Революция. Зов Бесконечности - Страница 39

Все языки мира — почти все, за исключением нескольких древних языков — создают эту иллюзию двойственности. Если вы захотите узнать, что такое дух, и заглянете в словарь, вы найдете определение: «Это то, что не является материей». А если захотите узнать, что такое материя, то найдете следующее определение: «Это то, что не является духом». Полный абсурд.

Вы не знаете ни что такое дух, ни что такое материя. Поэтому материю вы определяете как «не-дух», а дух как «не-материю». Определения кажутся очень ясными и четкими, но, по существу, никто не может определить их по отдельности. Потому что они неразделимы; они едины. Они так же едины, как горячее и холодное — горячее само по себе ничто, горячее не отделено от холодного. Это одна и та же лестница, одна энергия. Но разграничение может быть полезно.

Жизнь и смерть тоже не разделены. Это одна и та же энергия, только в действии и в покое. Вы не будете называть энергию отдельной лишь потому, что она перешла в состояние покоя. Говорите вы или не говорите, вы один и тот же — когда вы говорите и когда молчите, это все вы. Вы не становитесь двумя только из-за того, что разговор и молчание выглядят так по-разному; вы остаетесь одним.

В мире религии это разделение привело к серьезным проблемам. Когда вы думаете, что отделены от тела, вы начинаете бороться с телом. Тогда божественное представляется вам дьявольским, тогда вы считаете, что тело привязывает вас к мирскому. Тогда вся ваша жизнь становится подавлением.

И если вы считаете, что Бог отделен от мира, то, естественно, вы начинаете думать, что мир отвлекает вас от Бога. Поэтому вы убегаете от мира — уходите в монастырь, в пустыню, или в лес, так чтобы мир не мог затянуть вас в свою трясину.

Но когда вы начинаете видеть, что Бог и мир — это одно, ваше отношение к жизни совершенно меняется. Вы перестаете отвергать жизнь, вы становитесь жизнеутверждающим.

Кабир — жизнеутверждающий мистик. Он никогда не оставлял своего дома, жены, детей. Он никогда никуда не уходил; никогда не уходил в Гималаи. Он жил в своем доме и вел обычную жизнь семьянина – и, тем не менее, стал просветленным. Он никогда не избегал никаких ситуаций. Он всегда оставался укорененным в мире: он был мирским, и в то же время религиозным. Это высочайший синтез.

Именно этого я желаю своим саньясинам: Будьте в мире, потому что это мир Бога. Любите жизнь, и ваша любовь к жизни станет любовью к Богу. Погружайтесь в жизнь, и чем глубже вы будете в нее погружаться, тем яснее вы будете видеть, как мир меняет свои качества. Когда вы погружаетесь глубоко в землю, она становится небом, когда вы погружаетесь глубоко в тело, оно становится душой. Весь вопрос только в глубине.

Кабир говорит:

Я слышу звук экстатической флейты,

Но не знаю, кому она принадлежит.

И никто никогда не знал. Только песню можно услышать; певца никто никогда не видел. Слышна лишь музыка; никто не знает, кто музыкант. И музыкант вовсе и не нужен, танцор не нужен — танцор растворился в танце, певец стал своей песней.

Запомните, в чем состоит разница между танцором и танцем. «Танцор» — это нечто статическое. «Танец» — это что-то подвижное, динамическое, живое. Танцор закрыт, танец открыт. Танцор ограничен, определен. Танец всегда остается произвольным. Танцор — это заблокированная, застоявшаяся энергия. Танец подобен реке. Представляйте Бога как движение, динамизм, энергию. Не представляйте Его как нечто вещественное, материальное, статическое. Представляйте Бога как действие — как творчество, а не как творца.

Я слышу звук экстатической флейты,

И когда вы будете молчаливы, когда вы будете слушать, вы услышите звук, вы услышите музыку. Это экстатическая музыка — но исполнителя нет.

Но не знаю, кому она принадлежит.

Лампа горит, но в ней нет ни фитиля, ни масла.

JOT BARE BIN BATI.

Кабир говорит: Это чудо! Я в недоумении.

Лампа горит, но в ней нет ни фитиля, ни масла.

Это противоречит всякой логике, это абсурд. Такого не может быть, но это так. Танцора нет — есть только танец. Это нелогично — как может быть танец без танцора? Чтобы понять это, нужно научиться танцу, нужно получить собственный опыт.

Одним из величайших танцоров этого столетия был Нижинский. Зрителей всегда изумлял его танец. Никогда ни до, ни после него никто не видел на сцене такого чуда. В некоторые моменты Нижинский настолько растворялся в своем танце, что зрителям начинало казаться, что танцор исчез. И происходило настоящее чудо: он начинал подпрыгивать так высоко, что это было просто невозможно по законам гравитации. И не только это — когда он затем опускался, он опускался настолько медленно, что можно было подумать, что он управляет движением по собственной воле. Он не падал вниз, как обычно, а медленно опускался, как будто был совсем невесомым, как перышко или сухой лист, который медленно-медленно падает с дерева без всякой спешки.

Его снова и снова спрашивали: «Как это происходит?» И он отвечал: «Когда я хочу этого, это никогда не происходит. Я пытался, и у меня ничего не получалось. Всякий раз, когда я прикладываю усилия, я терплю неудачу; полную неудачу. Но когда я растворяюсь в танце, когда я полностью исчезаю, мой вес внезапно тоже исчезает. Это удивляет меня не меньше, чем вас, потому что это противоречит всякой логике. Я перестаю ощущать гравитацию. Это не то, чтобы мне удавалось опускаться медленно; нет, это просто происходит. Когда меня нет, происходит чудо».

Нижинский понял бы, что имеет в виду Кабир, говоря, что нет того, кто играет на флейте. Бог стал Своей флейтой, Своей песней; Бог стал Своим творением. Он растворился в вас, в деревьях, в камнях. Он больше не существует как некий субъект. Он стал своим миром, своим творением. Есть одна известная дзенская история — нелогичная, как все дзенские истории.

Император как-то попросил одного художника нарисовать на стенах своего дворца Гималаи — он очень любил Гималаи. Художник был дзенским мастером; он сказал, что ему потребуется три года — три года на то, чтобы пожить в Гималаях и почувствовать их. Император удивился:

— Тебе нужно три года?

Художник ответил:

— Да, я прошу лишь минимум времени — если я не стану частью Гималаев, я не смогу написать их. Как я могу их узнать? Я должен пойти и раствориться в Гималаях.

Через три года он вернулся и расписал дворцовую стену — за три дня. Император пришел посмотреть. Это было чудо: он никогда не видел такой красоты — даже настоящие Гималаи были не столь красивы. Император был поражен, и он спросил:

— Я вижу дорогу, огибающую склон горы. Куда она ведет?

Художник ответил:

— Подожди, я пойду посмотрю.

И он исчез в своем творении. Больше он никогда не вернулся.

Эта история абсурдна, но многозначительна. Она несет в себе глубокий смысл. Это то, что пр изошло с Богом — Он исчез в своем творении. Он больше не существует отдельно. Его можно найти только в дереве, танцующем на ветру, или в реке, прокладывающей свой путь к океану, или в смеющемся ребенке. Теперь Его можно найти только в Его творении.

Так что те, кто ищут Бога как нечто отдельное от существования, ищут напрасно.

Лампа горит, но в ней нет ни фитиля, ни масла.

Лотос цветет, но он без корней.

Лотос без корней, лампа без фитиля и масла. Флейта, исполняющая музыку, но никого, играющего на ней. Все беспричинно. Да, в этом нет логики. Но жизнь и не должна быть логичной. Логика — это порождение человека, жизнь больше этого. Кабир пытается передать свой опыт беспричинного — свое переживание чистой энергии, энергии, которая неличностна.