Римское дело комиссара Сартори - Страница 6

Одевшись, Сартори не удержался от соблазна осмотреть комнату Кати. Вещи и кровать в порядке. Тишина располагала к мрачным предположени­ям о судьбе исчезнувшей девушки.

В ванной он заметил зубную щетку Кати, вставленную в пластмассовый стаканчик с буквой «К». Кто уезжает, даже в кратковременную поездку, не забывает маленькие, необходимые принадлежности личной гигиены. Потом он допустил, что их можно купить в любом парфюмерном магазине. Но как же можно исчезнуть, не оставив и пары строчек для своей горячо любимой подруги? Почему бы не позвонить ей, даже если вынуждена срочно уехать?

Взгляд полицейского упал на альбом фотографий, оправленный в красный сафьян. Начал перелистывать его возле окна, в стекла которого бросалась непогода.

Сартори снова увидел грациозную фигурку Машинелли, сфотографи­рованную в различных спектаклях «Гранкио Адзурро». Он сконцентриро­вал внимание на тех снимках, где Катя находится среди публики. На один­надцати из шестнадцати снимков комиссар отметил мужчину с густыми светлыми усами, лысого, одетого с изысканной элегантностью.

Фотографии, очевидно, были сделаны в разное время, потому что неиз­вестный не всегда одет в одну и ту же одежду. На двух фото он в вечерней паре, на пяти — в сером костюме спортивного типа с галстуком-бабочкой, на двух — в рубашке и бархатном темном жилете с цветастым рисунком, на остальных — в темном комплекте, с высоким бокалом в левой руке и большой сигарой в зубах.

Внимание комиссара привлекло не только систематическое появление этого человека, но и его поведение: в нем чувствовалось что-то, ненавяз­чиво связывающее с девушкой. Речь шла не о прямом чувстве, любви или желании, а о смутной связи, определить которую Сартори не мог. Дей­ствительно, мужчина всегда занимал столик рядом с тем, у которого фото­графировалась Катя. На одной фотографии неизвестный брал букет белых роз у местной продавщицы цветов, и комиссар мог поклясться, что цветы предназначались для девушки.

Такое утверждение вдруг взволновало его, хотя точной оценки этому он дать не мог.

Комиссар снова начал рыться в шкафу, открыл все ящики. В ящичке ночного столика лежали сигареты, спички, губная помада, катушки с нит­ками и экземпляр «Плейбоя». В углу обложки журнала он заметил шесть цифр, написанных зелеными чернилами. Когда Сартори брал из ящичка журнал, на коврик упала тонкая шариковая ручка с зеленым стержнем.

Ему тут же захотелось набрать этот номер телефона (он не сомневался, что цифры означают номер телефона), но голос Харриет отвлек его.

— Фффранческо!..

Девушка звала его с протянутыми руками, еще находясь в оболочке сна.

— Как, ты уже готов? Уходишь? — воскликнула она, принимая за зана­веской позу йога. В ее глазах Сартори прочитал глубокую преданность, которая поставила его в затруднительное положение.

— Ты же знаешь, девочка, я полицейский.

Она потянула его на себя и без слов прижала к груди. Он понял, что она плачет.

— Что с тобой, глупышка? — удивился он, отстраняясь. — Зачем эти слезы, ну?

— Я. Я глупая, — тихо проговорила Харриет. — Я очень полюбить тебя. Ты веришь, правда?

— Я верю тебе.

— А ты? Ты полюбить Харриет?

Сартори долго молча смотрел на нее, потом быстро поцеловал и шепнул:

— Пока еще я боюсь полюбить тебя, и от этого страшно.

— Я тоже боюсь полюбить тебя. Но полна любви к тебе. — У нее вырвался нервный смешок, и она потрясла головой, словно отгоняя искусительную мысль. — Но не говорить ничего сейчас, хорошо? Мы любить нашу любовь. Все говорить, да?

— Согласен, малышка!

— Что ты иметь в руке?

Сартори вспомнил, что принес с собой альбом и журнал «Плейбой». Он раскрыл альбом и показал ей лысого мужчину с густыми светлыми усами.

— Знаешь этого человека?

— Ну конечно!.. Это Гуалтьеро. Очень богатый, очень важный муж­чина...

— Гуалтьеро, как дальше?

— Мы называть его Гуалтьеро и все. Кто-то называть его Гуалтьеро Космос, потому что он владеет большим заводом бытовых электроприбо­ров. Наш холодильник тоже «Космос».

Сартори почувствовал небольшое волнение.

— Тогда я знаю, как его зовут! Томмазо Гуалтьеро Соларис.

— Правильно, Соларис! Сейчас вспомнить. Почему ты меня спраши­вать о нем?

— Так, одна идея. Что ты можешь сказать об этом Соларисе?

— О, мало! — ответила Харриет, вытягиваясь в позе простодушной искусительницы. — Он — большой друг Джино Саличе. Больше того, ком­паньон, я думаю. Или дает деньги для ночного клуба, не знаю. Гуалтьеро приехать часто в ресторан. Заказать шампанское всем. Очень щедрый. Очень щедрый и очень любезный.

— С Катей?

— С Катей, со мной, со всеми.

— Он спал с ней?

Раздосадованная Харриет уставилась на него.

— Вы, мужчины, все одинаковы, — сорвалась она на пронзительный голос. — Всегда думать об одном и том же.

— Спрашиваю тебя не из-за простого любопытства, сокровище мое. Я ведь провожу расследование дела, которое может оказаться делом об убийстве.

Девушка взяла его руку и поднесла к своим губам.

— Ты извинить меня, Фффранческо, — сказала она. — Я глупая, вот. Спала ли Катя с Гуалтьеро? Не знаю. Не думаю. Нет, уверена — не спала. У него очень красивая жена. Он очень любит ее. Гуалтьеро всегда приходит со своей женой.

— Вспомни, когда делались эти фотографии?

— Может быть, месяц назад. Может, меньше. Наверное, меньше. У Гуалтьеро была идея. Он специально приводил фотографа. Хотел ввести Катю в кино.

На обратной стороне каждой фотографии стоял штамп с надписью «Фотостудия Рамелли, улица Бабуино 9, Рим».

Сартори показал девушке цифры на обложке «Плейбоя».

— Они тебе ничего не говорят?

— Номер телефона, — пожала плечами Харриет. — Это почерк Кати. Зелеными чернилами. Я купила в субботу для Кати ручку с зелеными чернилами.

— Значит, твоя подруга записала этот номер в промежуток времени от субботы до утра понедельника.

— Да, Фффранческо. — Харриет остановилась, будто из-за внезап­ной мысли, и продолжила: — Я вдруг подумала, что с того момента, как пропала Катя, Гуалтьеро больше не появлялся в ночном клубе.

После этих слов Сартори было над чем подумать.

Новые сведения

В гостинице для него лежали две записки: одна от бригадира Короны, вторая от фельдфебеля Фантина. Портье, юноша по имени Джанни, кото­рый лишь несколько месяцев назад был боксером, держался почтительно. Эта почтительность почему-то действовала комиссару на нервы.

Сартори поднялся в свою комнату и позвонил на работу. На другом конце провода по стойке «смирно» встал усердный и многословный фельд­фебель Фантин. Он проинформировал начальника, что полиция Пескары расспросила мать Катерины Машинелли, простую женщину, портниху. За это время она получила только пять открыток: из Рима, Милана и Сан-Феличе Чирчео. На последней открытке, посланной из Сан-Феличе Чирчео, стояла дата — 13 октября. Так как девушка пропала в понедельник одиннадцатого, можно было предположить, что два дня спустя она еще была жива.

Комиссар дал указание Фантину попросить у синьоры Машинелли открытки от дочери, вероятно, сохраненные женщиной.

— Что касается последней открытки, то она уже в комиссариате Песка­ры, — доложил Фантин. — Я сейчас позвоню, и ее срочно вышлют.

— Хорошо. Да, еще одно дело, фельдфебель! — вспомнил Сарто­ри. — Посмотрите, кому принадлежит номер телефона: восемьдесят пять двенадцать двадцать один.

— Я могу это установить в течение нескольких минут.

— Очень хорошо. Тогда сообщите мне в гостиницу. Спасибо.

Комиссар сменил одежду, надел другую пару туфель, размышляя в то же время о необходимости снять квартиру, если семья не сможет приехать в Рим до окончания учебного года.

При мысли о семье ему стало не по себе.

А Харриет?

Охваченный противоречивыми чувствами, он вдруг заметил, как растет в нем непреодолимая уверенность в невозможности обходиться без нее.

Телефонный звонок оторвал его от размышлений. Звонил фельдфебель Фантин.