Режим бога (Последний шаг) (СИ) - Страница 122

Проведя пальцами по аккуратно остриженным волосам и холеному, пусть и чуть больше суток не бритому, но все равно откровенно ухоженному лицу, Гатаро отступил на шаг и в раздумьях упер руки в бока.

— Так… Странно… — пробормотал он. — Всё очень странно…

При всей анатомической схожести с настоящим это тело было откровенно чужим ему: изнеженным, не привыкшим к маломальским испытаниям и, хотя тренированным, но совершенно не гибким, словно замороженный каучук. Кожа выглядела так, словно он только что вернулся с дождливого Фауста, где солнечный свет был редким гостем. Форгос попытался выполнить несколько не самых сложных упражнений из своей обычной монастырской разминки — с младенчества он делал их автоматически, не задумываясь о растяжке мышц и способе действия. Не тут-то было. Плоть не повиновалась, тело просто не желало принимать верное положение. Бывшему мэру показалось, что он запеленат в смирительную рубашку. А зачем нужны литые мускулы, если распорядиться ими правильно ты все равно не сумеешь? Это было ему непонятно.

Воспоминания двоились, и оттого бедная похмельная его голова плыла еще сильнее. Две жизни медленно соединялись в одну, но каждый день был прожит будто бы дважды и совершенно по-разному.

Тихо застонав от обреченности, Форгос рванул кран и стал горячей водой смывать с кожи запах чужой женщины, пока не ощутил себя чистым до скрипа. Только после этого он вернулся в номер и, чтобы заглушить смятенную пляску мыслей, выпил прямо из горлышка остатки содержимого бутылки, после чего долго морщился от жжения во рту и спазмов в многострадальном пищеводе. Запах и вкус он теперь чувствовал остро, как зверь, великолепно различая нюансы и немного удивляясь тому, что раньше у него так не получалось, даже до того, как подступила эта проклятая сенная лихорадка.

Что там говорил желтый всадник Мор? Объединить все воплощения во всех мирах? Но как это случилось теперь? Для этого была нужна не только Альфа, но и Омега…

И самое страшное: трансдематериализатора Тайного Кийара больше не существовало, и даже если бы можно было прокопать к нему коридор, за это никто не возьмется из-за свирепствующей там радиации.

За спиной послышался скрип кровати и сладкое причмокивание. Он обернулся. Это приходила в себя ночная гостья. Лишь теперь ему удалось разглядеть ее подробно: смуглая, черноволосая, с тяжелым лицом и томным взглядом из-под приопущенных век, невысокая, но пышная, лет тридцати или чуть старше…

— Подашь водички? — с сильным местным акцентом хрипловато пробасила она.

Форгос плеснул ей в стакан воды из-под крана и молча пронаблюдал, как она выпьет. Женщина улыбнулась, показав блестящие, как фарфор, крупные зубы, а потом снова заговорила. Голос ее стал куда звонче:

— Не надевай больше эти линзы, они тебе не идут.

— Какие линзы?

— В которых ты был вчера. Некрасивые. Твои глаза сияют, как звезды — зачем ты прячешь их? Или в вашей стране принято нарочно уродовать себя, кемлин?

Гатаро пожал плечами. Она уже успела надоесть ему своим навязчивым приторным запахом косметики, пота и вчерашних духов.

Женщина села и принялась натягивать на себя незамысловатую одежду.

— Ну и напились же мы вчера, кемлин. Я даже не помню, как тебя зовут.

— Взаимно, — ответил Форгос, хотя не помнил этого не только из-за пьянки. — Я тоже не помню, как зовут тебя, но думаю, что это не так уж страшно. Пожалуй, мне пора ехать. Я тебе что-то должен?

Она расхохоталась и, откинувшись на разобранную постель, засучила короткими загорелыми ногами:

— Нет, кемлин! Просто ты мне понравился. Видимо, мы и впрямь хлебнули лишка, если и этого ты не помнишь. Хотя, конечно, если хочешь, я не откажусь быть твоей законной женой — это если говорить о долгах.

Застегивая брюки и рубашку, Гатаро не стал отвечать. Двигаться в этом теле ему было неудобно, однако постепенно он заставил себя привыкнуть, поскольку выбора не предвиделось.

Местная все подтрунивала над ним и хихикала:

— А что? Я могла бы по утрам печь тебе лепешки и подавать их со сливками прямо в постель. А ты за это проделывал бы со мной все то, что и сегодня ночью. Какие вы, белые, глупые — вы сами не понимаете своей выгоды! Самые страстные женщины — это франтирианки!

— Ну так оставь мне номер телефона, а я подумаю, — Форгос поиграл бровями, веселя ее тем пуще, но оставаясь с виду абсолютно серьезным. — Вдруг мне и впрямь захочется лепешек.

— Со сливками! — подметила она. — И со мной.

— Именно. Тебя подвезти?

— Ну, подвези, если рискнешь в таком виде сесть за руль, — франтирианка кивнула в сторону бутылок на столе и под столом.

Поработав для нее таксистом и небрежно бросив в отсек на панели листочек с записанным номером телефона, бывший мэр взглянул на часы, а потом набрал номер франтирского аэропорта.

— Когда ближайший рейс до Узлакана?

Госпожа Иссет сочувствующе покивала:

— Да, совсем невозможно дозвониться из столицы, мэтр директор. Кийар будто отрезан от всего мира…

Директор тайбисского краеведческого музея вздохнул и жестами обеих рук пригласил ее присесть в глубокое кожаное кресло.

— Я знаю, госпожа профессор, это прискорбно. И все-таки не могу понять, что могло заинтересовать КИА в нашем захолустье? Максимум, что вы найдете в этом музее — несколько побитых молью чучел да пару каких-нибудь глиняных осколков, не поддающихся датировке.

Мать Нэфри с хитроватой улыбкой обозрела кабинет, увешанный старинными картинами, которые наверняка ни разу не выставлялись в общем зале.

— А знаете, кто жил в этом здании два столетия назад, мэтр Ривенкус?

Он сделал неопределенный жест.

— Судя по архитектуре, не более чем какие-то мещане. А вы думаете, нет?

— Я просто спросила, клянусь вам! Это вовсе не экзамен, хотя я помню вас студентом.

— А вы тогда были совсем молодым лектором и однажды читали нам что-то по истории Энку…

— Когда приболел мэтр Гариммон!

— Точно! Кстати, как он сейчас, госпожа Иссет?

— К сожалению, мэтр Гариммон скончался в позапрошлом году.

Они повспоминали общих знакомых на кафедре, и вскоре Агатти Иссет решила, что пора перейти к делу, из-за которого они с Нэфри и Ноиро приехали в бывшую столицу Кемлина.

Все получилось само собой: дочь постучалась к ней прошлой ночью и сказала, что с Ноиро теперь все в порядке и он крепко спит, а им всем осталось лишь добраться до старого дома в Тайбисе и забрать там один артефакт. Госпожа Иссет стала расспрашивать, но девушка ничего не говорила до тех пор, пока не получила клятвенного заверения в том, что ее никто не поднимет на смех. Услышав невероятную историю встречи жены кавалера Сотиса с опальным астурином Гельтенстахом, Агатти не знала, что и думать, но решила довериться интуиции дочери — все-таки та была еще и дочерью шамана Кьемме, а шаманы чувствуют много тоньше простого смертного.

Лад заверил их, что по этому адресу теперь находится краеведческий музей Тайбиса, и все вместе они набросали план, как проникнуть в подвал и достать искомое. План был хлипковат, но лучше уж это, чем ничего. Многое зависело от красноречия госпожи Иссет-старшей и ее авторитета в глазах директора музея.

— Собственно, меня интересуют не ваши экспозиции, а запасник, мэтр Ривенкус. Вы же знаете мэтра Лада?

— О, несомненно! — хохотнул директор и, пальцем «подрисовав» себе усики, изобразил голос Йвара Лада: — «Я тоже хотел бы верить в прекрасное, но, увы, господа, все ваши версии, идущие вразрез с академической наукой — не более чем фантазии романтиков!» Кстати, а как он перенес последний выпуск программы Сэна Дэсвери с Симманом и Сокаром?

Тут госпожа Иссет сделала вид, будто бы только что вспомнила, хотя все было разработано с педантичностью Лада, который учел известное тщеславие мэтра Ривенкуса:

— Святой Доэтерий, я же едва не забыла! Мы ведь добирались сюда, к вам, в одном купе с Симманом! — (И это была чистая правда.) — Когда я предложила ему посмотреть ваш музей, он с радостью согласился. Вот я и подумала: а не покажете ли вы ему ваши выставочные залы лично, мэтр?