Резервист - Страница 4

Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103.
Изменить размер шрифта:

После ее согласия завел новоприобретенный грузовик и поехал.

Тетя Роза – мать моего мастера, с которым работал на ТАПОиЧе, ташкентском авиазаводе. Когда после развала Союза переворовавший Есик линял в Израиль, я помог ему перевезти кое-что домой к матери, которая жила от нас через три улицы.

– Здравствуйте, тетя Роза.

– Здравствуй, Володя. Извини, что не пришла на похороны твоего деда, я уже настолько древняя, что скоро с ним увижусь. Говори, что тебя ко мне, старой еврейке, привело?

Ухоженная восьмидесятилетняя женщина завела меня в дом. Ее сын старше меня на десять лет, но все равно считался поздним ребенком этой очень уважаемой в махалле женщины. Ее связи, казалось, опутывают весь мир. Именно она советовала деду с бабушкой продать дом и ехать в Россию в восемьдесят девятом. Говорила, мол, Союз скоро развалится. Дед тогда долго смеялся, а зря, как выяснилось.

– Тетя Роза, продайте мне те железки, которые мы с Иосифом вам девять лет назад привезли. Вы же их не продали до сих пор? Они все равно у вас пылятся, а мне нужны.

Тогда я помог разгрузить и спрятать в сарае почти полторы тонны инструментов, если прикинуть, по нынешним ценам тысяч на семьдесят долларов. И это по внутренним, межзаводским ценам, когда производства обменивают инструменты на какой-то другой товар. А по рыночным раза в два дороже.

– Володя, ты пытаешься обмануть старую женщину? Ты знаешь, сколько это железо стоит? И ты хочешь сказать, что имеешь эту сумму? А зачем тебе тогда это железо, если есть такие деньги? Почему бы тогда тебе не уехать в Россию? Ясное дело, в Америку или в Израиль еще лучше, но ведь твоя мама не еврейка, к моему великому сожалению.

– Нужно, тетя Роза. Не спрашивайте, для чего, но мне нужен товар. Ведь деньги – это бумага, которую просто ценят за тех американских президентов, которые на ней нарисованы. Золото, к сожалению, не купишь. Так что я хочу выкупить у вас инструмент. Готов предложить пятьдесят тысяч долларов и взять оптом.

– Володя, ты думаешь, если я учительница английского языка, то ты можешь думать про меня – глупая? Мне Иосиф сказал, чтобы дешевле шести десятков тысяч американских денег даже не думала продавать. Ведь там только полотен для механических пил три тысячи, а они стоят по десять евро за одну штуку! Я, может, и училась в педагогическом институте, но читать буклеты о промышленных товарах умею.

– Тетя Роза, вы же не будете продавать пилы по одной. А продавать кучей, так у вас спросят – а не те ли это инструменты, которые пропали вместе с вашим сыном? Я же сразу переведу пятьдесят три тысячи на счет вашего Иосифа в Израиле, если вы согласны. Съездим вместе в банк, деньги положу на ваших глазах.

– Володя, ты поступаешь очень грубо, так давишь на пожилую еврейку. Если бы здесь был Иосиф, ты купил бы у него все это не меньше чем за пятьдесят пять тысяч.

– Давайте я куплю у вас это железо за такую сумму, тетя Роза? Согласны? Только перевод сделаем за ваш счет?

Я вытер пот со лба. Все же торговаться с еврейкой – это не про меня. В пот вогнала. А ведь мне все это еще грузить.

– Хорошо. Только никуда не надо ехать. Я позвоню своему троюродному племяннику, он очень умный мальчик, привезет передвижной терминал, и переведешь деньги прямо отсюда.

Тетя Роза зашла в дом. А я стал таскать ящики с инструментами в кузов. Хорошо, что не самые тяжелые попались инструменты. Не самые большие фрезы томского инструментального завода, механического полотна, твердосплавные пластины всех сплавов, типов и размеров, алмазные круги и многое другое. Ящики килограмм по шестьдесят – семьдесят, не больше. Тяжелее всего было грузить ящики с большой делительной головкой и ее принадлежностями, тут чуть пупок не развязался. Но все же чуть больше тонны высококачественного инструмента я получил. Так что перетаскивал по веранде ящики из кладовки и перекладывал их в кузов с удовольствием. Да и веранда высокая, поэтому сильно поднимать грузы не пришлось. А то прямо соревнования по силовому экстриму.

Уже когда закончил с погрузкой и допивал чай с потрясающим печеньем тети Розы, подъехал старенький, но неплохо ухоженный сотый «мерседес». Из него вышел моего возраста еврей, очень вежливо поздоровался с тетей Розой, пожал мне руку, достал дипломат, вытащил из него небольшую коробочку.

Прогнав карточку через мобильный терминал, я оставил пятьдесят тысяч зеленых на улице с таким же названием. Но все равно получилось удачно: попробуй найди в такие сроки столько товара. Я же не в Европе. Но себе пять тысяч долларов на дорогу по Казахстану и России оставил – что бы ни говорил узбек, пусть лежат в запасе.

– Володя, учти, новое место – это новые законы. Неважно где – в России ли или в Израиле. Не будь злым, не будь подлецом. Стань настоящим мужчиной, может, найдешь там свой дом. И учти, настоящий мужчина – это не обязательно герой. Это тот, кого дома ждут. Иди. Я помолюсь за тебя.

Я поклонился мудрой женщине, сел в свой грузовик и поехал домой. На душе потеплело от добрых слов. Но у меня имелось еще одно дело.

Загнав грузовик во двор, я закрыл ворота и пошел на станцию метро. Там сел на поезд и поехал на кладбище. Вышел на «Сельхозмаше» и потопал пешочком. Тут недалеко, я не тороплюсь, а мои родные и подавно. По дороге купил в ларьке бутылку водки, четыре пластиковых стаканчика и буханку хлеба. На старом кладбище, существующем еще с царских времен, прошел мимо братской могилы футбольной команды «Пахтакор», погибшей в авиакатастрофе, попал на заросшую аллейку. Прошел по ней, открыл сваренную из арматуры калитку, присел на скамью. Посмотрел на могилки. Бабушка, дядя и дед. Отец с матерью пропали без вести в Афганистане в семьдесят девятом, сразу после ввода войск. Пропали бесследно, вместе с товарищами, никто даже не смог узнать, куда подевалась группа советских ученых.

Я налил водку в четыре стаканчика, нарезал хлеб перочинным ножом. Вроде и не оружие, но пару раз ножичек меня здорово выручал. Если зажатой в кулаке рукоятью ударить по голове, мало не покажется. Три стаканчика поставил на могилы, накрыл куском хлеба. Четвертый взял себе. Помолчал, выпил, поклонился и пошел, постарался не оборачиваться. Казалось, мне в спину смотрят. Зашел в часовенку, притаившуюся на окраине, среди могил умерших в госпиталях от ран советских воинов, беженцев и эвакуированных, оставил две сотни баксов смотрителю, попросил присмотреть за могилками. И ушел. Мне дед говорил: «Щепки должны лежать там, где они упали!»

Вечером в среду, закончив упаковывать и укладывать вещи в кабине и кузове, увязывать ящики с электроникой, грузить инструмент, отошел и сел на крыльцо. Посидел, посмотрел на вещи, отмел в сторону свою депрессию и полез на чердак. Поднял тучу пыли, пока открывал старый чемодан в дальнем углу, прикрытый фанерным листом. В чемодане лежало то, о чем даже бабушка не знала – очень мало стрелявший пистолет ТТ довоенного выпуска, четыре завернутых в промасленную бумагу запасных магазина к нему (это кроме того, который находился в кармашке старой кожаной кобуры), цинк с патронами выпуска сорок пятого года. Была здесь и еще одна вещица, которую дед снял с убитого японского офицера: «Штайер Солотурн», сделанный в Австрии для Японии еще до Второй мировой – такого же калибра, как и ТТ, основательно пострелявший, с потертым воронением и пошарпанным ореховым цевьем, но хорошо ухоженный. К нему прилагались одетые на ремень с портупеей штык-нож, два подсумка из добротной, но потертой коричневой кожи с шестью магазинами на тридцать два патрона. По словам деда, австрийские автоматы были лучше ППШ, по крайней мере, менее скорострельные и более точные. Дед очень ценил этот трофей. Тем более что это оружие было любимой дедовой тайной. Он ее хранил шестьдесят лет. Тут же, в чемодане, лежали цейсовский бинокль с восьмикратным увеличением, уже изрядно помутневший, и немецкая офицерская планшетка с картой Берлина.

Я сидел на чердаке и вспоминал деда. Он не зря закончил службу старшиной роты, много чего привез…

Оригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com