Римская сатира - Страница 65

Черный играет флейтист, благовонный разносится запах,

50 Всюду цветы, и народ себе лбы украшает венками.

Злоба голодная тут разгорается, страсти бушуют:

Ругань сперва начинает звучать, как сигнал для сраженья,

С криком ужасным потом сшибаются, вместо оружья

Руки пускаются в ход: у немногих не свернуты скулы,

Чуть ли не все повредили носы среди этакой свалки.

Скоро уж видны везде и повсюду разбитые лица,

Черт не узнать, из разорванных щек торчат уже кости

Голые, и кулаки измазаны кровью глазною.

Сами ж они почитают игрой это дело и детской

60 Схваткой: у них под ногами совсем не валяется трупов.

Правда, к чему столько тысяч дерутся толпой — и убитых

Нет между ними? Но вот свирепее натиск, и стали

Шарить рукой по земле, поднимать и швыряться камнями —

Самым обычным оружьем при бунтах, — хотя не такими

Тяжкими, как поднимал и Турн и Аякс Теламонид

Или каким Диомед бедро раздробил у Энея:

Камни у них таковы, чтобы выдержать правой рукою,

Что уступает деснице героев, — рукой современной.

Наш-то ведь род измельчал еще и при жизни Гомера.

70 Ныне земля производит все мелких да злобных людишек:

Глянет на них кто-нибудь из богов — и смешно и досадно.

От отступленья вернемся к рассказу. После того как

Лагерь один, получив подкрепленье, решается взяться

И за оружие, бой начинают, стреляя из луков;

При наступлении тех, что в Тентире живут, по соседству

С пальмовой тенью, бежать пустились поспешно омбиты.

Падает кто-то из них, убегая в крайнем испуге,

И попадается в плен. Разрубают тело на части

Мелкие, чтоб одного мертвеца хватило на многих;

80 И победители съели его, обглодали все кости,

Даже в кипящем котле не сварив, не втыкая на вертел:

Слишком им кажется долгим огня дожидаться, немедля

Труп пожирают сырой, находя наслаждение в этом.

Радостно даже, что эта толпа огня не сквернила,

Что Прометей земле подарил, похитивши с высей

Неба. Стихию поздравить могу, и, наверно, стихия

Рада. Но кто уже смог человечьего мяса отведать,

Тот никогда не едал другого охотней, чем это,

Ибо при зверстве таком не допрашивай, не сомневайся,

90 Первая глотка познала ли вкус, и последний познал ли

Тот, что руками водил по земле — попробовать крови,

После того как все тело уже уничтожено было.

Баски (молва такова), было время, жизнь сохраняли

Пищей такой; но они не пример: у них была крайность

В годы войны, к ним Судьба была зла, доведя до последней

Страшной нужды при долгой осаде[390]. Ведь самый образчик

Этой ужасной еды, о которой сейчас говорится,

Жалости просто достоин, и те, о которых сказал я,

Всяких наевшися трав и всяких животных, к чему лишь

100 Ни понуждали мученья пустого желудка, — когда уж

Сами враги сожалели их, бледных, худых, истощенных, —

Жрали от голода тело собратьев, готовые даже

Грызть и свое. Да и кто из людей, из богов отказался б

Их животы извинить, претерпевшие жуткие муки?

Им бы могли простить даже тени тех, кого трупы

Ели несчастные баски. Нас лучше наставят Зенона

Правила: вовсе не все, полагают они, можно делать

Ради спасения жизни. Но стоики разве кантабры,

Да особливо еще в старину, при древнем Метелле?

110 Греков Афины[391] и наши доступны теперь всем народам,

Галлия стала речистой и учит юристов британских,

Даже на Фуле идут разговоры о ритора найме.

Всё ж благородны и баски, и полное есть оправданье

Равному в доблести им, но несчастному больше, Сагунту.

Ну, а Египет жесточе еще алтарей Меотиды,

Если ты даже считаешь правдивым преданье поэтов:

Та уроженка Тавриды, что святопреступную жертву

Изобрела, закалила людей — но большего страха,

Чем умереть под ножом, ее жертва не знала. Какой же

120 Случай египтян подвиг? Что за голод, какое оружье,

Стенам угроза, понудили их на такое злодейство

Гнусное? Что же тогда за ненависть к Нилу была бы,

Коль не разлился бы он при засухе в землях Мемфиса?

Бешенством так никогда не свирепствуют страшные кимвры,

Ни дикари савроматы, ни страшный народ агатирсы;

Так не ярятся бритоны, как эта трусливая сволочь,

Что парусов лоскутки распускает на глиняных лодках

И на весло налегает короткое в пестрой посуде.

Этим народам, в сознанье которых и голод и злоба

130 Сходны вполне и равны, не найти наказанья злодейству,

Нет и достойных им кар. Природа сама утверждает,

Будто дарует она человеку мягчайшее сердце:

Слезы дала она нам, — а что же лучше, чем слезы?

Значит, она нам велит оплакивать друга, который

В трауре дело ведет малолетнего, что обвиняет

Лживого опекуна: его длинные кудри скрывают

Наполовину лицо, увлажненное горькой слезою.

Мы по закону природы вздохнем, повстречав погребенье

Девушки взрослой иль гробик младенца, который не вырос

140 Для похоронных костров. Кто действительно честен и стоит

Тайного факела, как полагается мисту Цереры[392],

Чуждой не мнит никакую беду: в этом наше отличье

От бессловесных скотов. Потому только мы, — что имеем

Жребий высокий ума и богов голоса различаем,

Мы, что способны к искусствам, могущие им обучаться, —

Чувство впитали в себя, сошедшее с тверди небесной,

Но недоступное тем, кто смотрит не в небо, а в землю.

При сотворении мира творец уделил им дыханье

Жизни — и только, а нам, сверх того, дал душу, с той целью,

150 Дабы взаимно влекло нас просить и оказывать помощь;

Розно живущих — в народ единить; покинувши рощи

Древних людей, оставляя леса — обиталище предков, —

Строить дома, сочетая жилище свое воедино

С крышей другой, чтоб доверье взаимное нам позволяло

Возле порога соседей заснуть; для защиты оружьем

Граждан упавших иль тех, что от ран зашатались тяжелых,

Общей трубою сигнал подавать; защищаться совместно

В башнях и общим ключом запирать городские ворота.

Но даже змеи живут согласнее нас и с окраской

160 Схожей другого щадит всякий зверь: разве льва убивает

Лев? Или разве когда кабана находили лесного,

Чтоб издыхал от удара клыков кабана посильнее?

Яростный Индии тигр уживается в длительном мире

С тигром; у диких медведей и то существует согласье,

Людям же мало и тех смертоносных мечей, что куются

На наковальне проклятой, а первый кузнец-то, привыкший

В горне калить сошники да лопаты, уставший от ковки

Сох да мотыг, — ведь совсем не умел он меча приготовить.

Что за народ современный: ему недостаточно в злобе

170 Только убить человека, но груди, но руки, но лица

В пищу себе он берет! Ну, что бы подумал об этом

Или куда б убежал, если б только узрел этот ужас,

Ты, Пифагор, воздержаньем известный от мяса животных,

Как от людского, и есть позволявший не всякую овощь.

САТИРА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Службы военной? Раз в лагерь приходят для жизни счастливой,

Пусть под звездой благосклонной меня принимают ворота

Рекрутом робким: час добрый удачи ведь стоит не меньше,

Чем если б к Марсу пришли мы с письмом от богини Венеры

Или родимой Юноны, песчаный Самос[393] полюбившей.