Ричард III - Страница 56

Сколь бы ни судачили придворные, но королева Анна не возражала против присутствия во дворце добрачных детей супруга. В них она видела отражение короля, а не тех женщин, с которыми он проводил ночи.

Начало апреля в Ноттингеме выдалось холодным, но жители, собравшиеся на пасхальные торжества, не замечали этого. Они с удовольствием рукоплескали жонглёрам и внимали уличным представлениям, время от времени бросая восхищенные взгляды на королевскую ложу. Пасха в обществе короля казалась величайшим событием. Видеть воочию самую красивую чету королевства считалось за честь, и многие собирались рассказывать о ней будущим внукам.

Город располагался равноудалённо от крайних точек страны, но вовсе не это побудило приехать сюда Ричарда III. Он находился вблизи графства Саффолк, включающего в себя и имение Джиппинг-Холл. Именно туда король предполагал перевезти сыновей Эдуарда для временного их воссоединения с их матерью. Елизавета Вудвилл наконец обдумала его предложение и на Пасху 1484 года покинула вместе с дочерьми своё убежище в Вестминстерском аббатстве.

Когда на возвышение, где располагались кресла короля и королевы, взошёл гонец, мало кто обратил на него внимания. Ричард III никогда не откладывал ради увеселений насущные дела. Не вызвало обеспокоенности и то, сколь поспешно монарх поднялся и вышел, сжимая в руке послание. Движения его казались резкими и даже судорожными.

   — Располагайтесь, — велел король.

Монарх снова и снова перечитывал письмо, и его лицо, казавшееся маской, высеченной из белого камня, становилось всё более безжизненным.

   — Лорд Ловелл?

   — Выехал в Миддлхейм немедленно, — отрапортовал гонец.

Король кивнул:

   — Я отпишу ему позже. Пока же можете отдохнуть с дороги.

Гонец поклонился и вздохнул с явным облегчением. Приносить горестные известия он не любил. К тому же мало кто забыл, как раньше поступали с такими... вестниками.

Как только за гонцом закрылась дверь, Ричард отошёл к стене. Пальцы сами сжались в кулак, но удар не принёс облегчения. Дик бил и бил по гладкому камню, сбивая костяшки в кровь. Остановился он лишь тогда, когда на сером граните остались алые потеки.

Красное на сером — невозможно ярко и невыносимо больно. Король судорожно вздохнул. Ему стоило подумать, как сообщить о случившемся Анне — так, чтобы не лишиться супруги одновременно с сыном... единственным законным любимым и по-настоящему желанным. Ричард не питал бесплодных надежд — больше детей у него не будет.

Рука всё ещё кровоточила и выглядела отвратительно. Он крикнул слугу и попросил принести воды и чистое полотно. Пугать Анну ещё и этим король не собирался. Он умылся холодной водой, почти не принёсшей облегчения. Схватил кувшин и опрокинул его содержимое на голову, на мгновение задохнувшись от холода.

Вода струилась по волосам, проникала за шиворот, бежала по вискам и щекам. Да, щёки были мокры именно от воды — Дик убеждал себя в этом из последних сил, смаргивая слёзы.

Анна была сражена горем, а он даже не мог её утешить. В груди поселилась пустота. Привычное к действию тело продолжало ходить, есть, говорить, отдавать распоряжения, тренироваться по утрам в бое на мечах и топорах. Но всё это Ричард делал неосознанно. Сознание словно заволокло тёмно-синим туманом. Лишь одно происшествие на несколько мгновений вырвало его из отупения.

   — Мой король!

Дик остановился и кивнул. Джон поклонился ему намного изысканнее, чем обычно. На лице юноши блуждало какое-то странное выражение. Решительность соседствовала с неуверенностью.

   — Я тебя слушаю.

   — Я только узнал... — начали они одновременно.

Дик слегка поморщился. От соболезнований и наигранной скорби придворных из глубин души поднималась чёрная ярость. В такие мгновения хотелось не стоять, выслушивая заверения и признания, не кивать с пониманием и вздохом, а хвататься за меч.

Вряд ли Джон действительно жалел о смерти брата. Они ведь практически и не виделись. Узы дружбы их не связывали, хотя, видит Господь, король ничего так не желал, как этого.

   — Я не в состоянии понять вашего горя, простите, — честно признался юноша.

Ричард удивлённо приподнял бровь.

   — И я хотел бы поговорить с вами о делах государственной важности, — Джон перевёл дух, а затем выпалил: — Я ваш старший сын. Я предан вам безмерно. И теперь, когда Эдуард мёртв, почему бы вам не назначить меня престолонаследником? Поверьте, я смогу защитить свою жизнь и королевство!

Дик вздрогнул. Оглядел сына с ног до головы. Под его взглядом юноша отступил, но всего на шаг. Гордо вскинул подбородок и сжал кулаки.

   — Ни-ког-да, — Ричард зло рассмеялся и повторил: — Никогда, Джон Глостер. На королевском гербе Англии не будет чёрной полосы!

Юноша моргнул, словно просыпаясь, и склонился, низко опустив голову. Наверняка перед его глазами сейчас стоял герб Глостера с полосой бастарда.

Ричард никогда не попрекал его незаконнорожденностью. Мальчик был совершенно не виноват в этом. Даже наоборот, Дик чувствовал свою вину перед ним. Но подобное предложение оскорбило короля до глубины души. Не для того он отстранял от трона детей Эдуарда IV, чтобы отдать королевство собственному бастарду.

   — Своим наследником я назначил графа Уорвика, сына своего брата Джорджа Кларенса. Вторым престолонаследником станет Джон де ла Поль, граф Линкольн, сын старшей сестры, герцогини Елизаветы Саффолк. И никак иначе! Иди.

Джон поклонился ещё ниже и поспешил отойти. Почти убежал.

Следовало послать за ним — не сейчас, позже, когда остынет, поговорить, попробовать объяснить причину жестокой отповеди. Но на это у Ричарда уже не осталось сил.

Король прошёл дальше по коридору, толкнул тяжёлую дверь и вошёл в покои Её Величества. Анна даже не подняла головы. Она сидела за арфой, но руки её лежали на коленях.

   — Моя госпожа... — он миновал разделяющее их расстояние, коснулся руки супруги. — Вы трапезничали?

   — Господу виднее, когда призывать к себе, — проронила Анна вместо ответа. — Зачем сопротивляться болезни, если там я встречусь с сыном...

Голос казался безжизненным, словно королева уже находилась далеко, в горних высях, а здесь оставалось лишь бренное тело. Тело, которое Ричард не желал терять.

   — Не оставляй меня... Моя жизнь — это ты...

Она не ответила. Дик окинул комнату взглядом. Поднялся и направился к дальнему углу, где стояла его лютня.

Пальцы пробежали по струнам, едва касаясь, извлекая на свет печальную мелодию. Кажется, Дик играл её в Миддлхейме почти перед самым отъездом. А возможно, сочинил только что.

Он играл, заполняя звуками злую звенящую тишину. Разрушая дыханием струн хрустальную стену, медленно встававшую между ним и его Прекрасной Дамой. Дик не помнил, когда лютне начала подпевать арфа. Вначале молодой король принял её за отголосок плача собственного сердца. Он обернулся и увидел бледную улыбку, окрасившую губы Анны.

   — Замок Миддлхейм ежедневно обслуживали до трёхсот слуг, не считая воинов, посменно несущих караул во всех покоях. Никто чужой к принцу не входил, его распорядок не нарушался ничем и никем.

Король кивнул и поспешил отвести взгляд в сторону.

Когда цокот копыт возвестил о приближении процессии, Френсис сбежал вниз, чтобы лично приветствовать Его Величество. Виконт понимал, какую потерю тот пережил, но не ожидал застать короля в подобном состоянии. Друга он попросту не узнал. Вместо Ричарда на гнедом Серри восседал какой-то другой человек — ожившая статуя из льда и камня.

Он по-прежнему, оставался лучшим — спрыгнул на землю, почти бегом пересёк двор, кивнул в знак приветствия, даже выдавил дежурную улыбку, но делал всё будто через силу. С каждым движением в Ричарде стонало и рвалось что-то жизненно необходимое. И Френсису становилось страшно оттого, что никто, кроме него, не замечает этого.