Римское дело комиссара Сартори - Страница 11
От воодушевления и принятого напитка директор вспотел. Он достал платочек с белой каемкой, вытер лоб и губы.
— И все же что-то связывает Гуалтьеро Соларис с Катей, — предположил комиссар. — Вы не знаете, что это может быть, если исключить половое влечение?
— Но я же говорил вам!.. Гуалтьеро считает Катю своей дочерью, тем более что девушка была няней его малюток. И еще Катя подружилась со старшей дочерью Гуалтьеро, Мариной, ей совсем скоро исполнится двадцать лет.
— У него такая большая дочь? — удивился Сартори. — А сколько же ему лет?
— Гуалтьеро? Сорок восемь. Может быть, он выглядит старше, потому что лысоват. Когда он женился в первый раз, ему было двадцать пять лет. Сразу же после рождения ребенка — я имею в виду Марину — жена (она тоже была очень красивая, мне говорили) погибла в авиакатастрофе. Она мастерски водила самолет. К сожалению, пила и изменяла мужу. Но может быть, смерть и спасла семью. Вот почему Гуалтьеро уделял внимание Кате.
— Сколько лет теперешней синьоре Соларис?
— Около тридцати. Год больше, год меньше.
Комиссар опустошил бокал и остановил Саличе, который хотел налить ему еще виски.
— А я выпью еще немного, — решил директор, поскорее наливая себе побольше.
Как раз в этот момент Сартори формулировал новый вопрос, и запястье Саличе дрогнуло, бутылка стукнулась с бокалами. Немного напитка пролилось на скатерть.
— Синьор Саличе, не кажется ли вам странным, что с исчезновением Кати Гуалтьеро Соларис прекратил свои визиты в «Гранкио Адзурро»?
Глаза неаполитанца сузились, но он не осмеливался поднять их на комиссара, а тот, напротив, следил за каждым его движением.
— Мне думается, это простая случайность! — ответил, наконец, Саличе.
Он так и не поднял взгляда, опустил нос в бокал и сделал большой глоток.
— И о некоей Коралло Элизабетте вы, конечно же, не слышали?
Ему не удалось уклониться от того, чтобы не посмотреть на полицейского. Делал он это с сопротивлением слишком очевидным, не обращая внимания на хруст своих шейных позвонков.
— Коралло Элизабетта? — Саличе тяжело дышал. — Это. Это одна из моих девочек? Что вы хотите, столько имен, что.
Сартори прервал его жестом головы.
— Это не одна из ваших девочек. Это — акушерка, которая не брезговала расходовать свое время на практику абортов.
Саличе, вздохнув с тоской, откинулся на спинку кресла.
Комиссар прикурил еще одну сигарету и посмотрел на него сквозь облако дыма.
— А вот вам и новость, — медленно произнес он. — Несколько дней назад Катя звонила Харриет.
Лицо директора вытянулось.
— Звонила?.. Катя?
— Да.
— Значит. значит, все в порядке!
Сартори покачал головой.
— Ничего не в порядке, синьор Саличе. Наоборот, если хотите, ситуация обостряется.
— Не понимаю, — пробормотал директор, уставившись на Сартори.
— В своем бодром телефонном звонке Катя не сказала, где находится, и не объяснила свой внезапный отъезд. Она только дала понять, что жива.
— И больше ничего?
— Больше ничего, — подтвердил полицейский, не отрывая взгляда от лица Саличе.
— Но это была она?
— Да, она. Харриет уверена.
Комиссар встал, а Саличе так и остался сидеть с бокалом в руке.
Пирошка
Бригадир Корона остановил автомобиль у номера восемьдесят восемь по бульвару Париоли. Сартори вышел из автомобиля и подождал, пока бригадир поставит машину на стоянку. Само здание сразу же наводило на мысль о важности проживающих здесь персон: небольшая, но широкая парадная лестница, тяжелая решетка из кованого железа, блестящие, широко распахнутые ворота и, наконец, фасад с длинными наружными балконами, покрытыми цветами, — все эти признаки свидетельствовали о богатстве.
Высокий мускулистый портье уверенно вышел навстречу полицейским, определенно с целью преградить дорогу, но когда узнал, с кем имеет дело, спрятался в свою скорлупу, как улитка.
— Прошу сюда! Вот лифт, синьор комиссар.
Полицейские взлетели наверх к аттику, как два ангелочка, и сразу же окунулись в тишину, будто попали на другую планету. Стены обшиты дубовыми панелями, на полу — густые ковры; пятнами солнечного света казались цветы, в изобилии стоящие в вазе.
Приятная на вид горничная, в белом чепчике и передничке, поручила посетителей заботам слуги-японца в полосатом пиджаке и с безупречным итальянским произношением.
— Синьора сейчас выйдет. Если хотите, пройдите пока в гостиную.
Как уже узнал Сартори, командора Солариса не было, поэтому комиссар настоял на беседе с синьорой.
Пока они ждали, бригадир осматривался вокруг, вытаращив глаза. У него захватывало дух от окружающей роскоши.
— Бог ты мой! — пробормотал он, усаживаясь на краешек кресла. — Вот это жизнь!..
Комиссар горько улыбнулся.
— Видите, вон там картина? — сказал он вполголоса.
— Фигура женщины с высоким воротником?
— Да. Это Модильяни. Знаете, сколько она стоит?
— Не имею представления.
— Наверняка около пятидесяти миллионов.
— Боже! — тяжело вздохнул Корона. — Этого мне бы хватило на всю жизнь. А они держат ее здесь, на стене.
Он замолк и резко повернулся. Одна из дверей распахнулась от руки японца, и появилась высокая гибкая женщина. С легкой улыбкой на устах она направилась к комиссару. Тот медленно поднялся.
«Пирошка», — подумал Сартори, и ему показалось, что такое имя совершенно точно подходит этому милому светловолосому существу, которое протягивало руку.
— Вы действительно комиссар полиции? — спросила синьора Соларис, располагаясь в кресле напротив Сартори. Мини-юбка из голубого материала приподнялась, открывая для обозрения худые, почти подростковые ноги. Ее акцент никак не раскрывал славянское происхождение.
Комиссар улыбнулся, затем представил бригадира, которому женщина слегка кивнула.
— Прошу извинить за беспокойство, синьора, — начал Сартори. — По правде говоря, я бы предпочел поговорить с вашим мужем. Но раз я уже здесь.
— Мой муж на работе. Знаете, он.
— Да, знаю. У меня назначено встретиться с ним днем. Но и вы можете быть полезны, в какой-то мере.
Синьора Соларис не проявила беспокойства.
— Пожалуйста, комиссар.
— Я вижу, вы очень хорошо говорите по-итальянски.
Женщина издала звонкий смешок, потом возразила:
— Но не настолько хорошо, чтобы принять меня за итальянку.
— Ну, если честно, я знал, что командор женат на иностранке! А так действительно бы поверил, что вы итальянка.
Голубизна ее глаз вдруг потеряла свою чистоту. Легкая тень, как опасение, помутила взгляд. Руки соединились, пальцы принялись комкать край платья.
— Вы хотели поговорить со мной, комиссар. — решилась, наконец, женщина.
— Да. Я расследую исчезновение девушки, которая занималась стриптизом в «Гранкио Адзурро», некой Катерины Машинелли. Вам она, очевидно, известна как Катя.
Женщина внимательно слушала его.
— О, Катя!.. — воскликнула она. — Конечно, знаю. И мой муж ее знает. А что, Катя исчезла?
— Газеты много писали об этом, — заметил комиссар.
Синьора Соларис покраснела.
— Я редко читаю газеты, — проговорила она с некоторым усилием и опустила глаза, не заметив взгляда, которым бригадир обменялся с начальником.
— Разве ваш муж не говорил вам? — настаивал Сартори.
— Нет. Я редко вижу мужа, а когда мы вместе, то говорим о вещах более личных. Но не понимаю, чем могу быть полезна вам в этом деле?
— Расскажите о Кате, — мягко подталкивал ее к разговору комиссар. — И как мне кажется, вы знали ее под настоящим именем. Или я ошибаюсь?
Снова ярко вспыхнуло красивое точеное лицо Пирошки.
— О да!.. Я знала Катерину еще до того, как она стала танцовщицей. Она служила нянькой в нашем доме. Милая девушка со всех точек зрения.
Видите ли, комиссар... Катерина и сейчас была бы с нами, если бы не ее тщеславие. Работа няни — это ей как трамплин для прыжка. Я хочу сказать, Катерина приняла наше предложение, чтобы уйти из-под контроля матери. Так она мне не раз говорила в минуты откровения. Мы все хотели ей хорошего, и она начала хотеть хорошего. Правда, отвечала нам признательностью. Мы считали ее членом семьи. Она стала подругой Марины, дочки моего мужа. Марина и Катерина почти одних лет. очень похожи, только Катерина брюнетка, а Марина — блондинка. — Женщина нервно закурила сигарету, дерзко положила ногу на ногу, быстро выдохнула клуб дыма. — То, что Катерина решила заняться стриптизом, было чистой случайностью, и в этом надо упрекать не девушку, а владельца «Гранкио Адзурро».