Робеспьер - Страница 4

Билло. Не верю я этому. Уж не прикажешь ли служить мессу?

Кутон (насмешливо). А ведь тебе случалось служить мессу, гражданин Билло. Ты же был священником. (Обращаясь к тому, кто катит кресло.) Эй, Катон, осторожнее. Ты так меня толкаешь, словно хочешь прошибить стену тараном.,

Баррер (шутливо). Ему мерещится, будто он все еще берет приступом Лион.

Билло. Ты попрекаешь меня, Кутон, поповской рясой. Я давно ее скинул, а вот Робеспьеру не так-то легко вытряхнуть из себя свою поповскую душу.

Робеспьер (пожимая плечами). Я не терплю попов, мне не нужна церковная религия. Но я утверждаю, что атеизм — это роскошь, доступная лишь аристократам. Бедняки, честные люди, те, кому приходится вести повседневную жестокую борьбу, мучительную и тщетную борьбу с человеческой злобой и нищетой, ищут опоры в мысли о провидении, которое охраняет угнетенную невинность и карает торжествующее преступление. Мы должны укреплять в них эту надежду, — ведь она помогает им жить, как в свое время помогала жить и мне (я не стыжусь в том признаться). Все, что целительно, все, что дает народу силу жить, — это и есть истина. Горе тому, кто убивает веру в сердце народа!

Билло. Если сердце народа настолько слабо, что возлагает заботу о справедливости на какого-то идола, то наша обязанность перековать ему сердце. Мы научим его понимать, что народ, сам народ должен установить справедливость на всей земле. Революция — вот наше божество.

Робеспьер. Если Революция берется заменить собой божество, пускай она выполнит его предназначение, пусть установит царство добродетели! Пускай беспощадно пресекает беззакония проконсулов, которые, под предлогом защиты Революции, позорят ее грабежами, распутством и жестокостью.

Баррер. Мы уже отозвали с постов Тальена, Барраса, Матьё Реньо, Фрерона, Фуше, Карье... Довольно с тебя?

Робеспьер. Надо привлечь их к суду.

Баррер. И привлечем.

Робеспьер. Не верю. Вы не дадите огласки делу.

Баррер. Пойми, Робеспьер, не в наших интересах озлоблять этих деятельных людей; пусть они даже и виновны в превышении власти, зато честно послужили Республике в годину опасности. Для чего разглашать во всеуслышанье те прискорбные злоупотребления, которые, быть может, явились залогом их побед? Нечего поминать грехи прошлого. В делах общественных в счет идет лишь настоящее.

Робеспьер. Настоящее отравлено ядом прошлого. Рана загноилась. Надо очистить ее.

Баррер. Остерегайся бередить рану. Ты сам сказал, что народ Парижа не может нам простить ареста Шометта и казни эбертистов. Люди перестали нас понимать. Они не ропщут открыто, но охладели и отвратились от нас. Всюду глухое недовольство.

Карно. А главное, усталость. Все измучены вконец. За четыре года ни минуты отдыха!

Билло. А мы-то, разве мы отдыхали?

Карно. Однако мы обязаны держаться и поддерживать в народе бодрость духа вплоть до победы.

Баррер. Да пощадите вы людей, дайте им передышку, довольно смущать их умы!

Колло. Не надо новых процессов, не надо раздоров в рядах республиканцев.

Робеспьер. Ради спокойствия Нации необходимо, чтобы убийцы и грабители дали отчет в своих проступках.

Колло. На кого ты намекаешь? На Фуше? На Карье? Я их тебе не выдам. Клянусь честью, они спасли родину.

Робеспьер. В Лионе ты был сообщником Фуше.

Колло. Уж не в меня ли ты метишь?

Кутон. Нет, Колло, никто из нас не сомневается в твоей республиканской честности. Но ты сам знаешь, что твой приятель первый предал бы тебя, если бы нашел это выгодным, так же как он предал одного за другим всех своих прежних союзников — короля, священников и нантских купцов.

Колло. Выдать врага отнюдь не преступление. Он работал для Республики, не жалея сил.

Билло (указывая на Робеспьера). Я-то знаю, Колло, чего он не может ему простить: что Фуше предал господа бога, низвергнутого самодержца... Ведь Робеспьер взял его под свое высокое покровительство, так же как всех этих жаб из Болота, которых он пригрел на своей груди. Нет, мы не выдадим ему Фуше.

Робеспьер. Погодите, придет день, когда он заставит вас в этом раскаяться.

Билло. А ты не слишком-то доверяйся своим сторонникам в Конвенте, всем этим лжецам и трусам, бессловесным рабам твоего сераля.

Робеспьер. У меня нет других сторонников, кроме честных людей.

Билло. Ну, в таком случае долго ты не продержишься.

Робеспьер. Я и не рассчитываю на это, Билло. А ты со своими сторонниками думаешь продержаться дольше?

Кутон. Мы правим Республикой, но кто из нас уверен в завтрашнем дне?

Сен-Жюст. Наш день недолог. И пусть его сияющий свет, угасая, указывает путь человечеству на многие века!

Кутон. Нас слишком мало, и нам отпущено слишком мало времени. Кому это знать лучше меня? Ведь я уже наполовину мертвец. (Показывает на свои парализованные ноги.) Нам некогда спорить. Отбросим в сторону все, что нас разделяет. Объединим наши усилия вместо того, чтобы нападать друг на друга. Силы каждого из нас отданы Республике. Пускай столкновения между нами неизбежны — не будем считаться обидами! Мы готовы в любой час пожертвовать жизнью. Что нам стоит пожертвовать своими привязанностями и ненавистью ради единения, ради того, чтобы укрепить дело Революции! С нами или без нас, или вопреки нам, пусть победит Революция!

Билло и Карно. Да победит Революция!

Робеспьер. Мы — ничто, Революция — все!

Колло. Время позднее. Скоро два часа ночи. А такой день, как сегодня, можно считать за два. Пора спать.

Карно. Кто из нас несет дежурство?

Сен-Жюст. Сегодня моя очередь, вместе с Баррером.

Робеспьер. Прощайте, друзья.

Баррер. Давай ложиться. (Укладывается на полу между столами.)

Сен-Жюст. Прежде всего потушим лишние свечи. Довольно и одной. (Задувает свечи.)

Баррер. Жесткое ложе, нечего сказать!

Сен-Жюст. Дай я сверну тебе свой плащ вместо подушки.

Баррер. А ты сам?

Сен-Жюст. Я сплю, подложив руку под голову. Я ведь старый солдат. (Ложится на полу неподалеку от Баррера.)

Баррер. Тебе хочется спать?

Сен-Жюст. Сон — привычка мирного времени. На войне от нее отвыкаешь.

Баррер. Ну, а мне спится хорошо только с Клариссой.

Сен-Жюст. С твоей секретаршей? А она не обижается на это?

Баррер. Ей не приходится на меня обижаться. Но после богослужения хорошо соснуть на алтаре, пока звонарь не зазвонит к утрене.

Сен-Жюст. Мы назначим тебя звонарем в Телемское аббатство. Помнишь старика Рабле?

Баррер. Я бы не прочь перечитать при свете этой свечи благочестивый устав ордена Телемитов.

Сен-Жюст. Я помню его наизусть. (Читает по памяти.) «Вся жизнь их размерена была не по закону, не по правилам либо уставам, но по их доброй воле и свободному выбору. Подымались с постели, когда взбредет в голову, пили, ели, работали, спали, когда придет охота; никто их не будил, никто не приневоливал...»

Баррер. Увы, увы! Бедные мы подневольные, изгнанные из рая!

Сен-Жюст (продолжает). «...никто не приневоливал ни к питью, ни к трапезе, ни к иному прочему. Понеже так положил Гаргантюа. В уставе их было одно лишь правило...»

Баррер и Сен-Жюст (вместе, с шутливой торжественностью). «Делай, что хочешь!»