Революция низких смыслов - Страница 4
Весь пафос выступления М. Ф. Шатрова был в другом. От участников совещания потребовалось сразу же ответить на вопрос: «С кем вы, мастера культуры?». И подписать телеграмму в ЦК КПСС от имени совещания с осуждением несчастной статьи Нины Андреевой, где, кстати, был задет лично Шатров. Совещание сразу же приняло (вместо обещанного, делового, по выработке документов) вид откровенной политобработки. Молодых приобщали к большой политике, определяли в «общенародное движение» возмущающейся великодержавным шовинизмом трудящейся интеллигенции. А далее? Далее шли утверждения в необходимости «откалывать» как можно больше людей от социально-пассивной части общества. Призывалась молодежь понять «судьбоносный момент» нашей жизни в канун XIX партконференции. Естественно, критиковался в «духе времени» административно-командный метод, у «любителей» которого «наибольший страх» вызывал почему-то именно театр.
В зал с великим убеждением и пылкостью была брошена мысль: «В попытках студий все время пробивались семена, брошенные Октябрьской революцией» (?!). Октябрьскую революцию на этой конференции явно «сдавали», но все же страшно осторожничали, — ведь впереди маячила XIX партконференция!.. Мы были поставлены в известность, что идет идеологическая борьба и борьба напряженная. В конце концов, все мы, участники профессиональной конференции, творческие люди, были объявлены «детьми XXVII съезда», «людьми передовой». Так что «не подставляйтесь по глупости, по легкомыслию», — отечески напутствовал Шатров делегатов совещания, как будто мы составляли некое тайное общество революционной или антиреволюционной (?!) подпольной деятельности.
Михаил Филиппович честно отметил, что он «не касался проблем, связанных с уровнем искусства» в виду «большой субъективности его» (уровня? — К.К.).
Желающих оспаривать данное утверждение драматурга не нашлось, тем более, что впереди были еще дни работы, на которых все надеялись услышать то, за чем, собственно, и ехали. Но осталось странное чувство, «вспомненное» сейчас, при чтении «огоньковского» интервью с Шатровым. Все напоминало «политическую акцию», шло поперек жизни, реальных проблем театров и реальных ожиданий людей. Было определенное ощущение, что тебя активно «ориентируют в ситуации», манипулируют твоим сознанием, попросту обрабатывают — никакой возможности включиться в диалог не было. Все здесь говорилось не нашими словами. Диалог, собственно, и не был предусмотрен. Открыв совещание и сказав свои партийные установочные речи, секретари СТД (Союза театральных деятелей) удалились.
И вот интервью — «Неодолимость истины»… Все та же любовь к многозначительным тяжелым словам — неодолимость истины, судьбоносный момент… И снова агрессия обращения к тем, «кому пепел оболганной, преданной и расстрелянной Сталиным Октябрьской революции постоянно стучит в сердце…». Пепел революции стучит? Эпитеты тоже сильные. «Я, — говорит Шатров, — участвую своими пьесами в политической борьбе…» Да, участвует: развернул активную компанию против плохого Сталина в защиту хорошей Революции. Этот призыв к переделке всех и вся в «политиков», особенно в области искусства, несколько, мягко говоря, смущает. Кажется, что осуждаемая схема «застойного периода», сегодня вновь взята на вооружение. Добиваются политического лидерства, власти — как залога творческой осуществленности и самовыражения, как залога быть допущенными к кормушке.
Сколько раз было напомнено обществу в разных вариантах и разных печатных изданиях о «запрещении» пьес и спектаклей по пьесам М. Ф. Шатрова! Аж в ЦК запрещали! Есть тут что-то от позы возмущенного страдальца. Но и расчет. Конфликт «там», на уровне «высоких небесных сфер», не раз придавал дополнительную значительность в былые времена «драмам революции» самого известного ревдраматурга советского периода «застоя». Не дотянуться, ох не дотянуться даже поднявшись на цыпочки, многим драматургам, которых запрещали в более «низких» инстанциях в те времена, когда «драмы революции» шли на сцене МХАТ. Тоскливо, когда вопрос о пьесе «Так победим» разрешается на уровне ЦК КПСС. Жуть берет, когда требуется уровень члена Политбюро для разрешения вопроса о грузовиках, как это было в Армении.
Не вспомню, кто из критиков первым сказал о «монополизации ленинской темы» Шатровым. Критик этот, безусловно, отразил мнение театральных людей не раз звучавшее в устных разговорах. Я не берусь судить о сознательности или случайности такого избранного «одиночества». Но то, что «ленинская тема» представлена сегодня только Шатровым — это факт реальности. Думаю, что совсем не пример «тридцатилетних гонений» является причиной такого гордого одиночества и уроком для молодых авторов. Снова запинаюсь о «гонения»; снова вспоминаю истории провинциальных режиссеров, московских драматургов. Спросите их. Любой много порасскажет о своих «хождениях по мукам». Но им слова не давали. Так если не в ЦК «запрещали» (или все-таки разрешали?), то уже твоя судьба и не в счет? Бедная провинциальная Россия — ее история не запечатлена. Как слезы в подушку! Была, была у Михаила Филипповича реальная возможность помочь молодым драматургом. Но объединение «Дебют», им возглавляемое на базе московского Театра им. Ленинского комсомола, было закрыто не волей чиновников. А были, между прочим, и деньги, специально выделенные для поддержки молодой драматургии. И помещение, и штат… «Дебют» блестяще был провален и закрыт его руководителями, в том числе и лично М. Ф. Шатровым. Пущенное в ход объяснение — нет, мол, талантливых пьес, извините, мы-то думали… — не помогло, а скомпрометировало не одно молодое имя, но целое поколение драматургов.
Конечно, «драмы революции» ставили и еще какое-то время будут ставить. Раньше ставили потому, что «табель о рангах» театрального репертуара требовал определенного процента юбилейных, «датских», спектаклей. Надо же было всем демонстрировать интерес к политике. Сегодня новых пьес нет, а потребность в них изменила оттенки. История стала интересовать многих искренне. Да и потом постановка пьесы секретаря СТД — это, как минимум, гарантия для провинциального театра визита московских критиков, возможность таким образом обратить на себя внимание.
Но все это — следствия, а не причины монополизации темы. О первой причине рассказал сам Шатров в интервью: быть допущенным, посвященным надо. И тут, как нам поведали, не обойтись без добрых людей в ЦК и Институте марксизма-ленинизма (ИМЛ). «Допущен в архив» — это звучит так же, как возведенное в энную степень обладание японским телевизором, видео, заграничными вояжами. Каким образом драматург, например из Вологды, может стать обладателем японского телевизора или читателем «тамиздательской литературы» наших «противников», коих читал Шатров?
Сегодня избран тот, кто обладает информацией, успел первым. Участвовать в дележе и гонках такого рода по-настоящему творческому человеку не с руки. Так что в «обломовской лени» иных провинциалов, не стремящихся стать прогрессивными драматургами и «участвовать пьесами в политической борьбе» как Шатров, есть своя, временем определенная нравственность.
И все-таки, даже это не главное. Простой вопрос следует задать: что же это за тип такой, политический драматург? Что за удивительное порождение времени? Не припомним и не найдем мы такого типа в истории. Да, есть политический театр Бертольда Брехта. Даже такой «политический драматург» XVIII века как императрица Екатерина II писала свои сочинения в соответствии с художествен- ными нормами своего времени. И в своих антимасонских комедиях, например, не цитировала сочинения масонов и не выводила реальных персон. Хотя, и это понятно, как волновали ее эти люди, особенно после 1789 года. Нормальное ли это для искусства явление — политический драматург Шатров? Мастер художественного слова Брежнев? Правда на экзаменах по истории партии нас не спрашивали о «художественных достоинствах» брежневских сочинений, а «сыпали» вопросами о количестве га, распаханных на целине (естественно по цифрам брежневских брошюр). Вот она, литература, которую «проходят» в курсе истории партии. Вот она, ложь и об искусстве. Не случайно, думается, М. Ф. Шатрову прислали записку, где признаются, что историю СССР изучают по его пьесам!?