Римская сатира - Страница 10

О Юпитер, о царь и отец! Пусть оружие это

Гибнет от ржавчины, брошено мною, покуда не вздумал

Сам кто вредить мне, поклоннику мира! Но первый, кто тронет, —

Предупреждаю я: лучше не трогай! — заплачет и будет

В целом Риме, себе на беду, ославлен стихами!

Цервий во гневе законом и урной грозит, и зловредным

Зельем Канидия, Турий судья — решением дела:

50 Стало быть, всякий себе избирает оружье по силам.

Так повелела натура; ты в том согласишься со мною!

Зубы — для волка, рога — для вола. Доверьте вы моту

Сцеве его престарелую мать в попеченье: рукою

Он не прикончит ее, разумеется. Что ж вы дивитесь?

Волк не бодает рогами, а вол не кусает зубами;

Так и его от старушки избавит с медом цикута!

Но я короче скажу: суждена ли мне долгая старость,

Или на черных крылах смерть летает уже надо мною,

Нищ ли, богат ли я, в Риме ли я, иль изгнанником стану,

60 Жизнь во всех ее красках всегда я описывать буду!

Требатий

Сын мой, боюсь я — тебе не дожить до седин, а холодность

Сильных друзей испытаешь и ты!

Гораций

Почему же Луцилий,

Первый начавший писать в этом роде, отважился, смело

С гнусных душ совлекая блестящую кожу притворства,

Их выставлять в наготе? Ты скажи: оскорблялся ли Лелий[86],

Или герой, получивший прозванье от стен Карфагена,

Да и казалось ли дерзостью им, что Луцилий Метелла[87]

Смел порицать или Лупа[88] в стихах предавать поношенью?..

Он нападал без разбора на всех, на народ и незнатных,

70 Только щадил добродетель, щадил ее лишь любимцев!

Даже, когда Сципион или Лелий, мудрец безмятежный,

И от народной толпы и от дел на покой удалились,

Часто любили они с ним шутить и беседовать просто,

Между тем как готовили им овощей на трапезу.

Я хоть и ниже Луцилия даром моим и породой,

С знатными жил же и я — то признает и самая зависть.

Ежели тронет она и меня сокрушающим зубом,

Жестко покажется ей! — Но, быть может, ученый Требатий,

Ты не согласен?

Требатий

Нет, в этом и я не поспорю. Однако

80 Все мой совет: берегись! Ты законов священных не знаешь!

Бойся попасть в неприятную тяжбу! Если писатель

Дурно напишет о ком, он повинен суду и ответу!

Гораций

Да! кто дурно напишет, а кто — хорошо, то, наверно,

Первый сам Цезарь похвалит! И ежели, сам без порока,

Смехом позорит людей он, достойных позора...

Требатий

То смехом

Дело твое порешат, а ты возвратишься оправдан!

САТИРА ВТОРАЯ

(Это не я говорю; так учил нас Офелл поселянин,

Школ не видавший мудрец, одаренный природным рассудком.)

Слушайте речь мудреца не за пышной и сытной трапезой

И не тогда, как бессмысленный блеск ослепляет вам очи

Иль как обманутый разум полезное все отвергает,

Нет, натощак побеседуем!—«Как натощак? Для чего же?»

— Я объясню вам! Затем, что судья подкупленный судит

Несправедливо! Когда ты устанешь, гоняясь за зайцем,

10 Или скача на упрямом коне, иль мячом забавляясь

(Ибо, изнеженным греками, римлян военные игры

Нам тяжелы, а с забавами мы забываем усталость),

Или когда утомлен, упражняясь в метании диска,

Тут ты, почувствовав жажду и позыв пустого желудка,

Брезгаешь пищей простой? Перетерпишь ли жажду затем лишь,

Что фалернского нет, подслащенного медом гиметтским,

Что нет ключника дома, что море, взволновано бурей,

Рыб защищает в своей глубине от сетей рыболовов?

Нет! как живот заворчит, то ему и хлеб с солью приятны,

20 Ибо не в запахе яств, а в тебе самом наслажденье!

Потом усталости — вот чем отыскивай вкусные блюда!

Лени обрюзглой что ни подай, ей все не по вкусу:

Устрицы ль, скар ли, иль заяц морской[89], издалека прибывший.

Если павлин пред тобой, то, как ни проси, ты не станешь

Курицу жирную есть — тот приятнее вкус твой щекочет.

Это все суетность! Все оттого, что за редкую птицу

Золотом платят, что хвост у нее разноцветный и пышный.

Точно как будто все дело в хвосте! Но ешь ли ты перья?

Стоит их только изжарить, куда красота их девалась!

30 Мясо ж павлина нисколько не лучше куриного мяса,

Ясно, что в этом одна лишь наружность твой вкус обольщает!

Пусть! но поди-ка узнай ты по вкусу, где поймана эта

Щука с широкой, разинутой пастью: в Тибре иль в море,

Между мостов ли ее, или в устье волны качали?

Хвалишь, безумный, ты мулла[90] за то лишь одно, что он весом

Ровно в три фунта, а должен же будешь изрезать на части!

Если прельщает огромность, то как же огромная щука

Столько противна тебе? Оттого, что не редкость! Природа

Щуку большой сотворила, а мулл большой не бывает.

40 «Что за прекраснейший вид, как он целое блюдо покроет!» —

Так восклицает обжора с глоткой, достойною гарпий.

Австр! лети, пережги их роскошные яства! А впрочем,

Если испорчен желудок, и ромб и кабан неприятны.

Горькая редька и кислый щавель тут нужнее. Конечно,

Предков оливки и яйца нами не изгнаны вовсе

С наших столов; городской недавно глашатай Галлоний

Был осуждаем за роскошь пиров его. «Как! неужели

Менее ромбов в то время питало глубокое море?»

Нет! но покуда в них вкус не открыл нам преторианец,

50 В море спокойно жил ромб, и был аист в гнезде безопасен.

Если б издал кто эдикт, что нырок зажаренный вкусен,

Юноши Рима поверят: они на дурное послушны!

Впрочем, умеренный стол и стол скряги Офелл различает,

Ибо напрасно бежать от порока к пороку другому.

Ауфидиен, справедливо прозванный Псом, ежедневно

Ест лишь оливки, которым пять лет, да ягоды терна,

А вино он берег, покуда совсем не прокиснет.

В день же рождения или на утро дня свадьбы, одетый

В белом, как следует в праздник, своим он гостям на капусту

60 Масло такое из рога по капельке льет своеручно,

Что и дыханье захватит, зато не скупится на уксус!

Как же прилично жить мудрецу? И с кого брать примеры?

Там угрожает мне волк, а тут попадешься собаке!

Чисто одетым быть значит не быть в запачканном платье,

А не то чтоб наряженным быть щегольски. Кто средину

Хочет во всем сохранить, то не будь, как Албуций, который,

Раздавая приказы рабам, их заранее мучил;

Но ты не будь и беспечен, как Невий, который помои

Вместо воды подавал. Недостаток великий и это!

70 Слушай же, сколько приносит нам пользы пища простая:

Первая польза — здоровье, затем что все сложные яства

Вредны для тела. Припомни, какую ты чувствовал легкость

После простого стола! Но вареное с жареным вместе,

Устриц с дроздами как скоро смешаешь в одно, то в желудке

Сладкое в желчь обратится и внутренний в нем беспорядок

Клейкую слизь породит. Посмотри, как бывают все бледны,

Встав из-за пира, где были в смешенье различные яства.

Тело, вчерашним грехом отягченное, дух отягчает,

Пригнетая к земле часть дыханья божественной силы!

80 Но умеренный, скоро насытясь и сладко заснувши,

Свежим и бодрым встает ото сна к ежедневным занятьям.

Может и он иногда дозволить себе что получше,