Ричард Львиное Сердце: Поющий король - Страница 94

Сколь ни было крепким пополнение, пришедшее к королю Франции, а и здесь его ожидало сокрушительное, страшное поражение. Великолепный король Англии мужественно вел свои полки за собой, сидя верхом на Фовеле — коне, подаренном Ричарду на Кипре Аресом и Афродитой. Правым и левым крыльями войска Ричарда командовали доблестные маршалы Лувар и Меркадье, они били отступающего врага, нанося ему все больший ущерб. Филипп-Август уже мечтал только об одном — переправиться через Эпту на правый берег и укрыться в Жизорском замке.

Приподнимаясь в стременах, Ричард имел возможность увидеть заключительный миг сражения. Полки Лувара и Меркадье с двух сторон подошли к мосту через Эпту, взяв в кольцо жалкие остатки уничтоженной армии короля Франции и добивая их. Сострадания он не испытывал слишком велика была подлость Филиппа, затеявшего войну здесь, когда Ричард был еще там, в Святой Земле.

Он хорошо видел самого Филиппа, который с горсткой своих самых лучших воинов сумел все же прорваться на мост, скача впереди всех, являя столь несвойственную ему отчаянную отвагу. И тут свершилось непредвиденное — старый мост затрещал и обрушился под тяжестью закованных в стальные латы всадников.

— Божья кара! — ликовал Ричард, устремляясь на Фовеле к берегу реки. — Позорный провал предателя и подлеца!

Очутившись на берегу, король Англии наблюдал за тем, как король Франции, все же оставшись невредимым, выползает на правый склон и в смертельном ужасе карабкается наверх, к замку. Лишь трое из его рыцарей спаслись вместе с ним — остальные утонули в Эпте. Лучники уже натягивали тетивы, чтобы поразить стрелой главного врага, но Ричард остановил их:

— Пусть живет! Это все равно его конец. Больше он нам не опасен. А если залижет раны и снова захочет помериться с нами силами, так не раньше чем года через три, и тогда мы снова покажем ему нашу несокрушимую мощь.

На другой день Ричард послал в Жизор письмо, в котором уведомлял Филиппа-Августа, что не собирается захватывать замок, ибо считает Жизор самым гнусным местом во всем мире, так что король Франции может отсиживаться в нем хоть до глубокой старости вместе со своим любезным ассасином, именующим себя христианским именем Жан.

В ответ Филипп написал, что готов заключить с Ричардом мирный договор. Через несколько дней оба короля съехались у того места, где некогда рос исполинский жизорский вяз, священное древо, коему в древности поклонялись друиды, а в последнее время нередко устраивались ковены по всем правилам сатанинской науки — с плясками, принятием колдовских зелий, пролитием крови, беготней и свальным грехом. Шесть лет назад под сенью жизорского древа Ричард и Филипп-Август, будучи тогда неразлучными друзьями и союзниками, заключили мирный договор со своим врагом — королем Генри Плантагенетом, отцом Ричарда. Тогда же объявили о том, что принимают на себя крест и собираются идти в Святую Землю в качестве крестоносцев. Потом была снова война с отцом, и снова съезжались под жизорским вязом для мирных переговоров, а когда отец произнес роковые слова о том, что не уступит ни пяди своих земель, доколе стоит сей могущественный вяз, Филипп-Август объявил, что в таком случае срубит проклятое дерево. На другой же день здесь произошла знаменитая Жизорская битва, во время которой Филипп и Ричард весело срубили многовековой и таинственный вяз.

Сейчас, подъезжая к широченному, уже гнилому пню, Ричард вспоминал, каким грохотом и треском сопровождалось падение великого жизорского вяза. Цепляясь за свою жизнь, Ормус — таково было у вяза имя — лишил жизни нескольких славных рыцарей, которые в пылу сражения не заметили падающего на них исполина. Но такое древо и не могло уйти без жертв. Зато как было весело! Теперь, вспоминая тот радостный день, Ричард не испытывал никакой злобы по отношению к королю Франции и, когда они съехались, обратился к побежденному врагу доброжелательным голосом:

— Здравствуй, Филу! Вот мы опять здесь, у жизорского вяза. Точнее, у его пня. Помнишь, как мы срубили этого Ормуса?

— Да, — отвечал Филипп, — а теперь ты срубил меня, Уино.

— На войне как на войне, Филу. Но ведь ты знал, что когда-нибудь я разгромлю тебя, когда начинал воевать со мной? Или ты надеялся управиться до того, как я возвращусь из Святой Земли? Напрасно. Я великий государь, а величие государя заключается прежде всего в том, что у него надежные люди, и когда монарх отсутствует в своих владениях, их, эти владения, есть кому защитить без него.

— Каковы будут ваши условия, король Англии? — спросил Филипп-Август мрачно. — Графство Блуа? Герцогство Бурбон? Пикардия? Фландрия? Быть может, графство Вермандуа?

— Нет, — покачал головой Ричард, — Оставь все перечисленное себе. Мне не нужны твои земли. Их у тебя и без того раз в пять меньше, чем у меня.

— Что же тогда? Деньги?

— Денег можно было бы содрать с тебя. Не бойся, я возьму меньше, чем тот выкуп, который был уплачен за мое освобождение императору Генриху. Брать с тебя какие-либо клятвы бесполезно, ибо ты законченный клятвопреступник. Что же мне еще взять? Пожалуй, заберу у тебя этот пень. Пусть он отныне принадлежит мне на память о моей блистательной победе.

— Можешь забрать себе и Жизор, который ты подарил мне во время крестового похода.

— Нет, Филу, Жизор мне не нужен. Поганое место. Оставь его себе.

Закончив войну с Францией и восстановив границы своих владений, Ричард отправился в обитель Фонтевро навестить свою мать Элеонору. Она была страшно рада видеть его и хвасталась тем, что наконец-то стала христианкой. Она, всю жизнь уклонявшаяся от совершения таинств святого причастия, на склоне лет все же обратилась душой к Господу.

— Ты помнишь мамушку Шарлотту? — спросил ее Ричард.

— Это была твоя воспитательница в детстве, так? — стала припоминать Элеонора.

— Да, так.

— А почему ты о ней вспомнил?

— Однажды я спросил у нее: «А почему моя мама никогда не ходит к святому причастию?»

— И что же она тебе ответила?

— Она сказала так: «Потому что ваша матушка, светозарная королева Элеонора, на самом деле птица, а птички — создания Божии, им причащаться и не полагается, они и так при Боге живут. Вот как-то раз ваш батюшка, доблестный король Анри, топнул ножкой и говорит: „Немедленно причастите ее насильно!“ А она тут обернулась в свое птичье обличье, взяла всех своих детушек под крылья, да и вылетела в окошко».

— Милая Шарлотта! — рассмеялась Элеонора. — Жива ли она?

— Нет, я узнавал, она умерла, когда я был в Святой Земле.

— Вот как… Жаль ее… А ты представляешь, Бернар де Вентадорн — помнишь его? — тоже стал монахом, он поселился неподалеку отсюда в одной мужской обители.

— Он, кажется, когда-то был твоим любовником?

— Конечно! А кто не был моим любовником? Все были. Увы, твоя мамочка не была в молодости созданием Божиим, как обо мне говорила мамушка Шарлотта. Ах, Бернар! Какой же он был ветреник! Ты не замечал никогда, что все Бернары почему-то ветреники?

— Но был ведь и Бернар Клервоский.

— Ах, оставь! Это тоже был, знаешь ли… Не будем о нем. Все-таки он как-никак, а святой. Ты знаешь, тут у меня гостил один священник из Нельи, по имени Фульк. Он проповедует покаяние.

— Все священники проповедуют покаяние, мама.

— Этот особенно. Он сам провел весьма бурную молодость, а ныне обратился ко Господу. Вот бы тебе послушать его. Кстати, он намеревается стать новым Пьером Эрмитом [149] и вести за собой толпы в новый крестовый поход. Почему бы тебе не повидаться с этим Фульком, а, рыжик?

Разговоры о новом крестовом походе не утихали. Ричард не хотел идти в Святую Землю и ждал исполнения трех лет, трех месяцев и трех дней со дня подписания его договора с Саладином, хотя Саладина уже не было в живых. К тому же как он мог отправляться в новый поход, если король Франции намеревался снова воевать против Англии? Тем временем император Генрих уже собирал и вооружал сильное войско пилигримов. Генриху удалось сдержать натиск герцога Баварского и Саксонского, а вскоре, после странных смертей наследников Танкреда Лечче, последовавших одна за другой, императору досталась и корона Сицилии, которую он торжественно получил на кафедральном соборе в Палермо. Англия, Франция и Испания признали верховенство императора Священной Римской империи. Вскоре на Кипре скончался бывший король Иерусалима Гюи де Лузиньян. Наследовавший ему младший брат Амальрик тотчас принес ленную присягу императору, Кипр стал частью империи и римско-католическим епископством.