Роберт Говард собрание сочинений в 8 томах - 1 - Страница 34

Да, я чувствую приближение заката Негари, миновали дни ее славы, иссякает древняя мощь, но сильный мужчина, который встанет рядом со мной, еще сможет раздуть подернутые пеплом угли и возродить былое могущество! Соломон Кейн, первый из равных мне мужчин, прими же мое предложение и воссядь рядом на Черном Троне! Сделай так, чтобы из твоей страны, лежащей на другом конце света, доставили волшебные громовые жезлы. Тогда мое воинство будет непобедимо! И пускай я лишь пока повелеваю серединными землями Африки, но вместе мы сможем объединить покорные моей воле племена и обернуть само время вспять, когда великая империя Негари простиралась от океана до океана!

Мы подчиним себе все племена речных и морских побережий, саванн, жителей пустынь и лесов. Но мы не будем уничтожать их, о нет! Из этих слабых людишек мы выкуем могучее войско, которое исполнит любой наш каприз! Я брошу всю Африку тебе под ноги, только раздели со мной власть! А потом мы всепожирающим пламенем обрушимся на остальной мир! И не будет силы, способной нас остановить!

Соломон почувствовал, как поколебалась его решимость. Быть может, во всем была виновата магия личности этой жестокой и таинственной женщины, та яростная, опаляющая сознание сила, наполнявшая каждое ее слово, а может, на него подействовали дьявольские чары чернокожей колдуньи. Но был — был! — тот миг, когда весь этот безумный, невероятный план показался ему не таким уж безумным и невероятным.

Вереница химерических видений предстала перед мысленным взором пуританина. Европа, раздираемая гражданскими и религиозными войнами. Европа, расколотая на враждебные друг другу союзы, ждущие лишь повода вцепиться друг другу в горло. Европа, которой направо и налево торгуют менялы-вожди, отринувшие христианскую добродетель. Европа, готовая развалиться на тысячи нежизнеспособных кусочков…

В ее нынешнем состоянии она действительно была готова пасть легкой добычей какой-нибудь новой, дикой и полной необузданных страстей расы завоевателей, покорных одной железной руке. Так почему бы ему, Соломону Кейну, не возглавить победоносное шествие черных легионов и не принести долгожданные мир и процветание многострадальному Старому Свету?

И был этот миг великим искушением Соломона Кейна, которому подверг его враг рода человеческого. Нечистый нашептывал свои заманчивые предложения прямо той части души, тлеющей огнем неутоленной жажды завоеваний и власти, что скрыта в любом мужчине. И кто знает, как могло все сложиться, если бы перед глазами пуританина не возникло прозрачное, полное тоски личико Мерилин Тэферел. Наваждение рассеялось, и Соломон с чувством выругался:

— Убирайся прочь, дочь Сатаны! Изыди, бесовка! Не дождаться тебе вовеки, чтобы я уподобился зверю и повел твоих черных дьяволов против своего собственного народа! Изыди, заклинаю тебя именем Господним! Хочешь моей дружбы, так освободи меня и отпусти со мной дитя невинное!

Накари взвилась, точно ужаленная. Глаза ее пылали животной яростью. Выхватив кинжал, женщина занесла стальной клинок над скованным пленником, с губ ее слетало звериное рычание. На мгновение лезвие замерло точно напротив сердца, готовое вонзиться в него, подобно молнии, но затем Накари опустила руку и рассмеялась.

— Освободить?.. Что ж, да будет по-твоему. Мара обретет свободу, когда Луна Черепов явит свой грозный лик над Черным Алтарем. Но ты не увидишь даже этого. Ты сгниешь заживо в этом каменном мешке, если тебя раньше не сожрут крысы. Нет, Соломон Кейн, ты не смельчак, ты — жалкий безумец! Ты отверг любовь величайшей царицы Африки, ты отверг мое предложение разделить власть над миром, ты оттолкнул меня, осыпав оскорбительной бранью! Ты предпочел настоящей женщине маленькую рабыню. Так знай же, до прихода Луны Черепов она по-прежнему моя вещь. И чтобы не умереть от скуки в ожидании милосердной кончины, можешь предаваться размышлениям о том, что я буду проделывать с ее бледным телом. Ах, какие я придумаю ей новые пытки, Кейн! Если я раньше только подвешивала ее за пальцы рук нагую и хлестала кнутом, пока она не лишалась сознания, то теперь я придумаю себе более изощренную забаву.

Кейн, больше не в состоянии выносить подобные слова, забился в оковах. Его муки лишь заставили жестокосердную Накари расхохотаться. Она подошла к факелу, вынула его из крепления и, обернувшись к англичанину, напоследок сказала:

— Итак, мой герой, может быть, пребывание в этих мерзких катакомбах научит тебя уму-разуму. А пока подумай на досуге, от чего ты отказался. Ненависть ненавистью, но может статься, что, оказавшись в роскошных тронных чертогах Накари Негарийской и узрев их величие и великолепие, ты переменишь свое мнение и об их хозяйке. Весьма скоро я пришлю за тобой, а до тех пор постарайся сделать правильный выбор. Он весьма несложен: на одной чаше весов моя любовь и власть над могучей империей, на другой — медленное гниение у этих стен!

Шаги королевы Страны Черепов стихли, растворились во тьме последние блики пламени факела, и на Соломона Кейна навалились мрак и тишина. Но еще долго его разум терзали серебристые переливы полного яда смеха удаляющейся Накари.

Время во тьме подземелья тянулось мучительно долго. Вряд ли другой человек смог бы выдержать пребывание в цепях в абсолютной тьме и не сойти с ума. Лишь закаленный рассудок пуританина противостоял безумию, но и Кейну показалось, что прошли целые годы, прежде чем он увидел пятнышко света и появился здоровенный воин, принесший пленнику еду и разбавленное вино.

Кейн с жадностью проглотил предложенную пищу и провалился в глубокий сон без сновидений. Тяготы последних дней измотали его как физически, так и духовно. Проснувшись, он почувствовал себя, несмотря на тяжелые цепи, ограничивающие его движения, вполне отдохнувшим и свежим.

Англичанин еще пару раз засыпал и просыпался, пока за ним не явились два громадных чернокожих копейщика. При свете принесенных ими факелов Кейн смог разглядеть, что воины эти отличались невероятно мускулистым сложением. Оба колосса были облачены лишь в набедренные повязки и головные уборы из страусовых перьев. Каждый держал в руке тяжелое копье с широким плоским наконечником.

— Великая Госпожа приказала привести тебя к ней, белый человек. — Вот и все, что он услышал от них, пока негры сбивали с него оковы. Он поднялся на ноги, наслаждаясь пусть краткой, но все же свободой. Острый ум его уже вовсю трудился, изыскивая пути спасения.

По-видимому, угрюмые стражи получили соответствующий инструктаж, так как не сводили с Соломона Кейна глаз и не опускали копий. Ему жестом было предложено идти впереди, а сами охранники настороженно двинулись сзади. Кейн всей спиной ощущал глядящие ему прямо между лопаток стальные острия. Несмотря на то что воинов было двое, причем вооруженных, а единственный пленник был только что освобожден от цепей, рисковать они не желали.

Скорей всего, здоровяки принадлежали к личной гвардии Накари, так как в них чувствовалась железная дисциплина и смертоносная сила. И тем не менее в обращенных на белого человека взглядах можно было прочитать не только подозрительность и угрозу, но и благоговение.

Казалось, каменному темному лабиринту не будет конца, причем стражники, не утруждая себя разговорами, указывали ему нужное направление, легонько покалывая копьями. Но вот они достигли узкой винтовой лестницы и, поднявшись по стертым от старости ступеням, вновь оказались в каком-то коридоре, затем преодолели еще одну лестницу… и очутились в том самом заставленном колоссальными колоннами зале, в котором некогда оказался Кейн, едва выбравшись из потайного хода.

Его отконвоировали через зал, и их отряд двинулся вдоль стены. Напряженный и собранный, Соломон Кейн еще издали узрел странную фантастическую фреску, невольно привлекшую его внимание. И тут Кейн узнал ее — сердце чуть не выпрыгнуло у пуританина из груди. Та самая!

Кейн сразу понял, что это и был его шанс. До фрески еще было идти и идти, и англичанин дюйм за дюймом начал забирать в сторону, пока и он, и его стражи не оказались рядом со стеной. Поравнявшись с фреской, Кейн поискал глазами свою метку: ага, вот и его крестик!