Резня в ночь на святого Варфоломея - Страница 12

– Я вдвойне в долгу перед Небесами, – сказала Екатерина, обо всем узнав, – во-первых, за то, что коннетабль отомстил за короля его врагам, а во-вторых, за то, что враги короля покончили с его коннетаблем.

Мир, подписанный в Лонжюмо «наспех, как попало» (март 1568), едва ли тянул хотя бы на перемирие. Католики продолжали охоту на гугенотов, протестанты отказались покинуть свои крепости, в особенности Ла-Рошель. Этот огромный порт укрывал флот корсаров, которые содержали себя за счет грабежа галионов Филиппа II. Вильгельм Оранский и его брат граф Людовик Нассау, вожди нидерландских повстанцев, получили в силу благосклонности своих единоверцев базы для действий на море и сколько угодно добровольцев. Королева, испытывавшая постоянный страх перед иностранным вторжением, грозила страшными карами тем, кто теперь дерзнул бы втянуть Францию в конфликт с Испанией.

1568 г. отмечен решающим поворотом. В то время как католики по побуждению папы Пия V и иезуитов трудились, дабы основательно исправить свою Церковь, Екатерина Медичи стала решительной противницей протестантов. После восьми лет попыток управиться с ними, найти в них опору против испанско-гизовской партии, она сделала вывод, исходя единственно из политической целесообразности, об их слабости и отсутствии в них национального духа. Если так, рассуждала она, лучше вернуться к политике Генриха II и доверить своему старшему сыну роль защитника веры. Символом того, что с прошлым покончено, было то, что Лопиталя отправили в отставку. Следом за кардиналом Лотарингским, в Королевский Совет вошли итальянцы: Бираг, Гонди, Гонзаго-Невер, преданные слуги госпожи Медичи, но досадно приверженные к вероломным и коварным способам действий, обычных для князей их малой родины.

Достопамятное заседание Совета (1 мая 1568) закончилось поражением последних поборников умеренности. Отныне религия станет вдохновлять на борьбу, сопоставимую с враждой гвельфов и гибеллинов, а монархия идентифицируется с одним из лагерей. Отвратительное начинание быстро утвердилось в свете нового порядка вещей. Дойдя до крайности, вроде той, которую она не простила гугенотам, Екатерина пожелала захватить Конде и Колиньи, засевших тогда вместе в замке Нуайе. Однако Таванн, которому поручили операцию, чтил рыцарский кодекс чести. Он дал вождям протестантов возможность вовремя бежать, после чего с умиротворенной душой отдал на разграбление покинутый замок.

И вновь немедля вспыхнуло «горнило ярости». Повсюду поднялись гугеноты, призывая в свои ряды ветеранов Итальянских войн и вступив в союз с Вильгельмом Оранским и немецкими князьями. Побережью угрожал английский флот. И война заново развернула цепь грабежей, преступлений и ужасов.

Новый эдикт запретил реформированный культ, предписал пасторам покинуть королевство. Он лишь подтвердил отставку Лопиталя и новые настроения королевы. Однако флорентийка не намеревалась предоставить все выгоды нового положения дому Гизов и их главе, молодому герцогу Генриху. Многочисленная клиентела Лотарингцев требовала для этого юнца командования армией, в надежде, что он добудет себе славу, подобную отцовской, и станет католическим героем. Но этого ореола Екатерина не желала ни для кого, кроме своего любимого сына. Генрих, герцог Анжуйский, которого называли Месье, стал в восемнадцать лет главным наместником королевства и главнокомандующим армии. Его матушка исступленно пеклась об его успехах, предписывая ему, как себя вести в своих ежедневных посланиях, а в трудные периоды лично являясь в его штаб-квартиру. Лучшей услугой, которую она ему оказала, стала опека Таванна.

Силы двух партий, умноженные за счет многочисленных наемников, мало чем отличались друг от друга. Они пустились в долгую заварушку, не брезгуя грабежами и чудовищными пытками мирных жителей, попадавшихся им на пути. Первое значительное столкновение имело место при Жарнаке. Здесь Таванн разбил протестантов. Оно не привело бы к существенным последствиям, если бы Конде, рухнувший с коня, не был умерщвлен, а герцог Анжуйский не проявил бы свою доблесть (13 марта 1569).

Отдавая дань уважения мифу о королевской крови, за которую войска платили такую цену, Жанна д'Альбре, королева Наварры, и принцесса Конде привезли своих юных сыновей в гугенотский лагерь. В сущности, адмирал остался единственным главой протестантской партии.

В другом лагере мощная пропаганда представляла Месье как надежду и главного бойца за дело католицизма. За несколько месяцев юный принц сумел приобрести военный опыт, который позволил ему затем снискать честь победы при Монконтуре. Эта ужасная баталия – стремительная, горячая, мудро проведенная, произошла 3 октября 1569 г.

Сперва удача колебалась и отвернулась от протестантов, когда адмирал, раненный в рот, вынужден был отступить. Швейцарские наемники перерезали до последнего всех немецких ландскнехтов, своих конкурентов Множество пленных французов встретили бы ту же участь, не вмешайся Месье. Генрих проявил рыцарскую доблесть и качества стратега. По всей Европе прогремела его слава, воспетая Ронсаром.[40] Его сравнивали с Александром, с Цезарем. Филипп II прислал ему почетную шпагу. Елизавета Английская и то была взволнована, пожелала увидеть портрет этого полубога и почувствовала, что сердце у нее не на месте.

Подобный триумф вывел из себя Карла IX. Король не выносил брата, предпочитаемого не только Екатериной, но также их младшей сестрой Маргаритой (Марго), к которой оба относились весьма пылко. Бросая вызов матери, король поспешно принял командование и в жажде трофеев предпринял осаду Сен-Жан-д'Анжели. Королевская армия разбилась об эту неприступную твердыню, потеряла плоды победы и дала Колиньи время восстановить свои силы.

Католики все еще верили, что адмирал ослаб, деморализован, засел за своими укреплениями, и вдруг увидели, что он перешел в наступление, прошелся по югу, захватил Лангедок. Вот он уже очутился в долине Роны и не скрывал своего намерения двигаться на Париж. Отравитель и два убийцы с кинжалами, подосланные к нему, оказались не в силах его остановить.

Королева, вернувшись к своему излюбленному методу, направила для переговоров двоих посланцев, Бирона и Маласси, с которыми Колиньи согласился встретиться в Монреале близ Каркассона. Бирон ничуть не скрывал своего восхищения этим человеком, постоянно побеждаемым, но «похожим на победителя».

– Если бы его не стало, – сказал он приверженцам Реформации, – мы бы вам и стакана воды не предложили.

Как бы там ни было, адмирал направил ко двору своего зятя Телиньи: гугеноты требовали как гарантию для себя, Кале и Бордо, то есть возможности надежной связи с Англией. Все протестовали. Карл IX, поддавшись дикому приступу гнева, хотел заколоть Телиньи кинжалом.

Тем временем адмирал продолжал наступать, оставляя позади выжженную землю. Он дошел до Луары. Екатерина, отбившись от Гизов, которые настаивали на католическом восстании, подписала перемирие, получившее название Сен-Жерменского договора, или Мира королевы.

– Мы завоевали бы мир оружием, а они добились его дьявольскими подписями! – воскликнул разъяренный Монлюк.

В сущности, все вернулось к 1563 г.: свобода совести, свобода культа, предусмотренного положениями Амбуазского эдикта, четыре крепости, обеспечивающие безопасность кальвинистов: Ла-Рошель, Монтобан, Ла-Ша-рите. Коньяк (8 августа 1570).

Добрый мир надлежало скрепить также добрым браком. С тем чтобы доказать свою искренность, Екатерина не поколебалась предложить протестантам сочетать свою дочь Маргариту, жемчужину Валуа, с Генрихом де Бурбоном, наследником королевства Наваррского, сыном Жанны д'Альбре и Антуана де Бурбона. Но этого было недостаточно, чтобы восстановить доверие.

Изнурение и отсутствие средств и даже определенная забота о всеобщем благе побудили между тем обе стороны разоружиться. Король потребовал от членов своего совета дать клятву уважать соглашение. Когда настал черед герцога Анжуйского, тот поклялся «так же не щадить себя, поддерживая мир, как не щадил себя на войне». В тот же день адмирал писал королеве: «Умоляю Вас, сударыня, поверить, что у Вас нет более преданного слуги, каковым я был и желаю быть».