Риск - Страница 97

Теплым летним днем мы с Нэнни сидели в садовых креслах под раскидистым дубом и смотрели, как мой трехлетний сын играет с Анной. Мы находились в той части парка, которую мой муж отвел под детскую площадку для игр, хотя Маркус, наш годовалый малыш, еще не мог воспользоваться всеми захватывающими возможностями, которые предоставлял детям этот маленький уголок сада. Он с довольным видом сидел передо мной на траве, ковырялся в земле и выуживал червячков.

Робин забрался на дерево, где был построен домик. Меня охватывал ужас всякий раз, когда он туда залезал, но я заставляла себя сидеть смирно и только зорко следила снизу, ни на минуту не спуская с него глаз. Я понимала: после того, что случилось с моей сестрой, я буду чересчур опекать своих детей, но ничего не могла с собой поделать. Мне постоянно снились кошмары — будто бы Робин упал на землю с этого проклятого дерева и сильно ударился головой.

Я ужасно злилась на Филипа за то, что он построил этот домик на дереве. Но он не обращал на меня внимания, и когда я наблюдала, как Робин и Анна проворно лазали вверх и вниз по лесенке, ведущей на площадку, то с неохотой признавала, что муж был прав. Домик на дереве имел огромный успех и был излюбленным местом игр не только Робина и Анны, но и всех детей, которые приезжали к нам в гости.

Теперь, когда я сама стала матерью, я никак не могла забыть об опасностях, подстерегающих наш такой на первый взгляд безмятежный мирок. Достаточно только взглянуть на мою сестру, ставшую вечным ребенком, чтобы понять: судьба часто бывает несправедлива к детям.

Внезапно с высоты донесся звонкий голосок Робина:

— Мама! Папа приехал! Я вижу, он идет из конюшни!

Я улыбнулась. Филип уехал в Лондон принять участие в серьезных дебатах в палате лордов, а также повидаться со своим поверенным в делах. Я ожидала его не раньше завтрашнего дня.

Робин и Анна слезли с дерева и побежали к конюшням. Собаки бросились вслед за ними, заливисто лая.

— Что-то его светлость рано вернулся, — заметила Нэнни.

— Да, — сказала я. — Должно быть, дебаты закончились скорее, чем он надеялся.

Мой муж появился из-за сарайчика для ослика. На плечах у него сидел Робин, за руку он держал Анну. Собаки бежали следом, изо всех сил виляя хвостами. Он подошел ко мне, спустил Робина на землю, чмокнул меня в губы и поздоровался с Нэнни.

— Ты мне что-нибудь привез, папа? — с надеждой спросил мальчик.

— Робин, — вмешалась я, — это неприлично — просить у кого-нибудь подарки.

— Папа — это не кто-нибудь, мама. Папа — это папа! — возразил Робин.

— Неоспоримый довод, — серьезно заметил Филип. Он сунул руку в карман красно-коричневого сюртука и извлек оттуда маленькую деревянную фигурку пони для Робина и два красных страусиных пера для Анны.

— Когда-нибудь я подарю тебе настоящего пони, — пообещал он Робину.

Робин издал восторженный вопль и принялся скакать вокруг нас, подражая лошадиному ржанию.

Анна запрыгала от радости и воскликнула:

— Нэнни, можно я пойду и прикреплю их к волосам?

— Иди, что ж с тобой поделать, — разрешила Нэнни.

Анна побежала к дому за зеркалом, а я сказала мужу:

— Ты же знаешь, она будет носить эти перья, как кроличьи ушки, Филип.

— Но ведь они ей нравятся. Да, что верно, то верно.

Он наклонился и взял на руки малыша, который тянул к нему ручонки.

— Ну, как поживает мой богатырь? — сказал Филип и подбросил Маркуса в воздух.

Младенец взвизгнул от восторга.

Филип снова подбросил его. Маркус снова взвизгнул.

Я терпеть не могла, когда он так делал, но заставила себя промолчать. Филип любил играть с детьми, ему было с ними интересно, и он так старался быть непохожим на своего отца, что я не чувствовала себя вправе вмешиваться в его отношения с детьми.

После третьего броска Нэнни сжалилась надо мной и сказала:

— Ну, довольно, милорд. У него головка закружится.

Она протянула руки, и Филип покорно передал ей малыша, а потом взглянул на меня:

— Ты не против прогуляться?

Я встала, подала ему руку, и мы, оставив детей на попечение Нэнни, направились по тропинке к озеру. Мы остановились на нашей любимой полянке в окружении деревьев, с которой открывался прекрасный вид на озеро и островок с беседкой посреди воды.

Я села на траву, прислонившись спиной к стволу огромного дуба, а Филип улегся рядом, положив голову мне на колени.

— Ну, так что же произошло? — спросила я. Он закрыл глаза.

— Палата лордов проголосовала за то, чтобы назначить судебный процесс над королевой на семнадцатое августа.

Принц-регент, недавно ставший королем Георгом IV, изъявил желание развестись со своей супругой, на что требовалось согласие парламента.

— О нет, — со стоном протянула я.

Он вздохнул.

— О да. Все это до ужаса противно. Лондон в состоянии хаоса. — Он открыл глаза и посмотрел на меня. — Мне, к несчастью, придется присутствовать при этом, но ты вместе с детьми останешься в Уинтердейле. В Лондоне сейчас очень неспокойно. Население открыто выражает недовольство и королем, и королевой, поскольку никто из них двоих не безгрешен.

Да, в супружеской неверности были повинны и Георг, и Каролина, и эта история выглядела просто отвратительно.

— Как это все мерзко, — промолвила я.

— Да, именно, — с чувством откликнулся он.

Я провела рукой по его густым черным волосам, и глаза его снова закрылись — длинные ресницы безмятежно покоились на щеках. Филип наслаждался моими ласкающими прикосновениями.

— Что здесь было без меня? — пробормотал он.

Я рассказала ему забавный случай, приключившийся с Робином. Филип открыл глаза, посмотрел на меня и улыбнулся той нежной улыбкой, от которой я всегда таяла, словно воск. Он взял мою руку и поднес ее к губам.

— Я понимаю, тебе нелегко отпускать его одного, — сказал он. — Ты храбрая девочка, Джорджи.

Слезы навернулись мне на глаза.

— Я очень стараюсь, Филип. Правда.

— Я знаю, любовь моя. Вскоре тебе станет полегче.

Я фыркнула.

— Где уж, если ты купишь ему пони! Ему же всего три года, Филип.

Он снова закрыл глаза.

— Ему три с половиной, и я сначала проверю, чтобы лошадка была спокойная.