Ритуал - Страница 10

— Кэсси!

Девушка в изумлении обернулась; на крыльце старого крыла стояла бабушка.

— Что ты делаешь?! Ради Бога, отойди от края!

Внучка посмотрела вниз и сразу же почувствована головокружение: ее носки практически зависли над пропастью.

— Я не знала, что стою так близко, — оправдывалась она, делая шаг назад.

Бабушка окинула ее пристальным взглядом и сказала:

— Тогда иди сюда, я приготовлю тебе завтрак. Ты блинчики любишь?

Слегка смущаясь, Кэсси кивнула. Несмотря на то, что странный сон не давал ей покоя, сегодня она чувствовала себя намного лучше, чем накануне. Открытая дверь, массивная, тяжелая, не чета современным, милостиво впустила их с бабушкой в надежно охраняемые владения.

— Эта дверь служила парадным входом самого первого дома, еще до всех перестроек, — объясняла бабушка. Кэсси заметила, что сегодня старушка как-то слишком бодро передвигается на своей больной ноге. — Согласись, странно, что она ведет прямо в кухню? Но, видишь, так раньше жили. Может, присядешь, пока я буду жарить блинчики?

Кэсси вытаращила глаза — и было отчего: за всю свою недолгую жизнь она не видывала такой кухни. Здесь имелись все привычные атрибуты: газовая плита, холодильник, даже задвинутая в дальний угол деревянного прилавка микроволновка — но в остальном все было, как в кино. По центру комнаты располагался огромный очаг размером с гардеробную, и, хотя сейчас огня в нем не было, толстый слой пепла на дне указывал на то, что время от времени им пользуются. Внутри на перекладине поблескивал чугунный котелок. Очаг был увешан пучками сухих цветов и трав, источающих пряные ароматы.

Что же до женщины перед очагом…

Бабушкам положено быть белыми и пушистыми, с мягкими коленями и толстыми чековыми книжками. Эта же была сгорблена, грубовата, седа как лунь и обременена приличного размера бородавкой. Кэсси бы нисколько не удивилась, если бы старуха подошла сейчас к котелку и, помешивая варево, произнесла: «Труды и беды — скорее к соседу; работа, беда, давайте туда».

Девушка устыдилась собственных мыслей.

«Это же твоя бабушка, — возмущенно корила она себя, — единственная родная душа, кроме матери. Она не виновата, что старая и страшная. Так что не сиди, как чурбан. Скажи что-нибудь приятное».

— Большое спасибо! — обрадовавшись блистательной находке, выпалила Кэсси, когда бабушка поставила перед ней тарелку дымящихся блинчиков, и добавила: — Сухие цветы над камином так вкусно пахнут!

— Это лаванда и иссоп, — откликнулась бабушка. — Если хочешь, можем после завтрака сад посмотреть.

— С удовольствием, — абсолютно искренне ответила Кэсси.

Так называемый сад удивил ее: отдельные цветочные насаждения здесь присутствовали, но в основном он состоял из растений, которые на первый взгляд казались сорняками и кустами. И их там была тьма-тьмущая — длинные ряды переросших и неухоженных сорняков и кустов.

— Какая прелесть! — выдавила Кэсси, подумав про себя, не в маразме ли старушка. — Какие интересные… растения!

Бабушка бросила на нее хитрый и задорный взгляд.

— Это травы, — пояснила она. — Смотри, вот это лимонная мята. Понюхай.

Кэсси взяла в руку сердцевидный лист, складочками напоминающий мяту, но немного крупнее, и понюхала. Он пах свежеочищенным лимоном.

— Очень вкусно! — с удивлением констатировала девочка.

— А вот французская кислица. Попробуй. Кэсси опасливо взяла в руку мелкий округлый лист и надкусила его; вкус был острым и освежающим.

— Приятный. Похож на щавель, — заключила она, глядя на улыбающуюся бабушку. — А это у нас кто такие? — Кэсси опять с удовольствием надкусила кислицу, указывая на ярко-желтые соцветия.

— Это пижма. Вон те, похожие на белые маргаритки, — девичья трава. Ее листья можно в салат добавлять.

Кэсси была заинтригована.

— А эти? — она указала на цветочки кремового цвета, как лианы, оплетающие все вокруг.

— Это жимолость — ценю за запах. Пчелы и бабочки ее тоже ценят: весною здесь не протолкнуться.

Кэсси протянула руку к нежному стебельку с ароматным бутоном и остановилась:

— Можно? Я подумала, можно мне поставить их в моей комнате? Если ты, конечно, не против.

— Боже мой, хоть все забирай. Они здесь для того и растут.

«Не такая уж она старая и уродливая, — размышляла Кэсси, срывая стебли с кремовыми бутонами, — просто другая. А другая — не значит плохая».

— Спасибо, бабуля, — поблагодарила она уже в доме.

Потом открыла рот, чтобы спросить про желтый дом и его обитателей.

Но бабушка уже тянулась за чем-то, спрятанным рядом с микроволновкой.

— Вот, Кэсси, смотри. Это тебе вчера по почте прислали, — она передала девочке два буклета, обернутые в плотную цветную бумагу.

«Руководство для родителей и учеников старших классов средней школы Нью-Салема» — именовался красный буклет, и «Программа обучения старших классов средней школы Нью-Салема» — назывался белый.

«Какой ужас! — подумала Кэсси. — Школа».

Новые коридоры, новые шкафчики, новые классы, новые лица. В один из буклетов было вложено расписание уроков. Предназначалось оно именно ей, потому что ниже стояли имя и адрес: Кэсси Блейк, Нью-Салем, Воронья Слободка, дом 12.

Пусть бабушка не такая жуткая, как ей показалось вначале, пусть даже дом не такой допотопный. Но как быть со школой?! Как она вообще сможет туда пойти?

«И все- таки: серый кашемировый свитер или синий с белым вязаный кардиган?»

Вопрос стоял ребром, а Кэсси — напротив зеркала в позолоченной раме, держа перед собой оба трикотажных изделия. «Синий кардиган», — решила, наконец, девушка: синий был ее любимым цветом, к тому же подчеркивал голубизну ее глаз. Пухлые херувимы, примостившиеся в верхнем углу старинного зеркала, кажется, соглашались — во всяком случае, улыбались с одобрением.

Он настал — первый день учебного года, и Кэсси с удивлением обнаружила, что пребывает в состоянии возбуждения, носящего скорее радостный характер. То есть, безусловно, она мандражировала, но не испытывала и доли того холодного и беспросветного ужаса, которого ждала от себя. Все-таки новая школа — это интересно. А вдруг это начало новой жизни? Вдруг она станет другим человеком? Старые друзья описали бы ее как «милую, но застенчивую» или: «прикольную, но такую… спокойную». Но здесь-то этого никто не знал. Что, если в этом году она вдруг сделается «Кэсси Экстравертом» или «Кэсси Тусовщицей»? Может, тогда она сгодится в подруги златовласке? От этой мысли у Кэсси сладостно щемило сердце.

Встречают по одежке. Важно правильно начать. Кэсси натянула синий кардиган и придирчиво проинспектировала отражение в зеркале.

Нарекания вызывала прическа: мягкие волосы ниспадали легкой волной, однако хотелось большего. Хотелось, чтобы было как у девушки на рекламе; Кэсси бросила взгляд на обложку лежавшего на туалетном столике журнала — специально приобрела его в городе, чтобы посмотреть, что приготовила для школьников в этом сезоне переменчивая мода. Больше ни разу не ходила она к желтому дому, хотя не единожды нарезала медленные круги вокруг него на стареньком бабушкином «Фольксвагене-кролике», надеясь «случайно» натолкнуться на златокудрую красавицу.

«Да, завтра уложу волосы назад, как у девушки в рекламе», — решила Кэсси.

Она собралась было отойти от туалетного столика, но тут взгляд упал на заголовок соседней страницы, где размещалась колонка гороскопов. Ее знак — Рак — прямо уставился на нее: делать нечего, пришлось читать.

«Вы опять поддались предательскому чувству — неуверенности. Настало время мыслить позитивно! Попробуйте, а если и это не поможет, вспомните, что ничто не вечно под луной. На личном фронте постарайтесь в этом месяце обойтись без взлетов и падений. У вас и без того дел будет предостаточно».

«Какой все-таки мусор эти гороскопы! — размышляла Кэсси, гневно захлопывая журнал. — Мама всегда так говорит, и она чертовски права. Надо же, «предательское чувство — неуверенность»! Скажи кому-нибудь, что он не уверен в себе, и он сразу же таким станет! Никакой тебе мистики».