесть его чиста, а руки незапятнаны. Самый осторожный человек недостаточно осмотрителен. Если затеваешь рискованное дело, постарайся впутать туда и других. Я человек мягкий и доверчивый, но с годами становишься умнее. В следующий раз я не оплошаю. Правда, я и теперь принял кое-какие меры предосторожности. В Комитете немало людей, которым невыгодно подымать историю о моем управлении в Лионе. Я ничего не подписывал один, без Колло, и даже, по счастливой случайности, при особенно важных решениях я скромно отступал, а Колло подписывался первым. Scripta manent... Что написано пером... Я сохранил бумаги на всякий случай.

Оригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com