Резервация.Третий эпизод - Страница 2
А в ответ услышал мычание. И какие-то дурацкие обрывки слов.
- Айк… айк… там… едный… айк…
И вдруг оборванец бросился на Антона. Схватил его своими тощими руками.
- Эй, блядь! – крикнул Гай, выхватив револьвер.
- Нет, нет! – закричал Антон напарнику. – Все нормально! Все нормально… все хорошо, - он перевел дыхание. – Он просто… плачет.
Парнишка крепко держал Антона за спину, смяв рубаху, а его тощее тело сотрясали беззвучные рыдания.
Резервация сжирает тебя, как рак. И ты становишься, как она – высушенным желтым пугалом, сбитым с шеста на землю.
«Странно, что у этого парнишки еще остались слезы. Что эта жара не высушила их» - подумал Антон, ощутив мокрое пятно на своем плече. Оборванец прижался к нему колючим лицом – дышал тяжело и жарко.
Сломанные жизни. Они в гетто на каждом шагу. Лежат под жгучим солнцем, превращаясь в сморщенных карликов.
«В таких, как этот бедолага» - подумал Антон.
Резервация – королева-мать, которая плодит чудовищ, - вспомнились ему слова напарника. Кому, как не Гаю, знать это.
Антон посмотрел на напарника.
В нем тоже ворочаются змеи, - подумал он. - Хоть он и пытается это скрыть. Все, что казалось мертвым, снова зашевелилось у него внутри…
- Нужно уезжать, - сказал Гай. – Было шумно… - он огляделся, - теперь мне не нравится эта тишина.
Антон отстранил от себя плачущего оборванца, и поднялся с колен.
- Мы должны вернуться туда, - сказал он, глядя на развалины, где на него напала собака.
Гай проследил за его взглядом.
- Ты рехнулся? Вообще слушаешь, о чем я говорю?!
Он должен был забрать тех щенят. Если уедет сейчас – резервация сожрет и его. Сбросит в дорожную пыль – пугало с шеста – и растопчет. И однажды он обнаружит себя мычащим существом, прячущимся в развалинах гетто.
- Ждите здесь, - сказал он, вытащив револьвер. – Я мигом.
- Антон! – крикнул Гай, не понимая, что происходит. – Ты совсем ебнулся?! Антон!? Да что с тобой такое?!
Но Антон уже скользил вниз по склону – забирал полные ботинки песка. Туда – к погнутому велосипедному колесу, к обвалившейся крыше, к проекциям вождей на кирпичных стенах.
Дурная кровь, - думал он, смотря под ноги, – рано или поздно выкинет какой-нибудь фортель.
Он перескочил велосипедный руль и впрыгнул в темный барак. Включил фонарь – взрезал набухшую тьму, вывалив из нее кучи строительного хлама. Увидел тот угол, откуда на него бросилась псина. Ее саму – черный мохнатый мешок на песке, блеснувший отблеском глаз. Скакнул вперед, к щенятам. Но угол был пуст. Луч фонаря заметался по сторонам, то там, то там – зигзагами, восьмерками – по стенам, по кучам мусора, по песку. Щенят нигде не было.
- Что за хрень? – прошептал Антон. Он затих, прислушавшись. Но ничего не услышал. Только как дышал сам, с присвистом – как будто отцовскими легкими.
«Ты давно пил свои таблетки?»
Странный вопрос в неподходящем месте – ночью, на задворках гетто. Но что, если Гай был прав? Хороший коп с правильными вопросами...
«Так давно ли ты пил свои таблетки, напарник?»
Гай знал, что Антону назначили курс лечения антидепрессантами. Но что он мог знать о причинах? О гребаном алкогольном делирии?
Порой Антону мерещились странные вещи, но никогда галлюцинации не сплетались с реальностью настолько сильно. Никогда не выходили из-под контроля.
«Бросите таблетки – и вскоре не сможете отличать реальность от галлюцинаций. А значит – мне придется рекомендовать отстранить вас от работы. И направить на принудительное лечение в стационар»
Врач говорил спокойно и тихо. Так, что даже не заглушал манометра, тикающего в его кабинете. Антон сидел на кушетке и застегивал рубашку. Живот ныл от пульпаций – у врача были сильные пальцы, несмотря на обманчивый внешний вид. Лысина, очки и тонкие седые усики. Этот человек мог запросто сломать Антону ребра.
«Запомните, - сказал врач, - галлюцинации возникают не во время вашего злоупотребления спиртным. Но после. Когда вы уверены, что похмелье кончилось и можно со спокойной совестью идти на работу... »
Антон собрался и ушел. Купил в аптечном киоске таблетки по рецепту и бутылку воды. Это было месяц назад. Он не помнил, когда бросил лечение. Наверное, когда решил, что завязал с выпивкой.
Антон вынырнул из воспоминаний и обнаружил себя идущим к выходу из барака. Он оглянулся – собака лежала все там же.
Тупая псина!
Он покачал головой и с улыбкой вышел на улицу. И сразу почувствовал обжигающие лицо песчинки. Прикрылся рукой от поднявшегося ветра и сквозь пальцы посмотрел на дорогу.
- Господи! - выдохнул он.
В свете фары маячила тень. Это был Гай - он что-то кричал и размахивал руками.
Догадаться было несложно – их услышали. И теперь со стороны песчаного квартала к ним кто-то приближался.
Антон побежал, прикрываясь от порывов ветра, от песка, летящего в глаза.
Что-то зарождалось там – по ту сторону дороги, в бесплодных пустырях. Во тьме. Какая-то ужасная сила поднималась от земли – со сверканием молний и грохотом грома.
- Твою мать, твою мать!.. - Антон вцепился в песчаный склон руками и начал карабкаться вверх. А Гай в это время уже заводил мотор Седана.
Антон выскочил на дорогу и увидел вдалеке фары приближавшихся из-за горизонта машин. Их было много – они мельтешили в ночи, как светлячки. Антон заметил оборванца, сидящего в пыли. На бегу, он подхватил его под мышки и затащил на заднее сидение. Сам плюхнулся туда же и захлопнул дверь. По обшивке седана забарабанили мириады песчинок – слились в беспрерывный гул. И Антону на миг показалось, что их погребет под этим песком.
- Гони, гони отсюда!.. – в испуге, скороговоркой выплюнул он. – Гони, Гай…
Гай развернул Седан юлой. Волна песка из-под колес взмыла вверх, и Гай ударил по газам. Машина рванула с места, мигнув задними огнями. Они помчались прочь, освещая дорогу только одной расколотой фарой.
- Ни черта не видно! – сказал Гай, всматриваясь в лобовик, по которому вяло елозили дворники, сгребая пыль и песок. Он накинул ремень безопасности. – Слетим на раз!
Антон перебрался на переднее сидение. Дорога и впрямь была слепой – свет вяз во тьме, выхватывал песчаную желтизну у самых колес. Гай держал руль крепко, так, что побелели костяшки его пальцев.
Сзади оборванец забился между сидушками, накрыв голову руками. Он что-то бормотал, но гул ветра и песка делал его голос почти неслышным.
Антон глянул в боковое зеркало – где-то там, за летящими по ветру песчаными лентами, мелькали кругляки зажженных фар. Не меньше десятка – как-то уместились на узком дорожном полотне.
- Они догоняют, - сказал Антон.
Гай оглянулся. И тут же вернулся к дороге.
- Посмотрим, - сказал он, сжав рулевое колесо.
Сзади послышались хлопки. Может, стреляли, а может ветер бросался спекшимся песком.
- Стреляют? – спросил Антон.
И после его слов у Седана лопнуло заднее стекло – разлетелось по салону острым дождем. Внутрь тут же ворвался порыв ветра, швырнул песком – жгучим, как дробь.
- Твою мать! - оглянувшись, крикнул Гай. - Заткни его чем-нибудь! А то нас засыплет…
И в это время дорога впереди вспыхнула ярким светом. Густой, он прошил седан насквозь, как рой трассирующих пуль. Все, что увидел Гай, перед тем, как машина перевернулась – стальной отвал, сведенный в виде наконечника стрелы. И они налетели на этот отвал со всей дури – прошли по касательной. Стальной, острый край отвала содрал боковину седана, как кожуру, плюнул искрами, и сбросил полицейскую машину с дороги. Вниз, к песчаным дюнам, к комкам сухих кустарников. Автомобиль рухнул на бок, заскользил по песку, но потом его развернуло, и он несколько раз перевернулся, прежде чем остановиться. Фара все еще горела, выхватывая из темноты кружащий в воздухе песок. Седан лежал на крыше – поверженный, пойманный в силки зверь.
Гай пошевелил руками – отцепил их от руля. Потом отцепил руль от себя – его впечатало в рулевое колесо, мышцы сплющились, как пластилин. Ему казалось, он поломал несколько ребер. Во рту стоял привкус крови. Гай поглядел на Антона – его напарник успел накинуть ремень, это его и спасло. Иначе вылетел бы из машины и превратился в фарш. Отвал прошелся с пассажирской стороны – вывернул двери, как кости из вареного мяса.